Исследование источников по истории Древней Руси позволяет выделить поединки судебные (информации о них, пожалуй, больше всего); «потешные» (игровые, тренировочные) турниры; боевые поединки (перед началом массовых битв, где решались споры уже не между людьми, а между народами).
Первый из этих трех видов. «Поле» - судебный поединок, существовавший на Руси с древнейших времен до XVI века. Его упоминают многие арабские авторы, писавшие о стране славян и руссов: Ибн Русте, ал-Марвази, Абу Саид Гардизи.
К решению тяжбы боем обращались тогда, когда соперничавшие стороны представляли равные по убедительности доказательства (документы или свидетельские показания), и на их основании определить правду оказывалось невозможно.
Древнейшее упоминание о судебном поединке в русских источниках относится к XIII веку - это «Договор Смоленска с Ригой и Готским берегом». Наиболее древние, но подробные, письменные фиксации правил поединка мы можем найти в «Псковской судной грамоте» (XIV в.), в Судебниках 1497 и 1550 гг. Весьма детально описал судебный поединок в своих записках и побывавший в России в начале XVI века с посольской миссией от германского императора немецкий посол Сигизмунд фон Герберштейн.
Судебный поединок всегда считался на Руси строго нормированным сражением. Существовали четкие правила, определявшие, кто и кого имеет право на него вызвать, какие условия необходимо при этом соблюдать. Псковская судная грамота и оба судебника предусматривали, что если человек в силу возраста, слабости здоровья или особенностей положения биться не может, он должен выставить вместо себя наймита-бойца.
Проводились такие поединки с применением оружия. По свидетельству С. фон Герберштейна, на судебный поединок стороны «могут выставить вместо себя какое угодно другое лицо, точно так же могут запастись каким угодно оружием, за исключением пищали и лука. Обыкновенно они имеют продолговатые латы, иногда двойные, кольчугу, наручи, шлем, копье, топор и какое-то железо в руке наподобие кинжала, однако заостренное с того и другого краю; они держат его одной рукой и употребляют так ловко, что при каком угодно столкновении оно не препятствует и не выпадает из руки. Но по большей части его употребляют в пешем бою».
Доспехи побежденного доставались победителю. Если битва завершалась убийством противника, то, собственно, ничего, кроме этих доспехов, победитель и не получал. С теми же деньгами, которых, предположим, доискивался, он мог попрощаться: «А которому человеку поле будет с суда [присуждено], и став на поле, истец победит своего истца, ино ему взять чего взыскивал на истце, [но если это будет труп], то на трупе кун (денег) не имати, только ему доспех снята или иное что, в чем на поле вылез противник». Значит, проявить некоторую гуманность было в интересах победителя: только сохранив жизнь побежденному, он получал свои деньги.
Были на Руси и «потешные» поединки (турниры). В оригинальных текстах русских летописей турниры именуются просто «играми». Известие дошло до нас благодаря тому, что на текст Ипатьевской летописи обратил внимание Н.М. Карамзин: «В 1390 году знатный юноша, именем Осей, сын великокняжеского пестуна, был смертельно уязвлен оружием в Коломне на игрушке, как сказано в летописи; сие известие служит доказательством, что предки наши, подобно другим европейцам, имели рыцарские игры, столь благоприятные для мужества и славолюбия юных витязей». В небольшой выписке, помещенной в примечаниях, говорится: «Лет. 6898… Тое же зимы по Рождестве Христове на третий день Осей Кормиличичь Князя Великого поколотъ бысь на Коломне въ игрушке».. «Игра, игрушка» - это, несомненно, турнир.
Особое место занимает самый важный для государства и общества в целом вид поединка - боевой. Он поэтизировался в древнерусском обществе, что, с одной стороны, несколько затрудняет возможность изучения фактической стороны дела (тактики, приемов и пр.), но с другой - позволяет лучше понять его мировоззренческую составляющую.
По древнему обычаю, когда встречались два войска, перед общей битвой могли устроить сражение двух воинов из противоборствующих станов. Наиболее древней формой такого единоборства была рукопашная борьба без оружия. На поединок выходили вожди или избранные лучшие богатыри от каждого войска. Самое первое упоминание такой битвы в русской летописи содержится в описании противостояния князя Владимира I набегам печенегов в 992 году. Знаменитое сражение Кожемяки с печенежским воином описано летописцем как чистая борьба: без оружия и без ударов: «И размерившее межи обема полкама, пусиша я к себе и ястася и почаста ся крепко держати и оудави Печенезина в руку до смерти, и удари имь о землю».
Поединок, открывавший большое сражение, выступал в древнерусской культуре как ритуальное действо, разыгрывавшее будущую битву в миниатюре и служившее, кроме прочего, своеобразным гаданием о ее исходе. Именно поэтому единоборством часто все и заканчивалось. Вступить в битву после гибели лучшего бойца (что, несомненно, считалось дурным предзнаменованием) было страшно. Проигравшая сторона отступала, признавая себя побежденной. Память о таких поединках сохранялась в веках, запечатлевалась в летописях, воспевалась в народных песнях.
Так или иначе, исход любого поединка (судебного, игрового или боевого) древнерусским человеком связывался не только и не столько с боевым мастерством, сколько с волей высших сил. Очевидно, прочная убежденность бойца в том, что на его стороне правда, играла роль «морально-волевой подготовки» и в реальности весьма способствовала победе.
СПРАВЕДЛИВЫЙ ПОЕДИНОК
Летопись, рассказывая о войнах и сражениях, зачастую скупа на мелкие детали. У летописца другая задача - передать общий ход боя, отметить его жестокость (если она была особо выдающейся), назвать самые тяжелые для обеих сторон (или только для той стороны, которой летописец сочувствовал) потери и, конечно, сказать, кто в сражении победил. Для изучения приемов боя летопись нам не подойдет - она их будет упоминать мельком и лишь в тех ситуациях, когда это важно для сюжета летописного рассказа, например, рассказа об убийстве.
Для описания боя у древнерусского летописца есть множество отвлеченных слов и выражений. «И была сеча зла» - так говорит о сражениях «Повесть временных лет», лишь изредка добавляя отдельные выразительные детали. Самих сражений за этими словами не видно, мы не можем сказать, как именно рубились с врагом воины Руси, как они двигались, как стояли, как защищались и наносили удары.
Фехтовальные приемы Запада и Востока можно изучать по сохранившимся поздним учебникам и руководствам. Но на Руси таких учебников, по-видимому, не существовало никогда, во всяком случае, ученые пока не обнаружили ни одного. Между тем очевидно, что, если есть оружие, должна быть и отработанная методика владения им. Как же сражались древнерусские воины?
Арабские и византийские авторы, описывая сражения с участием русских воинов, добавят ряд любопытных деталей к летописным описаниям, но про конкретные приемы боя мы опять же не узнаем почти ничего. Например, у Ибн Мискавейха мы опять, как и в нашей летописи, увидим общие фразы вроде «пошли на них русы сокрушительной атакой». Так есть ли источник, который адекватно и подробно расскажет нам о средневековой повседневности?
Такой источник есть, правда, источник этот нерусский. Мы уже знаем, что в раннесредневековое время вооружение древнерусского воина примерно соответствовало вооружению наших северных соседей - скандинавов. А у скандинавов есть замечательный источник для изучения повседневности, и в том числе - для изучения приемов боя. Этот источник - исландская сага.
Дети с игрушечным оружием на историческом фестивале «Исаборг» (Старый Изборск, Псковская область). Фото автора. Щиты и мечи конструктивно повторяют «взрослые» образцы, отличаясь лишь размерами.
Слово «сага» произошло от «segja» - «рассказывать». Сага - это рассказ, рассказ о герое или короле, а иногда - о целом роде или королевской династии. Ученые различают королевские саги (посвященные норвежским конунгам), «саги об исландцах», рассказывающие об исландских родовых вождях - хевдингах, или о целых исландских родах, «саги о древних временах», повествующие о древних богах и героях, и еще ряд видов. Нам интересны первые две разновидности саг.
Почти все известные нам саги были записаны не в континентальной Скандинавии, а на острове Исландия, который в конце IX - начале X в. заселили выходцы из Норвегии. В конце XII в. исландцы стали записывать рассказы о норвежских королях (первые такие саги создавались на заказ), а чуть позже - передававшиеся устно из поколения в поколение рассказы о своих сородичах. Так появились два главных вида саг - «королевские саги» и «саги об исландцах», или родовые саги.
Сага - это в первую очередь литературный рассказ. И, хотя в большинстве случаев это рассказ о реально живших людях, использовать ее как исторический источник сложно. Например, в сагах нет никаких дат. Там, конечно, встречаются датировки событий типа «той весной умер Снорри Годи» или «через две зимы после того, как…». Однако восстановить реальную дату можно лишь приблизительно - если в саге упоминаются такие исторические события (например, битвы), которые отразились в источниках с точными датировками.
Уже при первом взгляде на текст любой саги видно, что ее язык близок к разговорной речи. Вот, например, как описывает бой «Сага о людях с Песчаного берега»:
«Стейнтор и пятеро с ним пошли приступом на шхеру, а норвежцы отошли на расстояние выстрела, у них были с собой луки, и они принялись расстреливать защитников шхеры, от этого те терпели урон.
Увидев, что Стейнтор обнажил меч, Торлейв Кимби сказал:
Рукоять у тебя, Стейнтор, сверкает как прежде, - сказал он, - но я не знаю, сменил ли ты с осени тот мягкий клинок, что был у тебя в Лебяжьем фьорде.
