Валентин Йорданов: «Самое большое впечатление — выступление российских вольников. — А чем бы вы занялись, если бы ушли со своего поста

07.03.201927.05.2017

Легендарный борец Валентин Йорданов в интервью wrestdag. ru рассказал, почему остался на должности президента Федерации борьбы Болгарии, поделился впечатлениями о состязании вольников в Ташкенте и оценил организационный и спортивный уровень чемпионата мира.

— В этом году вы намеривались покинуть пост президента Федерации борьбы Болгарии, но вас уговорили остаться. Чем было вызвано ваше решение уйти?

— Я с 1998 года руковожу Федерацией, за это время накопилась усталость, было и некоторое разочарование. Как ни стараешься, а интерес в стране к борьбе падает. Наш вид спорта — тяжелый, и, чтобы в нём добиться результатов, надо много трудиться, но молодежь этого не хочет делать, она ищет легкие пути. Кроме того, в Болгарии сейчас непростая экономическая ситуация, и мы не можем предложить борцам такие же материальные стимулы, как во многих других странах. Но в тоже время мы добились того, чтобы все наши сборные обеспечивались всем необходимым, чтобы выполнялся план подготовки наших команд к международным соревнованиям.

Я предложил нашей Федерации подыскать мне преемника и дал время, чтобы это можно было сделать спокойно и без суеты. Но члены бюро Федерации и тренеры сборных команд попросили меня остаться. У нас были долгие дебаты, и я не мог отказать в их просьбе.

— А чем бы вы занялись, если бы ушли со своего поста?

— Никаких конкретных планов у меня не было, но могу сказать вам, что, чем бы я не занялся, я бы продолжал помогать болгарской борьбе.

— Что можете сказать о выступлении представителей Болгарии в Ташкенте?

— Мы рассчитываем на три медали в трех стилях борьбы. Пока у нас только «бронза» в женском стиле. Надеялись, на нашу титулованную Станку Златеву, но она во втором круге, выигрывая у монголки, упустила победу и выбыла из соревнований. В вольном стиле мы остались без наград, хотя в категориях до 61, 65 и 74 кг, в которых у нас выступали перспективные ребята, вполне могли что-нибудь завоевать. Теперь все надежды связаны с греко-римской борьбой, где у нас есть неплохие шансы, чтобы выполнить медальный план.

— Какие впечатления у вас остались от состязаний вольников?

— Самое большое впечатление — великолепное выступление российской сборной, завоевавшей пять золотых медалей. Причем все пятеро чемпионов показали очень яркую борьбу.

— Главной сенсацией чемпионата стало поражение Джордана Барроуза. Приходилось слышать мнение, что, если бы не травма американца, исход проигранного им полуфинала с Денисом Царгушем мог бы быть иным.

— Видно было, что Царгуш тщательно готовился к встречи с Барроузом и вышел на неё с большим настроем. Возможно, травма сказалась на борьбе американца, но ведь он выиграл у всех других соперников, а россиянина не смог победить. Причем проиграл ему с разгромным счетом. Так что я бы не стал принижать победу Царгуша, сегодня он оказался сильнее грозного соперника.

— Как вам в целом чемпионат в Ташкенте — организация, судейство, уровень борьбы?

— Внесенные изменения в правила позитивно сказались на зрелищности схваток. Возросла активность борцов на ковре, они стали проводить больше технических действий. На хорошем уровне — и судейство, хотя не обходится без шероховатостей. Смущает меня только один момент: стоит ли чемпионаты мира по трем стилям борьбы проводить за один раз? Соревнования, длящиеся неделю, утомительны для организаторов, судей, гостей и зрителей. Думаю, было бы лучше, если бы чемпионаты по каждому стилю проводились в разных городах, или же можно было бы совместить женскую борьбу с вольным, либо греко-римским стилем. Этот вопрос поднимают многие, и, думаю, он должен стать предметом обсуждения нового руководства FILA.