Стейнтор отвечает:
Я бы хотел, чтобы, прежде чем мы расстанемся, ты испытал сам, мягок мой клинок или нет».
Мы видим удивительно живую сцену, слышим речь персонажей саги. Конечно, все, что они говорят - вымысел (между событием и записью саги около двухсот лет), но вымысел удивительно правдоподобный. Сами рассказчики и слушатели саги (ведь эти произведения первоначально передавались изустно) воспринимали эти рассказы как правду.
Сага как источник для реконструкции событий весьма ненадежна. Сага как источник для изучения традиционного общества (и в том числе боевого искусства) не имеет себе равных.
Но, конечно, и у составителя саги описание боя - не самоцель, ему интересны распри как двигатель сюжета и поведение в этих распрях героев саги. Сагописец скажет «взмахнул мечом», «нанес удар», «отрубил ногу» - но как именно взмахнул герой мечом, как именно он наносил удар, как он при этом стоял и двигался, - этого мы из саги не узнаем.
Тогда можно попытаться изучить древние приемы боя опытным путем - изготовить реплики оружия и защитного снаряжения, соответствующие по размерам и массе своим древним образцам, и попробовать имитировать сражение. Так мы вполне сможем понять, как удерживалось оружие, какие движения мог или не мог совершать древнерусский воин. Исключена будет только цель боя - убийство противника.
На помощь приходит военно-историческая реконструкция. В наши дни она стала весьма массовым увлечением. Подробнее о реконструкторах мы поговорим в послесловии к нашей книге, а пока посмотрим поближе на самое зрелищное, для многих - самое увлекательное направление реконструкции - военное дело.
Реконструкция средневековых сражений в современных условиях имеет несколько форм. Широкое распространение получили, например, турниры - явление, совершенно не характерное для раннесредневековой Руси и Скандинавии. На фестивалях проводятся большие строевые бои. Наконец, организуются маневры на местности по различным сценариям. Это, пожалуй, наиболее интересная форма боевой реконструкции, наиболее приближенная к реалиям древней войны.
Г. И. Угрюмов. Испытание силы Яна Усмаря. Живописцы-академисты начала XIX в. не стремились воспроизводить в точности реалии древнего костюма и вооружения, да и представление о них в то время не было еще разработано. Главное на их картинах - передача динамики и эмоций героев события.
При современной реконструкции древнерусского военного дела используют затупленные муляжи оружия, лезвия которых не должны иметь менее 2 мм в толщину. Это способствует безопасности участников, но несколько снижает достоверность оружия - оно получается более тяжелым, чем было в древности. Особенно это касается мечей.
Как только участники реконструкционных сражений попытались воевать друг с другом с помощью восстановленного оружия, начали вскрываться проблемы, которых археологи-оружиеведы до сих пор касались лишь мельком. Например, проблема так называемой поддоспешной экипировки. Выяснилось, что, хотя нам известен древнерусский шлем и древнерусский доспех, мы почти ничего не знаем о том, что носилось под ним. А ведь надеть железный шлем на непокрытую голову (как это иной раз делают герои исторических фильмов!) нельзя, как нельзя надеть кольчугу на обычную тканевую одежду…
Кроме того, в современной реконструкции доспех стал, в отличие от древнего времени, явлением массовым. Правила безопасности военно-исторических фестивалей запрещают сражаться без шлемов, а процент воинов со шлемами в древнем войске был не так уж велик, не говоря уже о корпусном доспехе. Сельский ополченец Древней Руси шел сражаться, возможно, в одной рубахе и плаще (вспомним рассказ Прокопия Кесарийского о славянских воинах), и при этом ему угрожало не тупое оружие с закругленными краями, а острые как бритва вражеские копья, сабли, топоры… Мы можем восстановить приемы боя, но гораздо сложнее восстановить психологию древнего бойца. Идти без защиты даже на тупое оружие - страшно, и получать удары этим тупым оружием - больно! И древнему человеку было, несомненно, еще страшнее и во много раз больнее, а он все равно шел в бой, и выполнял свой долг воина, и одерживал победу над врагом.
О поддоспешной экипировке все же нужно сказать несколько слов. Прямых свидетельств о ней нет, но ясно, что она была необходима. По летописи нам известна «прилбица» - меховой подшлемник, упоминаемый применительно к событиям XII века. Под корпусной доспех могла, вероятно, поддеваться кожаная рубаха, однако археологических находок, подтверждающих ее бытование, у нас опять же нет. Не так давно любопытное открытие было сделано в ходе раскопок древнего Пскова. Археологи обнаружили большой фрагмент вязаной шерстяной одежды с застрявшими в нем кольчужными колечками. Так что, возможно, под доспех могли надевать некий древний аналог свитера.
В современной реконструкции часто используется стеганый доспех, однако использование такой защиты русскими воинами X века весьма гипотетично.
Но, несмотря на отдельные сложности, в целом военно-историческая реконструкция довольно много дает для понимания целого ряда моментов древнерусской войны. Наложив данные, полученные в результате опытов с репликами оружия, на материал источников, мы сможем выстроить некоторую относительно целостную картину.
Е. С. Сорокин. Ян Усмовец, удерживающий быка. Эта картина 1849 г. также создана в традициях академизма, однако изображения воинов на заднем плане уже значительно более реалистичны.
Где и как древнерусский воин учился своему мастерству? Прямого ответа на этот вопрос ни один источник не дает.
Не приходится сомневаться, что древний человек привыкал к оружию с детства. Общество Древней Руси и древней Скандинавии было почти поголовно вооружено. Оружие в том или ином виде (боевое или охотничье) было почти в каждой семье, и нередко приходилось пускать его в ход. Отцы и старшие братья всегда были готовы показать будущему участнику походов на Царьград азы ратной премудрости. Среди археологических находок в древнерусских городах встречаются и деревянные мечи, и маленькие детские луки.
Атмосфера возможной войны пронизывала всю жизнь Руси. Наши предки отнюдь не отличались какой-то особой кровожадностью, но взяться за оружие были готовы всегда - ради отражения врага или ради похода на соседей. Ведь в то время, если ты не шел войной на соседа, сосед рано или поздно собирался в поход на тебя…
Главной школой русского воина была, очевидно, непосредственно военная практика. Чем больше был военный опыт бойца, тем больше было и его ратное умение.
О каких-либо повседневных, регулярных тренировках нам известно не так уж и много. Однако понятие о регулярных физических упражнениях и их пользе для военного дела существовало. В «Саге о сыновьях Магнуса Голоногого» конунг-отец упрекает сына, проигравшего состязание в беге:
«Вы называете Харальда глупым, но мне кажется, что ты сам дурак. Ты не знаешь иноземных обычаев. Ты не знал, что у иноземцев в обычае закалять себя в разных искусствах, а не заниматься только тем, что напиваться до бесчувствия?»
А. И. Иванов. Единоборство Мстислава Владимировича Удалого с касожским князем Редедей. На картине, созданной в 1812 г., Мстислав и Редедя, подобно греческим атлетам, сражаются полуобнаженными. Над поединщиками - крылатая богиня победы Ника.
Отметим, что в данном случае интересна ссылка на «иноземный» обычай регулярных упражнений. Дело в том, что Харальд Гилли, о котором идет речь в этом отрывке, воспитывался в Ирландии, а из ирландского эпоса нам известно о существовании особых воинских школ. Боевое умение ирландцев было весьма формализованным - например, там существовали особые названия для различных ударов. В Скандинавии такого обычая не было. Впрочем, разветвленная и сложная система боевой подготовки не мешала ирландцам терпеть в IX веке жестокие поражения от норвежских викингов…
Развитие силы, ловкости и боевого умения было, очевидно, делом сугубо индивидуальным. Тот, кто с детства системно работал над собой, мог стать выдающимся бойцом, чьи умения резко выделяли его среди окружающих.
Умения таких выдающихся людей саги описывают весьма подробно.
«Он рубил мечом обеими руками (т. е. мог рубить как правой, так и левой. - М. С .) и в то же время метал копья, если хотел. Он так быстро взмахивал мечом, что казалось, будто в воздухе три меча. Не было равных ему в стрельбе из лука, он всегда попадал без промаха в цель. Он мог подпрыгнуть в полном вооружении больше чем на высоту своего роста и прыгал назад не хуже, чем вперед…» Так «Сага о Ньяле» описывает Гуннара из Хлидаренди, одного из лучших воинов Исландии.
В. М. Васнецов. Поединок Пересвета с Челубеем. Знаменитый поединок на Куликовом поле, если он имел место в действительности, походил на классические рыцарские турнирные столкновения с использованием энергии мчащегося коня. Оружие бойцов - длинные кавалерийские копья-пики.
Древний воин Руси и Скандинавии мог проявить свои боевые навыки в двух случаях: в индивидуальном поединке и, значительно чаще, - в строевом бою.
Отметим, что по письменным источникам нам почти ничего не известно о древнерусских поединках с оружием. Пожалуй, самый знаменитый подобный эпизод - это бой Пересвета с Челубеем перед началом Куликовской битвы. Насколько мы знаем по позднему и, подчеркнем, литературному описанию этого поединка, это был классический бой всадников, вооруженных длинными кавалерийскими копьями, и в этом бою был применен основной прием тяжеловооруженных конных копейщиков - таранный удар.
В древности, казалось бы, поединки должны были происходить чаще - ведь поединок был архаическим обычаем, уходящим корнями в глубину веков. «Повесть временных лет» содержит два ярких эпизода с поединками, и в обоих случаях оружие не применялось!
Поединок двух воинов, вооруженных оружием ближнего боя. Авторы реконструкций костюма и вооружения С. Мишанин и Д. Добролинский (Санкт-Петербург). Выбросив вперед щит, боец с топором защищается от удара меча и сам готовится нанести встречный удар.
Первый из двух летописных поединков относится к 992 г. Едва Владимир Святославич вернулся из похода на хорватов, по левобережью Днепра к границам Киевской земли подступила орда печенегов. Войны с этим народом отравляли все царствование князя-крестителя Руси; вспомним, что и его отец Святослав погиб именно от рук печенегов. Владимир выступил против врага и встретил степняков у брода на реке Трубеж.
Переправа - всегда самое опасное для войска место на любой войне и в любое время. И некоторое время ни одна из сторон не решалась атаковать противника. Наконец к переправе подъехал печенежский хан, вызвал Владимира и предложил решить дело поединком:
Выпусти ты своего мужа бороться, а я своего, если твой муж ударит моим, да не воюем за три лета, если наш муж ударит, да воюем за три лета!
Последующий рассказ о поединке содержит много характерных сказочных мотивов. Владимир возвратился в лагерь и принялся искать «мужа», подходящего для боя с печенежским богатырем. Поиск ни к чему не привел, а уже настало утро, и печенеги уже выставили своего бойца. Тут киевский князь впал в уныние: «поча тужити».
Как и положено по законам сказки, появился «спаситель». Им оказался некий старый воин, который сказал Владимиру: «Есть у меня один сын младший дома, а я с четырьмя вышел, а он дома. С детства им никто не ударил. Один раз я его ругал, а он мял кожу, и разгневался на меня, и разорвал кожу руками». Князь, услышав этот рассказ, обрадовался и сразу же послал за юношей.
Не правда ли, знакомый сюжет? Младшего сына не взяли на войну, он сидит дома, между тем он-то как раз и оказывается впоследствии героем!
Юношу-кожемяку доставили в русский лагерь и привели к Владимиру. Князь изложил поединщику суть дела. Тот сказал, что не уверен в своей способности победить печенежского богатыря и просил его испытать - «нету ли быка велика и сильна?» Бык нашелся. Владимир велел «раздражить» зверя каленым железом, обожженного быка выпустили, и, когда он побежал мимо юноши, тот схватил быка рукой за бок и вырвал кожу с мясом, сколь рука захватила. «Можеши ся с ним бороти!» - сказал довольный князь…
Наутро печенеги закричали через реку:
«Нет ли мужа? Се наш доспел!»
И вот два войска сошлись. Назначенные для поединка бойцы выступили вперед. Печенежский богатырь был велик ростом и страшен с виду. Боец Владимира телосложения был среднего, увидев это, степняк рассмеялся. Между полками разметили место и выпустили поединщиков. В начавшейся борьбе русский юноша руками смог удавить печенега до смерти.
Это был несомненный знак - высшие силы (не важно - Бог ли это христиан, или, например, древний покровитель славянских воинов Перун) благоволят русскому войску. Гибель поединщика деморализовал а супостатов. Прозвучал боевой клич, и печенеги побежали. Киевляне преследовали их и прогнали далеко в степь. А у брода через Трубеж Владимир повелел заложить город Переяславль - «зане перея славу отрок тот».
Второй знаменитый летописный поединок случился в 1022 г.
Сын Владимира Святого князь Мстислав вел войну с касогами, предками черкесов. Против него выступил с войском касожский князь Редедя. Когда полки выстроились друг против друга и изготовились к сражению, Редедя предложил Мстиславу решить дело поединком: «Чего ради губить дружину? Сойдемся сами бороться! Если ты одолеешь, возьмешь именье мое, и жену мою, и детей моих, и землю мою, если я одолею, то возьму все твое!»
Противники договорились биться без оружия - «не оружием ся бьем, но борьбою». Началась схватка. Бой для Мстислава оказался тяжелым, Редедя был «велик и силен», князь стал изнемогать. Тогда Мстислав решил прибегнуть к заступничеству Богоматери, пообещав в случае победы поставить церковь во имя ее.
Мстислав победил в борьбе Редедю, зарезал его ножом «перед полками касожскими» и, в соответствии с уговором, взял жену и детей противника, а на касогов возложил дань.
В обоих случаях в поединке сходятся воины разных народов, однако язык ритуального поединка универсален и понятен всем. Это была общепонятная знаковая система - как, собственно, и любое сражение.
В Скандинавии дело обстояло несколько иначе - о поединках древних норвежцев и исландцев мы знаем значительно больше. У наших северных соседей поединок мог быть формой решения судебного спора, и нередко та сторона, которая по каким-то причинам не чувствовала себя готовой к бою, соглашалась на мировую на условиях противника. В сагах встречается и трафаретная ситуация с участием берсерков (воинов, умеющих впадать в боевое безумие) и разбойников, которые ездят по округе и вызывают мирных бондов на поединки, требуя в обмен на жизнь материальные ценности и женщин.
Поединок скандинавов происходил по определенным правилам. Важным условием была очередность наносимых ударов - перехватывать инициативу у противника в ритуальном поединке было нельзя.
С ритуальным поединком не следует смешивать бой один на один, который часто встречается в сагах - в ситуациях, когда, например, один персонаж подвергся нападению другого. Здесь не было никаких условий и никаких ограничений. Кроме того, численность отрядов исландских бондов, по каким-либо причинам нападавших друг на друга, была настолько мала, что бой иногда просто распадался на ряд отдельных поединков, в которых участники могли проявить свое индивидуальное мастерство владения оружием. Описания таких столкновений наиболее важны как источник для изучения приемов боя.
Стойка бойца, вооруженного щитом и мечом. Здесь и далее в этой главе реконструкции М. Савинова и Е. Алексеева.
Чаще всего соотношение оружия в бою один на один было примерно равным - оба бойца имели щит и меч либо топор. Иногда одна из сторон использовала копье, в некоторых случаях в дело мог пойти и лук. Зная о родстве вооружения скандинавов и древнерусских воинов X столетия, мы вполне можем перенести скандинавские данные на русскую почву. Реконструкция оружия позволит нам привлечь к делу практический опыт. Получится примерно следующее.
Воин держал меч или топор в правой руке, щит - в левой руке перед собой. Существовало понятие о стойке - правильном положении тела бойца. «Стойка Стейнтора была хуже, - говорится в „Саге о Людях с Песчаного берега“, - и он рисковал упасть, так как льдины под ним были не только скользкими, но и наклонными. Фрейстейн же в своих башмаках с шипами стоял твердо и рубил часто и мощно. Но все же завершился поединок тем, что Стейнтор нашел у Фрейстейна незащищенное место выше бедер и разрубил его ударом меча надвое».
Воин прикрывает голову щитом от удара меча, стараясь не закрыть себе обзор. Одновременно с защитой меч в правой руке выносится для удара.
Стойка, по-видимому, была такой - воин стоял к противнику вполоборота на слегка согнутых ногах, прикрывая щитом большую часть тела (за исключением головы и ног ниже колена). О больших щитах русов, закрывающих тело до ног, пишет византийский историк Лев Диакон, нередко из этого делают вывод, что щиты русских воинов имели удлиненную форму. Однако при описанной нами стойке хорошо известный и на Руси и в Скандинавии круглый кулачный щит диаметром около 90 см вполне справится с этой задачей.
Из такой стойки воин мог достаточно быстро перемещаться вперед, назад и в стороны. При перемещениях важно было не запнуться ногой о другую ногу - это могло привести к потере устойчивости.
Прикрываясь щитом от ударов врага, воин старался не перекрыть себе обзор краем щита, чтобы не потерять контроля за действиями противника. Правой рукой воин рубил, вкладывая в удары работу всего тела.
Рубящие удары мечом и топором наносились с большой амплитудой и огромной силой. Саги пестрят упоминанием отрубленных рук, ног, голов или разрубленных надвое тел. Нанося удары, воин старался не отводить щит слишком далеко вбок, чтобы не открыть противнику «незащищенное место».
При отражении удара используется плоскость щита и железный умбон. Археологи нередко находят умбоны щитов в жестоко изрубленном виде.
В поединке один на один едва ли не самым уязвимым местом воина оказывались ноги. Круглые щиты были достаточно легкими, чтобы обеспечивать возможность маневрировать ими, однако их диаметр не позволял закрыть все тело сразу. Боец должен был угадывать направление удара врага и либо опускать щит вниз, либо точным движением убирать под щит ногу, в которую направлялся удар. Сделать это достаточно быстро удавалось далеко не всегда. Вот как описывает бой одна из исландских саг:
«Кольскегг рванулся к Колю, ударил его мечом так, что перерубил ему ногу в бедре и спросил:
Ну как, попал я?
Коль сказал:
Я поплатился за то, что не закрылся щитом.
И он стоял некоторое время на другой ноге и смотрел на обрубок своей ноги. Тогда Кольскегг сказал:
Нечего смотреть. Так оно и есть, ноги нет.
Тут Коль упал мертвым на землю».
Некоторые персонажи саг, лишившись ноги в бою, делали себе деревянные протезы. Один из уважаемых норвежских хевдингов даже носил прозвище Деревянная Нога. Ногу ему отрубили в большой морской битве при Хаврсфьорде, во время войны Харальда Прекрасноволосого за объединение страны.
Отметим, что каролингский меч с его небольшой рукоятью и массивным навершием не предназначен для фехтования и не позволяет воину проделывать сложных движений кистью. И, насколько мы знаем по источникам, бой с одним мечом для древнерусского и скандинавского воина был аномалией. В «Саге о Торстейне Битом» говорится о затруднении, в которое попали герои-поединщики, изрубив друг другу щиты…
Так что финальная сцена из знаменитого голливудского фильма «Викинги», в которой герои сражаются «меч в меч», совершенно лишена исторической основы.