Тимур РАСУЛОВ

Золото Киев 1983 до 52 кг Золото Будапешт 1985 до 52 кг Бронза Будапешт 1986 до 52 кг Золото Клермон-Ферран 1987 до 52 кг Золото Мартиньи 1989 до 52 кг Серебро Токио 1990 до 52 кг Серебро Варна 1991 до 52 кг Золото Торонто 1993 до 52 кг Золото Стамбул 1994 до 52 кг Золото Атланта 1995 до 52 кг Чемпионат Европы по борьбе Бронза Лодзь 1981 до 52 кг Золото Варна 1982 до 52 кг Золото Будапешт 1983 до 52 кг Серебро Йёнчёпинг 1984 до 52 кг Золото Лейпциг 1985 до 52 кг Золото Пирей 1986 до 52 кг Золото Велико-Тырново 1987 до 52 кг Золото Манчестер 1988 до 52 кг Золото Анкара 1989 до 52 кг Государственные награды

Валентин Димитров Йорданов (болг. Валентин Димитров Йорданов ); 29 января (19600129 ) , село Сандрово , Болгария - болгарский борец вольного стиля, чемпион и призёр Олимпийских игр, семикратный чемпион мира, семикратный чемпион Европы . Единственный борец мужчина - обладатель 10 наград чемпионатов мира.

Биография

Начал заниматься борьбой в возрасте 10 лет. В 1978 году закончил спортивную школу в Русе . С 1978 по 1980 год служил в армии, тренируясь в ЦСКА. Выступал за ЦСКА до 1990 года, затем выступал за Славию.

В 1979 году выступил на Балканских играх среди взрослых, и завоевал там второе место. В 1979 году был пятым на чемпионате мира среди юниоров. В 1980 году выиграл чемпионат Балкан среди взрослых и чемпионат Европы среди юниоров. В 1981 году завоевал «бронзу» на чемпионате Европы среди взрослых, а в следующем году стал чемпионом Европы. В том же году на чемпионате мира был лишь 13-м. С 1983 года на крупных соревнованиях проигрывал мало (в Олимпийских играх 1984 года участия не принимал). В 1983 году стал чемпионом мира и Европы, в 1984 году оступился на чемпионате мира, оставшись с «серебром». Тем не менее, в 1984 году был признан FILA лучшим в мире борцом-вольником. В 1985 году снова стал чемпионом мира и Европы и снова признаётся лучшим борцом-вольником. В 1986 году ещё раз стал чемпионом Европы, чемпионом мира на Суперчемпионате мира, а на регулярном чемпионате был третьим. В 1987 году снова сделал дубль в виде «золота» на чемпионатах мира и Европы. В 1988 году вновь стал чемпионом Европы и победил на Гала Гран-при FILA. Перед Олимпийскими играми рассматривался как безусловный фаворит и однозначный претендент на первое место.

Круг	Соперник	Страна	Результат	Основание	Время схватки
1	Виктор Родригес		Победа	Туше (10 баллов)	1:59
2	Чечен-Оол Монгуш		Победа	4-2 (4 балла)	5:00
Четвертьфинал	-	-	-	-	-
Полуфинал	Маулен Мамыров		Победа	7-3 (7 баллов)	5:00
Финал	Намик Абдуллаев		Победа	4-3	6:29

После игр оставил карьеру в большом спорте. В 1997 году стал членом комиссии атлетов FILA. С 1998 по 2014 год был президентом федерации борьбы Болгарии. В 2014 году заявил о том, что не будет баллотироваться на пост главы федерации С 2000 года член олимпийского комитета Болгарии, по состоянию на 2013 год был вице-президентом олимпийского комитета Болгарии. .

В 2000 году признан в Болгарии национальным спортсменом столетия. Почётный гражданин Софии и Варны. Кавалер ордена «Стара планина» (2012), бронзового ордена Труда (1983), серебряного Ордена НРБ (1987), ордена «13 веков Болгарии» , Золотого олимпийского ордена (1996), золотой медали Болгарского олимпийского комитета, золотого знака болгарского комитета по делам молодёжи и спорта, медали «Спортивная слава» 1 класса

В феврале 2013 года отправил президенту Международного олимпийского комитета МОК Жаку Рогге свою золотую олимпийскую медаль в знак протеста против попытки исключить борьбу из программы Олимпийских игр

По завещанию американского миллиардера Джона ДюПона , известного филантропа, мецената, спонсора и учёного, члена семьи Дюпон, основавшей компанию DuPont и одновременно убийцы борца Дэйва Шульца , является вместе с родственниками наследником 80% состояния Джона ДюПона. Данное завещание было в 2011 году оспорено родственниками миллиардера в суде, но их требования были отвергнуты во всех инстанциях.

Женат, имеет двух детей.

Напишите отзыв о статье "Йорданов, Валентин"

Примечания

Отрывок, характеризующий Йорданов, Валентин

Мавра Кузминишна не дала договорить ему.
– Вы минуточку бы повременили, батюшка. Одною минуточку, – сказала она. И как только офицер отпустил руку от калитки, Мавра Кузминишна повернулась и быстрым старушечьим шагом пошла на задний двор к своему флигелю.
В то время как Мавра Кузминишна бегала к себе, офицер, опустив голову и глядя на свои прорванные сапоги, слегка улыбаясь, прохаживался по двору. «Как жалко, что я не застал дядюшку. А славная старушка! Куда она побежала? И как бы мне узнать, какими улицами мне ближе догнать полк, который теперь должен подходить к Рогожской?» – думал в это время молодой офицер. Мавра Кузминишна с испуганным и вместе решительным лицом, неся в руках свернутый клетчатый платочек, вышла из за угла. Не доходя несколько шагов, она, развернув платок, вынула из него белую двадцатипятирублевую ассигнацию и поспешно отдала ее офицеру.
– Были бы их сиятельства дома, известно бы, они бы, точно, по родственному, а вот может… теперича… – Мавра Кузминишна заробела и смешалась. Но офицер, не отказываясь и не торопясь, взял бумажку и поблагодарил Мавру Кузминишну. – Как бы граф дома были, – извиняясь, все говорила Мавра Кузминишна. – Христос с вами, батюшка! Спаси вас бог, – говорила Мавра Кузминишна, кланяясь и провожая его. Офицер, как бы смеясь над собою, улыбаясь и покачивая головой, почти рысью побежал по пустым улицам догонять свой полк к Яузскому мосту.
А Мавра Кузминишна еще долго с мокрыми глазами стояла перед затворенной калиткой, задумчиво покачивая головой и чувствуя неожиданный прилив материнской нежности и жалости к неизвестному ей офицерику.