Впрочем, в особо сложных случаях в ход шло любое оружие - боевые ножи-скрамасаксы, обычные бытовые ножи. Когда бойцы по какой-либо причине оставались без оружия, доходило и до кулачных схваток. Описывая тяжелый бой между войсками Ярослава Владимировича и Святополка Окаянного, летописец отмечает, что бойцы хватал и друг друга за руки…
В паре со щитом могло, по-видимому, использоваться и небольшое копье. Современные правила фестивалей обычно запрещают удары копьем с одной руки - во избежание травм. Но в древности такая практика вполне могла быть. Более крупные и тяжелые копья использовали с двух рук, и чаще всего - при поддержке бойцов со щитами.
При работе в строю воины не имеют возможности замахиваться назад (за ними стоит второй, а иногда и третий ряд бойцов), мечи для нанесения удара выносятся вверх.
Чтобы избежать удара копьем, воин справа опускает щит вниз и убирает под него ногу.
Отклоняя острие копья щитом, воин делает шаг вперед и получает возможность рубить копейщика мечом.
Положение копья в момент броска. Расставшись с копьем, воин может использовать меч или топор.
Прикрываясь щитом, воин использует копье в качестве наступательного оружия, удерживая его в одной руке. Такое применение возможно только для относительно легких копий, впрочем, большинство раннесредневековых копий были невелики. В современной реконструкции копья снабжаются специальными защитными деталями из металла и кожи - для уменьшения риска травмы.
При совместной работе воин со щитом прикрывает не только себя, но и стоящего за ним бойца-копейщика. Тот, в свою очередь, оказывается в этой паре главной ударной силой, нанося из-под прикрытия множество быстрых колющих ударов.
Зона поражения копья, даже относительно небольшого, значительно больше, чем у меча или топора. Именно поэтому умение хорошо владеть мечом было более престижным, а сам меч считался более почетным оружием. Нанося удар, боец старается не выдвигаться вперед из-за щита партнера.
Бой с использованием мечей идет на близкой дистанции. Боец слева прикрывает щитом голову, стараясь не закрыть себе обзор.
Каждый свободный житель Руси мог столкнуться с необходимостью сразиться на поединке и, как правило, был к этому готов. Но главным местом применения ратных навыков для древнерусского воина был строевой бой. О нем и пойдет речь в следующем нашем рассказе.
Поединок – Повесть (1905) Вернувшись с плаца, подпоручик Ромашов подумал: «Сегодня не пойду: нельзя каждый день надоедать людям». Ежедневно он просиживал у Николаевых до полуночи, но вечером следующею дня вновь шел в этот уютный дом.«Тебе от барыни письма пришла», –
Из книги Большая Советская Энциклопедия (СУ) автора БСЭ Из книги США: История страны автора Макинерни Дэниел Из книги Преступники и преступления. Законы преступного мира. 100 дней в СИЗО автора Маруга Валерий МихайловичПОЕДИНОК Старший инструктор боевой и служебной подготовки управления внутренних дел области Васькин Андрей Егорович уже в который раз перечитывал узкие газетные полосы второй страницы «Гражданской правды». Некий специальный корреспондент Терехин взял интервью у
Из книги Все шедевры мировой литературы в кратком изложении. Сюжеты и характеры. Русская литература XX века автора Новиков В ИПоединок Повесть (1905)Вернувшись с плаца, подпоручик Ромашов подумал: «Сегодня не пойду: нельзя каждый день надоедать людям». Ежедневно он просиживал у Николаевых до полуночи, но вечером следующею дня вновь шел в этот уютный дом.«Тебе от барыни письма пришла», - доложил
Из книги Мифы финно-угров автора Петрухин Владимир Яковлевич Из книги Психология допроса автора Автор неизвестен Из книги Энциклопедия юриста автораСудебный поединок СУДЕБНЫЙ ПОЕДИНОК - способ разрешения споров путем вооруженной борьбы сторон, применявшийся в средневековом судебном процессе. В русских юридических источниках XIII–XVI вв. носит название «поле».С.п. назначался не только между спорящими сторонами, но и
Из книги Полная энциклопедия современных развивающих игр для детей. От рождения до 12 лет автора Вознюк Наталия Григорьевна«Литературный поединок» Вам понадобятся лист бумаги и ручка для каждого участника.Выберете тему поединка, например: «Литературные герои произведений Пушкина», «Герои русских народных сказок», «Животные в русских народных сказках», «Музыкальные инструменты в
Из книги 100 великих подвигов России автора Бондаренко Вячеслав ВасильевичПоединок с Челубеем: Александр Пересвет 8 сентября 1380 г.Многие подробности биографии этого славного воина-святого в точности не известны. По одним сведениям, он родился на Брянщине, в селе Супоневе, в боярской семье. Однако затем Пересвет решил принять монашеский
Из книги Учебник выживания снайпера [«Стреляй редко, но метко!»] автора Федосеев Семён Леонидович Из книги Мы - славяне! автора Семенова Мария ВасильевнаПриёмы боя
Летописи рассказывая о войнах и битвах, очень скупы на мелкие детали. Летописцы передавали общий ход событий, отмечали особенности, например, особенно упорные, жестокие битвы. Поэтому сообщить нам о приёмах боя они не могут. Восточные и византийские авторы также скупы на подобные детали.
В результате исследователи вынуждены обращаться к исторической реконструкции. Ещё одним источником могут выступить скандинавские саги. Скандинавские воины и по вооружению, и по приемам боя были близки русским воинам. Понятно, что саги как источник для реконструкции событий весьма ненадежны. Необходим критический анализ. Но всё же некоторые данные исследователи смогли вычленить, и они близки к объективности. К тому же для сочинителя саги описания боя не самоцель, обычно описываются мотивы конфликта, поведение героев. Автор скажет: герой «взмахнул мечом», «отрубил ногу», «нанес удар», но как воин двигался, как именно нанёс удар, мы из саги не узнаем.
Современные любители изготавливают копии древнего , защитного вооружения, пробуют имитировать сражения и индивидуальные схватки. Военно-историческая реконструкция стала в наше время весьма массовым явлением. Однако она также далека от реального боя, как и условные, спортивные «боевые» искусства. Реальные воинские навыки, как и боевые искусства, были направлены на уничтожение противника. Это серьёзно меняет психологию боя. Есть и другие детали, которые сильно отличают современную реконструкцию от настоящего боя. Оружие затуплено, что увеличивает безопасность участников, но снижает достоверность применения оружия. Оно становится тяжелее, чем было в древности. Особенно это касается мечей. Кроме того, в современной реконструкции массово применяются доспехи, защитное вооружение. А процент воинов в древнерусском войске, которые имели шлемы, не говоря уж о кольчугах и пластинчатых доспехах, был небольшой. Голову защищала обычная шапка. Вой из сельской местности шел сражаться в обычной одежде. В более древние времена славяне могли биться и обнаженными. Единственным массовым защитным вооружением был щит. Воинам же без доспехов угрожало не тупое оружие и товарищ по клубу, а настоящие враги и острые копья, сабли и топоры.
Поэтому современные историки могут сообщить всего несколько деталей, которые можно назвать достоверными. Где учился русский воин? Как уже сообщалось ранее, древний человек привыкал к оружию с раннего детства. Нож, топор, лук, охотничье копье и кистень были повседневными предметами быта, защитой от зверя и лихого человека. То или иное оружие было в каждой семье, и нередко его приходилось пускать в ход. Дети приучались к оружию с помощью детских луков, копий и т. д. Высокий уровень общей физической подготовки русского человека поддерживался самой жизнью и культурой. Люди были постоянно заняты физической деятельностью. Негативные массовые социальные болезни, вроде алкоголизма, наркомании отсутствовали в принципе. Помогали поддерживать высокую физическую готовность и такие элементы народной культуры, как праздничные пляски, кулачные бои.
Очевидно, что в княжеских и боярских дружинах воинские умения целенаправленно развивали. Профессиональные воины были освобождены от необходимости заниматься производственной и торговой деятельностью. Наличие свободного времени позволяло целенаправленно развивать силу, выносливость, ловкость, вырабатывать боевые навыки. При дружине готовили и смену, отроков. Тот, с кем с детства системно работали, становился профессиональным воином, чьи умения резко выделяли его среди окружающих. Так «Сага о Ньяле» описывая одного из лучших воинов Исландии – Гуннара, сообщает, что тот мог рубиться как правой, так и левой руками, хорошо метал копья и ему не было равных в стрельбе из лука. «Он мог подпрыгнуть в полном вооружении больше чем на высоту своего роста и прыгал назад не хуже, чем вперед…».
Древний воин мог проявить свои навыки в двух случаях – в индивидуальном поединке и, что происходило значительно чаще, в строю. По письменным источникам мы знаем, что индивидуальные поединки были обычным делом на Руси. Так, в Русском государстве существовала практика судебных поединков, когда отстаивая свою честь и достоинство можно было выступить самому, или выставить специально подготовленного бойца. Справедливость Божьего суда, «поля» (судебного поединка) признавалась на Руси вплоть до 16 столетия. Обычно такой поединок происходил, когда обе стороны имели равные доказательства, и правду обычным путем определить было нельзя. «Бой правды» существовал с древнейших времен и был наследием первобытной эпохи.
Мы также знаем о случаях рукопашного боя на поле сражения – это поединок юноши-кожемяки и печенега (992 год). Но, пожалуй, самый знаменитый подобный поединок – это бой Пересвета и Челубея перед началом Куликовской битвы. Судя по всему, это был классический бой тяжеловооруженных всадников, элиты вооруженных сил того времени. Они были вооружены длинными кавалерийскими копьями, и в этой схватке был применён основной приём тяжеловооруженных конных копейщиков – таранный удар.