В недостроенном доме на Варварке, внизу которого был питейный дом, слышались пьяные крики и песни. На лавках у столов в небольшой грязной комнате сидело человек десять фабричных. Все они, пьяные, потные, с мутными глазами, напруживаясь и широко разевая рты, пели какую то песню. Они пели врозь, с трудом, с усилием, очевидно, не для того, что им хотелось петь, но для того только, чтобы доказать, что они пьяны и гуляют. Один из них, высокий белокурый малый в чистой синей чуйке, стоял над ними. Лицо его с тонким прямым носом было бы красиво, ежели бы не тонкие, поджатые, беспрестанно двигающиеся губы и мутные и нахмуренные, неподвижные глаза. Он стоял над теми, которые пели, и, видимо воображая себе что то, торжественно и угловато размахивал над их головами засученной по локоть белой рукой, грязные пальцы которой он неестественно старался растопыривать. Рукав его чуйки беспрестанно спускался, и малый старательно левой рукой опять засучивал его, как будто что то было особенно важное в том, чтобы эта белая жилистая махавшая рука была непременно голая. В середине песни в сенях и на крыльце послышались крики драки и удары. Высокий малый махнул рукой.
– Шабаш! – крикнул он повелительно. – Драка, ребята! – И он, не переставая засучивать рукав, вышел на крыльцо.
Фабричные пошли за ним. Фабричные, пившие в кабаке в это утро под предводительством высокого малого, принесли целовальнику кожи с фабрики, и за это им было дано вино. Кузнецы из соседних кузень, услыхав гульбу в кабаке и полагая, что кабак разбит, силой хотели ворваться в него. На крыльце завязалась драка.
Целовальник в дверях дрался с кузнецом, и в то время как выходили фабричные, кузнец оторвался от целовальника и упал лицом на мостовую.
Другой кузнец рвался в дверь, грудью наваливаясь на целовальника.
Малый с засученным рукавом на ходу еще ударил в лицо рвавшегося в дверь кузнеца и дико закричал:
– Ребята! наших бьют!
В это время первый кузнец поднялся с земли и, расцарапывая кровь на разбитом лице, закричал плачущим голосом:
– Караул! Убили!.. Человека убили! Братцы!..
– Ой, батюшки, убили до смерти, убили человека! – завизжала баба, вышедшая из соседних ворот. Толпа народа собралась около окровавленного кузнеца.
– Мало ты народ то грабил, рубахи снимал, – сказал чей то голос, обращаясь к целовальнику, – что ж ты человека убил? Разбойник!
Высокий малый, стоя на крыльце, мутными глазами водил то на целовальника, то на кузнецов, как бы соображая, с кем теперь следует драться.
– Душегуб! – вдруг крикнул он на целовальника. – Вяжи его, ребята!
– Как же, связал одного такого то! – крикнул целовальник, отмахнувшись от набросившихся на него людей, и, сорвав с себя шапку, он бросил ее на землю. Как будто действие это имело какое то таинственно угрожающее значение, фабричные, обступившие целовальника, остановились в нерешительности.
– Порядок то я, брат, знаю очень прекрасно. Я до частного дойду. Ты думаешь, не дойду? Разбойничать то нонче никому не велят! – прокричал целовальник, поднимая шапку.
– И пойдем, ишь ты! И пойдем… ишь ты! – повторяли друг за другом целовальник и высокий малый, и оба вместе двинулись вперед по улице. Окровавленный кузнец шел рядом с ними. Фабричные и посторонний народ с говором и криком шли за ними.
У угла Маросейки, против большого с запертыми ставнями дома, на котором была вывеска сапожного мастера, стояли с унылыми лицами человек двадцать сапожников, худых, истомленных людей в халатах и оборванных чуйках.
– Он народ разочти как следует! – говорил худой мастеровой с жидкой бородйой и нахмуренными бровями. – А что ж, он нашу кровь сосал – да и квит. Он нас водил, водил – всю неделю. А теперь довел до последнего конца, а сам уехал.
Увидав народ и окровавленного человека, говоривший мастеровой замолчал, и все сапожники с поспешным любопытством присоединились к двигавшейся толпе.
– Куда идет народ то?
– Известно куда, к начальству идет.
– Что ж, али взаправду наша не взяла сила?
– А ты думал как! Гляди ко, что народ говорит.
Слышались вопросы и ответы. Целовальник, воспользовавшись увеличением толпы, отстал от народа и вернулся к своему кабаку.
Высокий малый, не замечая исчезновения своего врага целовальника, размахивая оголенной рукой, не переставал говорить, обращая тем на себя общее внимание. На него то преимущественно жался народ, предполагая от него получить разрешение занимавших всех вопросов.
– Он покажи порядок, закон покажи, на то начальство поставлено! Так ли я говорю, православные? – говорил высокий малый, чуть заметно улыбаясь.
– Он думает, и начальства нет? Разве без начальства можно? А то грабить то мало ли их.
– Что пустое говорить! – отзывалось в толпе. – Как же, так и бросят Москву то! Тебе на смех сказали, а ты и поверил. Мало ли войсков наших идет. Так его и пустили! На то начальство. Вон послушай, что народ то бает, – говорили, указывая на высокого малого.
У стены Китай города другая небольшая кучка людей окружала человека в фризовой шинели, держащего в руках бумагу.
– Указ, указ читают! Указ читают! – послышалось в толпе, и народ хлынул к чтецу.
Человек в фризовой шинели читал афишку от 31 го августа. Когда толпа окружила его, он как бы смутился, но на требование высокого малого, протеснившегося до него, он с легким дрожанием в голосе начал читать афишку сначала.
«Я завтра рано еду к светлейшему князю, – читал он (светлеющему! – торжественно, улыбаясь ртом и хмуря брови, повторил высокий малый), – чтобы с ним переговорить, действовать и помогать войскам истреблять злодеев; станем и мы из них дух… – продолжал чтец и остановился („Видал?“ – победоносно прокричал малый. – Он тебе всю дистанцию развяжет…»)… – искоренять и этих гостей к черту отправлять; я приеду назад к обеду, и примемся за дело, сделаем, доделаем и злодеев отделаем».
Последние слова были прочтены чтецом в совершенном молчании. Высокий малый грустно опустил голову. Очевидно было, что никто не понял этих последних слов. В особенности слова: «я приеду завтра к обеду», видимо, даже огорчили и чтеца и слушателей. Понимание народа было настроено на высокий лад, а это было слишком просто и ненужно понятно; это было то самое, что каждый из них мог бы сказать и что поэтому не мог говорить указ, исходящий от высшей власти.
Все стояли в унылом молчании. Высокий малый водил губами и пошатывался.
– У него спросить бы!.. Это сам и есть?.. Как же, успросил!.. А то что ж… Он укажет… – вдруг послышалось в задних рядах толпы, и общее внимание обратилось на выезжавшие на площадь дрожки полицеймейстера, сопутствуемого двумя конными драгунами.
Полицеймейстер, ездивший в это утро по приказанию графа сжигать барки и, по случаю этого поручения, выручивший большую сумму денег, находившуюся у него в эту минуту в кармане, увидав двинувшуюся к нему толпу людей, приказал кучеру остановиться.
– Что за народ? – крикнул он на людей, разрозненно и робко приближавшихся к дрожкам. – Что за народ? Я вас спрашиваю? – повторил полицеймейстер, не получавший ответа.
– Они, ваше благородие, – сказал приказный во фризовой шинели, – они, ваше высокородие, по объявлению сиятельнейшего графа, не щадя живота, желали послужить, а не то чтобы бунт какой, как сказано от сиятельнейшего графа…
– Граф не уехал, он здесь, и об вас распоряжение будет, – сказал полицеймейстер. – Пошел! – сказал он кучеру. Толпа остановилась, скучиваясь около тех, которые слышали то, что сказало начальство, и глядя на отъезжающие дрожки.
Полицеймейстер в это время испуганно оглянулся, что то сказал кучеру, и лошади его поехали быстрее.
– Обман, ребята! Веди к самому! – крикнул голос высокого малого. – Не пущай, ребята! Пущай отчет подаст! Держи! – закричали голоса, и народ бегом бросился за дрожками.
Толпа за полицеймейстером с шумным говором направилась на Лубянку.
– Что ж, господа да купцы повыехали, а мы за то и пропадаем? Что ж, мы собаки, что ль! – слышалось чаще в толпе.