В индивидуальных поединках, чаще всего соотношение оружия было примерно равным – оба воина имели щит и меч, или топор. Иногда одна из сторон могла использовать копье. Обычно воин держал оружие в правой руке, щит в левой руке перед собой. Существовала определённая стойка. Считается, что боец стоял к врагу вполоборота на слегка согнутых ногах, прикрывая щитом большую часть тела (за исключением головы и ног ниже колена). У русов были распространены круглые щиты диаметром примерно около 90 см. Рубящие удары мечом или топором наносились с большой силой и амплитудой. Исландские саги рассказывают об отрубленных конечностях, разрубленных головах и телах. Воин, нанося удар, старался не отводить щит слишком далеко вбок, чтобы не открыться для удара противника. В поединке один на один ноги были едва ли не самым уязвимым местом бойца. Круглые щиты позволяли хорошо маневрировать, но не прикрывали все тело. Воину надо было угадать направление удара противника, чтобы не попасть под удар, или опустить щит вниз. Надо отметить, что схватки меч на меч, без щитов в источниках не отмечены. Мечи того времени, каролингского типа с их небольшой рукоятью и массивным навершием не были предназначены для фехтования.
Главной же областью применения боевых навыков был строевой бой. Не зря бой «стенка на стенку» массово бытовал в России вплоть до начала 20 столетия. Именно такой бой учил строевому бою. Он учил держать удар противника, не разрывать строй, вырабатывал чувство локтя, товарищества. Основа древнерусской «стены» - пехотинец, вооруженный мечом, топором, копьем и защищенный щитом. Строй мог быть плотным, чтобы не дать возможность прорваться сквозь него вражеской коннице. В этом случае в передних рядах были воины вооруженные копьями, в том числе рогатинами. С помощью рогатин останавливали боевых коней, справлялись с ратниками в доспехах всех степеней защиты. Строй пехоты мог быть и не слишком плотным. Чтобы иметь возможность для маневренного боя со щитом. Это касалось боя пехоты с пехотой и небольших отрядов. В то же время строй и не должен был слишком растянут – слишком большой проем не позволял поддерживать соседа и тех, кто в другом ряду. В строевом бое не было место для рыцарских поединков один на один, били того противника который ближе. Кроме того, решительный и опытный противник мог вклиниться в слишком большой проем, разрушить боевой порядок, что было чревато деморализацией и бегством.
Битвы начинались с применения метательного оружия. По примерам битв англичан с французами известно, что луки могли сыграть и решающую роль в схватке. В большой битве попасть в противника было не так сложно, как в одиночную цель. Поэтому если концентрация лучников на одной стороне была значительной, другая сторона могла понести большие потери ещё до начала рукопашной. Спасение в такой ситуации было одно. Прикрыться щитами и быстро атаковать, стремительным броском сокращая расстояние с врагом. А эффективно воевать с конными отрядами лучников было вообще невозможно, не имея таких же отрядов. Надо сказать, что лучников могли применять не только на начальной стадии боя. Уже в ходе сражения, лучники из задних рядов могли обстреливать противника.
По мере сближения боевых порядков в ход шли сулицы – дротики, метательные копья. Технически бросок легкого копья выглядел следующим образом. Боец удерживал сулицу примерно в области центра тяжести и посылал её в цель. Копьё направляли не прямо вперед, а немного вверх, чтобы задать оптимальную траекторию полета, которая обеспечивала наибольшую дальность полета. Сулицы метались воином с расстояния 10-30 метров.
В бою применялось и такое психологическое оружие, как боевой клич. Так византийский историк Лев Диакон рассказывает о боевом кличе русских воинов князя Святослава Игоревича во время сражения под Доростолом: «Росы, которыми руководило их врожденное зверство и бешенство, в яростном порыве устремлялись, ревя, как одержимые, на ромеев (жители Византии называли себя «ромеями», т. е. «римлянами» - автор)…». Боевой клич имел огромное значение. Во-первых, и для язычников, и для христиан - это было обращение к высшим силам, богам (Богу, святым). Клич был наследием древнейшей эпохи. Воин седой древности шёл в бой с именем своего бога-покровителя. «Один!» - у скандинавов. Воина могли убить в любой миг, и последняя мысль была очень важна. Мысль о боге-воине, была «тропой» в мир богов. Во-вторых, клич был неким словом-ключом, который вводил дружину, войско особое психологическое состояние, «боевой транс». В-третьих, клич оказывал определённое моральное воздействие на противника. Наконец, боевой клич был средством укрепления боевого духа воинов, способствовал единению войска, где все бойцы ощущали себя одним целым. А единение войска было залогом победы.
В ближнем бою главный удар принимает на себя первый ряд. В него старались ставить тяжеловооруженных воинов, воинов в кольчугах и пластинчатых доспехах. Обычно первый ряд, как и второй, был насыщен копейщиками. Воины прикрывались щитами и наносили удары копьями, мечами и щитами. Нельзя забывать, что воины обычно имели не один тип основного и вспомогательного оружия. К примеру, копье и топор, меч и топор (чекан, булаву и т. д.). Оружием старались поразить того, кто откроется. Старались удерживать в поле зрения сразу несколько противников и следить за соседями справа и слева, чтобы прийти им на помощь в случае необходимости.
В ближнем бою топор и меч использовались схожим образом. Но в технике работы ими было несколько отличий. Режущая поверхность меча выше, его вес больше, чем у топора. Мечу необходима большая амплитуда удара. Кроме того, вероятность поражения у меча выше за счёт длины лезвия. Топор меньше и требовал от воина быстроты и точности удара. Меньший вес топора позволял действовать быстро, менять направление удара, широко применять обманные движения. В то же время энергия удара топора такова, что даже будучи затупленным, он может нанести тяжелые повреждения противнику.
Второй ряд, который действовал под прикрытием первого ряда, также был массово вооружен копьями. Копье не требовало много места для маневра и позволяло наносить быстрые и точные удары в любую открытую часть тела врага. Обычно копье использовали для колющих ударов. Хотя в некоторых случаях ими можно было наносить и рубящие удары. Но для этого подходили специальные копья, с длинными и широкими наконечниками, которые имели протяженные боковые поверхности. Воины-копейщики также работали не по одному, а по нескольким противникам. Нанося удар по тому, кто открылся. Особенно опасны были колющие удары в лицо. Во втором ряду с успехом могли применять и широколезвийные топоры на длинной рукояти. Такое оружие хорошо подходило для нанесения сильных рубящих ударов. Одновременно выступающий вперед угол лезвия можно было использовать для колющего удара в лицо неприятелю.
Нельзя забывать и того факта, что южнорусские дружины с начала XI века были преимущественно конными. Однако восстановить конный бой методом современной исторической реконструкции практически невозможно. Сказывается невозможность подготовить настоящих боевых коней, а боевой конь сам по себе был оружием. По былинам известно, что кони богатырей участвовали в схватках. Нет возможности и для полноценных, долгих тренировок конных воинов, такая необходимость давно отпала.
Историки могут только с относительной степенью вероятности предполагать, как сражались конные дружинники на Руси. Широко применяли таранные копейные удары. При этом, судя по рассказам источников, копье часто ломалось. Затем пускали в ход сабли, мечи, топоры, булавы, кистени и пр. вооружение. Видимо, некоторую роль играла унаследованная со времен скифо-сарматской эпохи тактика применения отрядов конных лучников.
Тактика и стратегия
О тактике и стратегии древних русов нам известно больше, чем о боевых приемах. Довольно много можно узнать от византийских авторов, так как Русь и славяне были постоянными супротивниками Византийской империи. Ромеи тщательно записывали свои войны с врагами. Понятно, что эти тексты надо подвергать тщательному анализу. Византийцы склонны преувеличивать свои достоинства, преуменьшать достижения противника. Бывает, что у них в сражениях гибнут десятки ромеев и сотни, тысячи противников.
Прокопий Кесарийский отмечал, что славяне VI века были мастерами «партизанской», диверсионной войны. Жилища строят в удаленных, труднодоступных местах, защищённых лесами, болотами, реками и озерами. Славянские воины умело устраивали засады, наносили внезапные удары по противнику. Применяли различные военных хитрости. Славяне были хорошими пловцами, умело форсировали водоемы. Славянские разведчики умело скрывались под водой, используя полый внутри тростник для дыхания. Вооружены славянские воины были копьями, в том числе метательными (сулицами), луками, щитами.
О применении «партизанской» тактики славянами в VI веке говорит и другой византийский автор, полководец и император Маврикий Стратег: «Ведя разбойную жизнь, они любят совершать нападения на своих врагов в местах лесистых, узких и обрывистых. С выгодой для себя используют засады, внезапные нападения и хитрости, ночью и днем, выдумывая многочисленные уловки». Про «разбойную» жизнь автор явно приврал. Особенно если учесть экспансию самой Византии на земли населенные славянами.
Византийские авторы отмечают, что славянские отряды «сражаться в правильном бою не стремятся, ни показываться в местах открытых и ровных не желают». В принципе такая тактика была обусловлена теми задачами, которые решали славянские дружины. Славянские князья в тот период (т. н. «эпоха «военной демократии») были нацелены на захват добычи, а не ведение «правильной» войны и захват территории. Поэтому никакой надобности в «генеральных сражениях» с византийскими войсками не было. Для того чтобы успешно выполнить задачу, дружине надо было внезапно вторгнуться на вражескую территорию, разорить определённые области и быстро уйти, не вступая в бой с высланными против них войсками.