Вечером 1 го сентября, после своего свидания с Кутузовым, граф Растопчин, огорченный и оскорбленный тем, что его не пригласили на военный совет, что Кутузов не обращал никакого внимания на его предложение принять участие в защите столицы, и удивленный новым открывшимся ему в лагере взглядом, при котором вопрос о спокойствии столицы и о патриотическом ее настроении оказывался не только второстепенным, но совершенно ненужным и ничтожным, – огорченный, оскорбленный и удивленный всем этим, граф Растопчин вернулся в Москву. Поужинав, граф, не раздеваясь, прилег на канапе и в первом часу был разбужен курьером, который привез ему письмо от Кутузова. В письме говорилось, что так как войска отступают на Рязанскую дорогу за Москву, то не угодно ли графу выслать полицейских чиновников, для проведения войск через город. Известие это не было новостью для Растопчина. Не только со вчерашнего свиданья с Кутузовым на Поклонной горе, но и с самого Бородинского сражения, когда все приезжавшие в Москву генералы в один голос говорили, что нельзя дать еще сражения, и когда с разрешения графа каждую ночь уже вывозили казенное имущество и жители до половины повыехали, – граф Растопчин знал, что Москва будет оставлена; но тем не менее известие это, сообщенное в форме простой записки с приказанием от Кутузова и полученное ночью, во время первого сна, удивило и раздражило графа.
Впоследствии, объясняя свою деятельность за это время, граф Растопчин в своих записках несколько раз писал, что у него тогда было две важные цели: De maintenir la tranquillite a Moscou et d"en faire partir les habitants. [Сохранить спокойствие в Москве и выпроводить из нее жителей.] Если допустить эту двоякую цель, всякое действие Растопчина оказывается безукоризненным. Для чего не вывезена московская святыня, оружие, патроны, порох, запасы хлеба, для чего тысячи жителей обмануты тем, что Москву не сдадут, и разорены? – Для того, чтобы соблюсти спокойствие в столице, отвечает объяснение графа Растопчина. Для чего вывозились кипы ненужных бумаг из присутственных мест и шар Леппиха и другие предметы? – Для того, чтобы оставить город пустым, отвечает объяснение графа Растопчина. Стоит только допустить, что что нибудь угрожало народному спокойствию, и всякое действие становится оправданным.
Все ужасы террора основывались только на заботе о народном спокойствии.
На чем же основывался страх графа Растопчина о народном спокойствии в Москве в 1812 году? Какая причина была предполагать в городе склонность к возмущению? Жители уезжали, войска, отступая, наполняли Москву. Почему должен был вследствие этого бунтовать народ?
Не только в Москве, но во всей России при вступлении неприятеля не произошло ничего похожего на возмущение. 1 го, 2 го сентября более десяти тысяч людей оставалось в Москве, и, кроме толпы, собравшейся на дворе главнокомандующего и привлеченной им самим, – ничего не было. Очевидно, что еще менее надо было ожидать волнения в народе, ежели бы после Бородинского сражения, когда оставление Москвы стало очевидно, или, по крайней мере, вероятно, – ежели бы тогда вместо того, чтобы волновать народ раздачей оружия и афишами, Растопчин принял меры к вывозу всей святыни, пороху, зарядов и денег и прямо объявил бы народу, что город оставляется.

Валентин Йорданов

Личная информация

Пол