Византийский историк, живший в начале VII века, Феофилакт Симокатта приводит пример успешной славянской засады. Так, когда ромейский главнокомандующий, брат императора, не проведя соответствующей разведки и не веря, что поблизости может быть неприятель, приказывает войскам начать переправу. Когда реку перешла первая тысяча воинов, она была уничтожена «варварами». Это был старый, выверенный прием – ударить по переправе врага, не дожидаясь, пока на берег перейдёт всё войско противника.
Источники сообщают, что русы умело применяли суда в войне. Важную роль в боевых действиях славян играли легкие речные суда – однодревки. Так их называли от того, что в основе каждого судна был положен один большой выдолбленный (выжженный) древесный ствол. Ему по мере необходимости наращивали из досок борта, такие суда назывались насадами. Были у славян и корабли класса «река – море» - лодьи (ладьи). Почти во всех русско-византийских войнах мы видим применение флотов русскими воинами. Их главной функцией была транспортная – они перевозили воинов и грузы. Ладья могла перевезти 40 – 60 человек. Численность флотилий достигала нескольких сотен судов, а иногда и 2 тысяч. Применение таких флотилий резко повышало мобильность русского войска, особенно в условиях насыщенности региона реками и озерами. Черное море было настолько освоено русами, что его называли Русским.
Необходимость противостоять конным отрядам степняков довольно быстро сделал конные дружины важной частью русского войска. Как уже выше отмечалось, примерно с XI века основой войска на Южной Руси была конная дружина. Судя по стремительному движению армии Святослава, он уже массово использовал конницу, включая вспомогательную – печенежскую и венгерскую. А пехоту перевозил с помощью кораблей. Конные воины в основном были тяжеловооруженными дружинниками, которые имели несколько типов оружия (копье, меч, сабля, топор, булава, кистень и др., в зависимости от предпочтений воина). Но были и легковооруженные лучники. Таким образом, был использован, как опыт Византии, с её тяжеловооруженными конниками – катафрактариями, так и применения степняками быстрых, легковооруженных всадников, способных к внезапным ударам.
Битва новгородцев и суздальцев в 1170 году, фрагмент иконы 1460 года.
Однако при Святославе основой армии ещё была пехота. Да и сам князь предпочитал биться в пешем строю. Русы в это период бились тесным пешим строем – «стеной». По фронту «стена» составляла около 300 м и в глубину достигала 10-12 шеренг. В первых рядах стояли хорошо вооруженные воины. Фланги могла прикрывать конница. Атакуя «стена» могла выстраиваться таранящим клином, где на острие наступали самые опытные и хорошо вооруженные воины. Такую «стену» было весьма непросто опрокинуть даже тяжелой византийской коннице. В решающей битве с ромеями под Адрианополем в 970 году менее боеспособные конные фланги войска Святослава - венгры и печенеги, попали в засаду и были опрокинуты, но основные русско-болгарские силы продолжили наступление в центре и смогли решить исход сражения в свою пользу.
В XI-XII столетиях русское войско будет разделено на полки. Как правило, в центре боевого порядка стоял пехотный полк – городские и сельские ополченцы. А на флангах конные дружины князей и бояр (полки левой и правой руки). К концу XII века к делению на три полка по фронту добавилось деление на четыре полка в глубину. Появится передовой или сторожевой полк перед основными силами. В дальнейшем основные силы мог дополнить резерв, или засадный полк.
Ctrl Enter
Заметили ошЫ бку Выделите текст и нажмите Ctrl+Enter
В.В. Долгов
ВОЕННАЯ ЛЕТОПИСЬ ОТЕЧЕСТВА
ПОЕДИНКИ В ДРЕВНЕРУССКОЙ ВОИНСКОЙ КУЛЬТУРЕ
В современной отечественной науке антропология войны изучается в гораздо меньшей степени, чем антропология детства, гендера или даже смерти. Точнее, работа ведется, но в основном силами энтузиастов — любителей исторической реконструкции. Но и они, уделяя большое внимание воссозданию «материальной части», оставляют духовную составляющую древней воинской культуры в стороне. Между тем осмыслить культурную основу мировоззрения воина, идущего в бой, — задача ничуть не менее важная, чем понять, как крепились пластины ламеллярного доспеха. Данная работа посвящена некоторым аспектам проблемы социально-антропологического изучения феномена поединка в воинской культуре Древней Руси.
Исследование источников по истории Древней Руси позволяет выделить поединки судебные (информации о них, пожалуй, больше всего); «потешные» (игровые, тренировочные) турниры; боевые поединки (перед началом массовых битв, где решались споры уже не между людьми, а между народами). Рассмотрим первый из этих трех видов. «Поле» — судебный поединок, существовавший на Руси с древнейших времен до XVI века. Его упоминают многие арабские авторы, писавшие о стране славян и руссов: Ибн Русте, ал-Марвази, Абу Саид Гардизи . К решению тяжбы боем обращались тогда, когда соперничавшие стороны представляли равные по убедительности доказательства (документы или свидетельские показания), и на их основании определить «правду» оказывалось невозможно.
Типичный вариант арабских сведений о поединках у славян можно прочесть в сочинении арабского географа Х века Мутаххара ибн Тахира ал-Мукаддаси в книге «Китаб ал-бад ва-т-тарих» («Книга творения и истории»): «Рассказывают, что если рождается у кого-либо из них ребенок мужского пола, то кладут на него меч и говорят ему: «Нет у тебя ничего другого, кроме того, что приобретешь своим мечом». У них есть царь. Если он решает дело между двумя противниками, и его решение не удовлетворяет, то он им говорит: «Пусть дело решают ваши мечи». Тот, у кого меч острее, побеждает» . Учитывая, что большая часть текстов о руссах и славянах в арабо-персидской литературе носит компилятивный характер и восходит, вероятно, к нескольким не дошедшим до нас источникам, можно считать, что содержащаяся в них информация отражает реалии не позднее IX века.
Древнейшее упоминание о судебном поединке в русских источниках относится к XIII веку — это «Договор Смоленска с Ригой и Готским берегом» . Наиболее древние, но подробные, письменные фиксации правил поединка мы можем найти в «Псковской судной грамоте» (XIV в.), в Судебниках 1497 и 1550 гг. Весьма детально описал судебный поединок в своих записках и побывавший в России в начале XVI века с посольской миссией от германского императора немецкий посол Сигизмунд фон Герберштейн.
Серьезной проблемой является отсутствие всякого упоминания о поединках подобного рода в «Русской Правде» (РП) и вообще в законодательстве XI-XII вв. В.О. Ключевский выдвинул предположение, что причиной тому является церковное происхождение этого документа . Утверждение это весьма сомнительно, поскольку вообще-то ордалии (испытание «Божьим судом». — В.Д.) в РП есть: «железо», «вода» (к ним церковь относилась тоже неодобрительно, это хорошо видно из поучения епископа владимирского Серапиона), а «поля» — нет. Впрочем, в одном из списков РП — Мясниковском (конец XIV — начало XV в.) стандартная фраза: «То дати им правду железо» (ст. 21) выглядит так: «То дати им правду: с железом на поле» . Быть может, именно такая формулировка ближе к изначальному древнему варианту. Не исключено также, что РП — запись славянского обычного права, не знавшего судебных поединков. Они, как известно, существовали в дружинной среде, жившей тогда по своим законам. Общей нормой этот обычай стал именно в то время, когда взаимопроникновение двух культур — славянской и скандинавской — стало полным. Впрочем, проблема отсутствия в «Русской Правде» упоминания о судебных поединках нуждается в дополнительном исследовании.
Судебный поединок всегда считался на Руси строго нормированным сражением. Существовали четкие правила, определявшие, кто и кого имеет право на него вызвать, какие условия необходимо при этом соблюдать. Псковская судная грамота и оба судебника предусматривали, что если человек в силу возраста, слабости здоровья или особенностей положения биться не может, он должен выставить вместо себя наймита-бойца.
В ст. 36 «Псковской судной грамоты» читаем: «А на котором человеке имуть сочити долгу по доскам, или жонка, или детина, или стара, или немощна, или чем безвечен, или чернец, или черница, ино им наймита волно наняти, а исцом целовати, а наймитом битись. А против наймита исцу своего наймита волно, или сам лезет» . Эта правовая норма без особых изменений перешла в Судебники 1497 и 1550 гг.
Однако в том случае, если поединком проверялись свидетельские показания против женщины, ребенка, увечного или монаха, свидетель самолично должен был сразиться с наймитом, правда, если сам не женщина, ребенок, увечный или монах: «Статья 17. А если против послуха (свидетеля) ответчик будет стар, или мал, или чем увечен, или поп, или чернец, или черница, или жонка, и тому против послуха наймит, а послуху наймита нет; а которой послух чем будет увечен безхитростно [т.е. не специально себя перед поединком изувечит, чтобы не биться], или будет в послусех поп, или чернец, или черница, или жонка, тем наймита наняты вольно ж. А что правому или его послуху учинится убытка, и те убытки имати на виноватом» .
То есть человек, взявшийся свидетельствовать против слабого и беззащитного (пусть даже и виновного), должен был прежде серьезно подумать, стоит ли это делать. С точки зрения принципа законности это не очень правильно. По современным представлениям свидетель в суде должен иметь возможность отвечать по делу, ничего не опасаясь. Но, видимо, в те непростые времена было слишком много ложных доносов, особенно по политическим и имущественным делам. И создатели Судебника таким вот образом пытались остудить пыл особенно рьяных доносчиков: одно дело самому добиваться у должника своих денег (тогда против бойца-наймита встанет другой боец-наймит), а другое — доносить (и тогда против бойца-наймита придется встать самому — и тут уже только Божье покровительство сможет спасти истинно правого).
В остальных же ситуациях действовал принцип, согласно которому профессиональный воин мог сражаться только с равным себе, бить «небойца» он права не имел. Причем не потому, что это было для него слишком «низко» и поэтому оскорбительно, а исключительно для безопасности непрофессионала. Ведь если «небоец» все-таки настаивал на поединке, «боец» должен был сражаться: «Статья 14. А битися на поле бойцу с бойцом или небойцу с небойцом, а бойцу с небойцом не битися; но если похочет небоец с бойцом на поле битись, то пусть бьется. Да и во всяких, делах бойцу с бойцом, а небойцу с небойцом, или бойцу с небойцом по небоицове воле на поле битися по тому ж» .
Примечательно, что в «Псковской судной грамоте» в том случае, если обеими «тяжущимися» сторонами в суде были женщины, выставлять вместо себя наймитов они не могли, поэтому должны были драться сами. Причина этого понятна: мужчина, осознавая, что результат спора может напрямую отразиться на его жизни и здоровье, вынужден был вести себя осторожно. Женщины были поставлены в равные с мужчинами условия — им тоже приходилось вести себя осмотрительно, чего сложно было бы добиться, если бы спор женщин мог решиться единоборством мужчин. Средневековый Псков превратился бы в сплошное ристалище.
Бой проводился в специально отведенном и подготовленном для этого месте. Его подготовкой во времена Московской Руси занимался судебный пристав, называвшийся «недельщиком». Судебный поединок «поле» начинался с того, что оба участника целовали крест.
Проводились такие поединки с применением оружия. По свидетельству С. фон Герберштейна, на судебный поединок стороны «могут выставить вместо себя какое угодно другое лицо, точно так же могут запастись каким угодно оружием, за исключением пищали и лука. Обыкновенно они имеют продолговатые латы, иногда двойные, кольчугу, наручи, шлем, копье, топор и какое-то железо в руке наподобие кинжала, однако заостренное с того и другого краю; они держат его одной рукой и употребляют так ловко, что при каком угодно столкновении оно не препятствует и не выпадает из руки. Но по большей части его употребляют в пешем бою» .
Доспехи побежденного доставались победителю. Если битва завершалась убийством противника, то, собственно, ничего, кроме этих доспехов, победитель и не получал. С теми же деньгами, которых, предположим, доискивался, он мог попрощаться: «А которому человеку поле будет с суда [присуждено], и став на поле, истец победит своего истца, ино ему взять чего взыскивал на истце, [но если это будет труп], то на трупе кун (денег) не имати, только ему доспех снята или иное что, в чем на поле вылез противник» . Значит, проявить некоторую гуманность было в интересах победителя: только сохранив жизнь побежденному, он получал свои деньги.
Битва должна была проходить «один на один» — это одно из главных ее условий. Ни с одной из сторон в нее не могли вмешаться «болельщики», которым запрещалось иметь при себе и доспехи, и оружие (дубины и ослопы — окованные железом палицы). Очевидно, сдержаться порой было трудно. Недаром для вмешивавшихся в поединок предусматривалось заключение в тюрьму. Особенно постороннее вмешательство было вероятно, когда на поединок сходились представители высших слоев общества. В Судебнике 1550 года содержится описание условий такового между окольничим и дьяком. В случае необходимости и тот, и другой могли выставить хоть целую армию вооруженных боевых холопов, но в честном бою участие последних не допускалось .
Если побежденного не убивали, его признавали проигравшим судебный процесс или виновным (в случае уголовного преступления). Соответственно, проигравший должен был выплатить долг, уступить земельный участок или понести уголовное наказание. Кроме того, на пострадавшего возлагались все расходы по уплате положенных судебных пошлин.
Церковь относилась к «полю» неодобрительно. Митрополит Киевский и всея Руси Фотий в своем послании новгородскому духовенству в 1410 году прямо запретил священникам причащать идущих на судебный поединок и хоронить по христианскому обычаю убитых. Тот, кто убивал своего противника, рассматривался как душегубец. Уголовному наказанию его, понятно, не подвергали, т.к. согласно светскому законодательству он был ни в чем не повинен, но накладывали епитимью — церковное наказание как на убийцу. Меры принимались самые серьезные: священник, причастивший или отпевший участника «поля», лишался сана . Однако относительно поединков, в которых решалась судьба Руси и ее народа, церковь занимала иную позицию.
Были на Руси и «потешные» поединки (турниры). В оригинальных текстах русских летописей турниры именуются просто «играми». Подобное название имели копейные турниры и в европейских странах: Англии и Франции. Там в XI—XIV вв. использовался термин «хейстильюд», что в дословном переводе означало «игра с копьем» . Отношение к турнирам у русских летописцев было неодобрительное (как в целом к игровой составляющей культуры). Поэтому и упоминали о них в исключительных случаях, когда турнир оказывался «вплетен в ткань» исторических событий. Так, например, в Ипатьевской летописи (под 1249 г.) рассказывается о князе Ростиславе Михайловиче, выступавшем в качестве отрицательного героя. Этот Ростислав, осаждая г. Ярославль (в Галицкой земле, на р. Сан), похвалялся, что если б знал, где в этот момент находятся его главные враги — Даниил и Василько Романовичи, то выступил бы на них пусть даже всего с десятью воинами. Пока же местонахождение врагов было не ясно, и мастера в его войске готовили осадные орудия, решил поразвлечься военной потехой с польским воеводой Воршем: «Гогордящоу же ся емоу и створи игроу предъ градомъ, и сразивъшоуся емоу со Воршемь, и падеся под нимь конь, и вырази собе плече. И не на добро слоучися емоу знамение» .
Ирония летописца, отметившего непомерную гордость князя, понятна: пока Ростислав развлекался, Даниил и Василько узнали о готовившемся штурме города и сами выступили против него. Ростиславу представилась возможность подтвердить хвастливые слова делом. Однако неуспех на турнире обернулся неудачей и в настоящем сражении — Ростислав не выдержал натиска и бежал с поля битвы.
Другое упоминание об «играх-турнирах» имелось в не сохранившемся летописном своде XV века — Троицкой летописи. Известие дошло до нас благодаря тому, что на него обратил внимание Н.М. Карамзин: «В 1390 году знатный юноша, именем Осей, сын великокняжеского пестуна, был смертельно уязвлен оружием в Коломне на игрушке, как сказано в летописи; сие известие служит доказательством, что предки наши, подобно другим европейцам, имели рыцарские игры, столь благоприятные для мужества и славолюбия юных витязей» . В небольшой выписке, помещенной в примечаниях, говорится: «Лет. 6898… Тое же зимы по Рождестве Христове на третий день Осей Кормиличичь Князя Великого поколотъ бысь на Коломне въ игрушке» . Понятно, что само по себе летописное известие допускает разные трактовки, но соотнесение его с текстом Ипатьевской летописи позволяет согласиться с мнением Н.М. Карамзина. «Игра, игрушка» — это, несомненно, турнир.
Своеобразным подвидом игрового (но вместе с тем смертельно опасного) поединка было единоборство с медведем, описанное Дж. Флетчером. Этой «особенной потехой» развлекался царь. Для участника поединка (или участников), должно быть, веселого в этой затее было мало. Человек в огороженном пространстве выходил против зверя с одним копьем. Разъяренный медведь кидался на него. И тут все зависело от ловкости и выдержки: «В это время если охотник успеет ему всадить рогатину в грудь между двумя передними лапами (в чем, обыкновенно, успевает) и утвердить другой конец ее у ноги так, чтобы держать его по направлению к рылу медведя, то, обыкновенно, с одного разу сшибает его. Но часто случается, что охотник дает промах, и тогда лютый зверь или убивает, или раздирает его зубами и когтями на части» .
Отмечу, что в древнерусской христианской культуре судьба зародившихся еще в языческие праславянские времена трех видов поединков была различна. Судебные, не одобрявшиеся церковью, тем не менее культивировались государством, что и обусловило сохранение информации о них в письменных источниках, игровые оказались вне церковных и государственных отношений — сведений о них минимум. Особое место занимает самый важный для государства, церкви и общества в целом вид поединка — боевой. Он поэтизировался в древнерусском обществе, что, с одной стороны, несколько затрудняет возможность изучения фактической стороны дела (тактики, приемов и пр.), но с другой — позволяет лучше понять его мировоззренческую составляющую.
По древнему обычаю, когда встречались два войска, перед общей битвой могли устроить сражение двух воинов из противоборствующих станов. Наиболее древней формой такого единоборства была рукопашная борьба без оружия. На поединок выходили вожди или избранные лучшие богатыри от каждого войска. Самое первое упоминание такой битвы в русской летописи содержится в описании противостояния великого князя Владимира I Святославича набегам печенегов в 992 году. Знаменитое сражение Кожемяки с печенежским воином описано летописцем как чистая борьба: без оружия и без ударов: «И размерившее межи обема полкама, пусиша я к себе и ястася и почаста ся крепко держати и оудави Печенезина в руку до смерти, и удари имь о землю» .
Другое сообщение (под 1022 г.), где рассказывается о походе сына Владимира I князя Тмутараканского Мстислава на касогов, рисует нам уже несколько иную картину: рукопашная битва князей. Две рати, как обычно, встали друг против друга, но общее сражение заменили поединком вождей: «И ставишема обема полкома противу себе, и рече Редедя къ Мьстиславу: “Что ради губиве дружину межи собою, но сы идеве ся сама бороть, да аще одолееши ты, то возмеши именье мое, и жену мою, и дети мое, и землю мою. Аще ли азъ одолею, то възму твое все”. И рече Мьстислав: “Тако буди”. И рече Редедя Мьстиславу: “Не оружьм ся бьеве, но борьбою”. И яста ся бороти крепко. И надолже борющемася има нача изнемогати Мьстиславъ: бе бо великъ и силен Редедя. И рече Мьстиславъ: “О, пречистая Богородица, помози ми, аще бо удолею сему, сзижю церковь во имя твое”. И се рекъ, оудари имь о землю. И вынзе ножь и зареза Редедю» .
На первый взгляд может показаться, что Мстислав нарушил правила боя, применив нож. Это, однако, не так. Мстислав зарезал Редедю уже после того, как победил (бросил на землю). Оружейный поединок был заменен борьбой без оружия не для того, чтобы оставить сражавшихся живыми. Ни один из князей живым не отдал бы свою жену, детей и землю. Побежденного не могла постичь иная судьба, кроме смерти. В обоих случаях в поединке сходились воины разных народов, однако язык ритуального поединка универсален. Это была общепонятная знаковая система — как, собственно, и любое сражение.
Немало смертельных поединков породила эпоха монголо-татарского нашествия на Русь в XIII веке. Образ погибающего в неравном бою единоборца (Евпатия Коловрата, Меркурия Смоленского) стал важным элементом «мотива героической гибели», характерного для литературы этого периода.
Образ богатырского единоборства оставался актуальным и тогда, когда период поражений сменился эпохой побед. Одним из центральных сюжетов «Сказания о Мамаевом побоище» является битва русского монаха Александра Пересвета с татарским воином. Если верить «Сказанию», с этого поединка началась (1380). Позднее происхождение памятника и явная сомнительность многих подробностей, сообщаемых в тексте, заставляют исследователей сомневаться в их достоверности .
Однако позднее происхождение источника не означает его недостоверность. Измышление сюжета «на абсолютно ровном месте» не вяжется с механизмом функционирования древнерусской литературы. Сам характер подвига Пересвета таков, что в обществе, культура которого включала полноценно функционировавшие механизмы устной передачи информации, он не мог оказаться вне сферы фольклорной традиции. Роль письменности в древнерусском обществе XIV—XV вв. не стоит преувеличивать. Многое из того, что в наши дни сохраняется исключительно в письменной сфере, в малописьменную эпоху хранила народная память. В литературе Древней Руси отсутствовали целые жанры, например, любовная лирика, функции которой, по замечанию академика Д.С. Лихачева, выполнял фольклор. Существенная роль принадлежала последнему и в деле сохранения исторических знаний. Художественная специфика многих древнерусских произведений ясно указывает на то, что существование свое они начали в виде устных сказаний. Пассаж о Пересвете, ясно перекликающийся по стилистической организации с былинами и историческими песнями, — не исключение.
Кроме того, нужно учесть, что в литературе «Куликовского цикла», предшествовавшей «Сказанию», нет произведений, сравнимых с ним по степени детальности изложения. Плотность изначального летописного упоминания столь велика, что детали подобного рода там были просто невозможны. Поэтому, если бы у автора XV века возникла потребность их найти, он должен был обратиться прежде всего к устной традиции. Что, как свидетельствует «фольклорный колорит» сюжета о Пересвете, и было сделано. Впрочем, достоверность сражения Александра Пересвета с Челубеем все-таки остается недоказанной. Важно другое: поскольку никаких прямых литературных параллелей этому пассажу не выявлено, приходится считать, что летописец, описывая этот поединок, ориентировался на реалии (прежде всего мировоззренческие) своей эпохи.
Поединок, открывавший большое сражение, выступал в древнерусской культуре как ритуальное действо, разыгрывавшее будущую битву в миниатюре и служившее, кроме прочего, своеобразным гаданием о ее исходе. Именно поэтому единоборством часто все и заканчивалось. Вступить в битву после гибели лучшего бойца (что, несомненно, считалось дурным предзнаменованием) было страшно. Проигравшая сторона отступала, признавая себя побежденной. Память о таких поединках сохранялась в веках, запечатлевалась в летописях, воспевалась в народных песнях.
Так или иначе, исход любого поединка (судебного, игрового или боевого) древнерусским человеком связывался не только и не столько с боевым мастерством, сколько с волей высших сил. Очевидно, прочная убежденность бойца в том, что на его стороне правда, играла роль «морально-волевой подготовки» и в реальности весьма способствовала победе.
ПРИМЕЧАНИЯ
Новосельцев А . П ., Пашуто В . Т ., Черепнин Л . В ., Шушарин В . П ., Щапов Я . Н . Древнерусское государство и его международное значение. М., 1965. C. 302-305.
Там же. С. 304.
Лев Диакон. История. М., 1988. С. 79.
Договор («Правда») Смоленска с Ригою и Готским берегом // Памятники русского права / Под ред. С.В. Юшкова. М., 1953. С. 55-75. Договор запрещал русским людям вызывать иностранцев на судебный поединок, если тяжба происходила на Руси, и одновременно запрещал иностранцам вызывать русского, если дело происходило в Риге или на Готском берегу («Русину не звати Латина на поле бится у Руской земли, а Латинину не звати Русина на поле битося у Ризе и на Готском березе»). При этом и русские, и «латины» могли биться между собой без ограничений. Нужно отметить, что в целом построение норм в тексте договора обнаруживает очевидную связь с «Русской Правдой».
Судебник 1550 года… С. 99.
Данилевский И.Н. Русские земли глазами современников и потомков (XII-XIV вв.) Курс лекций. М.: Аспек-Пресс, 2001. С. 274.
Долгов Вадим Викторович — профессор кафедры дореволюционной отечественной истории исторического факультета ФГБОУ ВПО «Удмуртский государственный университет», доктор исторических наук.
Недавно на собеседовании у Святейшего Патриарха я обратил внимание на картину, висящую в его приемной. Это был подлинник картины Павла Рыженко «Победа Пересвета». На полотне изображена знаменитая схватка непобедимого татаро-монгольского богатыря Челубея и нашего Александра Пересвета - монаха, который по особому благословению преподобного Сергия Радонежского вышел со своим собратом Андреем Ослябей на бой на Куликовом поле.
Великая мудрость и прозорливость замечательного русского святого, преподобного Сергия, проявилась в самой сути этой схватки. Это была битва сил света и сил тьмы. И это вовсе не образное выражение, а самое существо событий, произошедших 8 сентября 1380 года.
Когда мы стояли перед этой картиной, один из игуменов Троице-Сергиевой лавры рассказал нам такую историю. В лавре есть монах, который во времена своей юности, как и многие тогда, был увлечен восточными духовными традициями и боевыми искусствами. Когда началась перестройка, он с друзьями решил поехать в Тибет, дабы поступить в какой-нибудь буддийский монастырь. С 1984 года, когда монастыри Тибета открыли для доступа, правда, по ограниченным квотам, туда стало приезжать множество иностранцев. И надо прямо сказать, что к чужеземцам отношение в монастырях было крайне скверное: все-таки это тибетская национальная духовность. Наш будущий монах и его друзья были разочарованы: они так стремились к этому возвышенному учению, к этому братству, духовным подвигам, мантрам и молитвам. Такое отношение продолжалось до тех пор, пока тибетцы не узнали, что перед ними русские. Они стали переговариваться между собой, и в разговоре прозвучало слово «Пересвет». Стали выяснять, и оказалось, что имя этого русского монаха записано в особой святой книге, где фиксируются их важнейшие духов¬ные события. Победа Пересвета занесена туда как событие, которое выпало из привычного хода вещей.
Оказывается, Челубей был не просто опытным воином и богатырем - это был тибетский монах, прошедший подготовку не только в системе боевых искусств Тибета, но и освоивший древнейшую практику боевой магии - Бон-по. В результате он достиг вершин этого посвящения и обрел статус «бессмертного». Словосочетание «Бон-по» можно перевести как «школа боевой магической речи», то есть искусство борьбы, в котором эффективность приемов боя беспредельно возрастает за счет привлечения путем магических заклинаний силы могучих сущностей потустороннего мира - демонов (бесов). В результате человек впускает в себя «силу зверя», или, проще говоря, превращается в единое с демоном существо, некий симбиоз человека и беса, становясь бесноватым. Платой за такую услугу является бессмертная душа человека, которая и после смерти не сможет освободиться от этих жутких посмертных объятий сил тьмы.
Считалось, что такой монах-воин практически непобедим. Количество таких, избранных духами, воинов-тибетцев всегда было крайне невелико, они считались особым явлением в духовной практике Тибета. Поэтому-то Челубей и был выставлен на единоборство с Пересветом - чтобы еще до начала сражения духовно сломить русских.
На известной картине В. М. Васнецова оба воина изображены в доспехах, что искажает глубинный смысл происходившего. Павел Рыженко написал этот сюжет вернее: Пересвет на схватку вышел без доспехов - в облачении русского монаха великой схимы и с копьем в руке. Поэтому он и сам получил тяжелую рану от Челубея. Но «бессмертного» он убил. Это вызвало полное замешательство татарского войска: на их глазах произошло то, чего в принципе не может быть. Нарушился привычный ход вещей и пошатнулись незыблемые законы языческого мира.
И по сей день служители духов тьмы, мастера восточных единоборств, хранят память о том, что есть некие «русские», у которых есть свой Бог, сила которого неодолима. И этот русский Бог выше всех их богов, и воины этого Бога - непобедимы.
