Лошадиные истории. История лошадей. Дикие предки и дикие лошади. Дикие предки современных лошадей, истребленные лошади, одичавшие лошади

Алексей Абрамович Коркищенко

Лошадиные истории

День лошади (вместо предисловия)

Уважаемый друг! Уведомляю Вас, что в этом году, по решению президиума нашего содружества, День лошади будет проводиться в расширенном масштабе. В празднествах примут участие новые члены содружества из соседних хуторов и станиц: пятеро пенсионеров-коневодов, два кузнеца, около взвода бывших бойцов 5-го гвардейского Донского казачьего кавалерийского Краснознаменного Будапештского корпуса, генерал в отставке и другие. Ожидается гость из столицы - крупный писатель, наш земляк, почитающий лошадей.

Приезжайте, уважаемый друг! Исполните свои секретарские обязанности.

Вот такое письмо я получил на днях из хутора Александровского от президента содружества почитателей лошади Зажурина.

В рыцари лошади я был посвящен в один из чудеснейших дней своей жизни. И произошло это так.

Как-то осенью, выполнив редакционное задание в одном из колхозов нашей области, я возвращался к полустанку пешком. Шел по вилючей тропинке вдоль речки.

День был ясный, свежий, шагалось легко. Подогретые полуденным солнцем, оживали кисловатые ароматы прибитых заморозком трав, и все щедрее сочилось прохладной синевой глубокое небо; краски земли под ним всё больше густели, становясь насыщенней и контрастней: вспаханные поля на склоне бугра за речкой были темно-фиолетовы, тихо облетающие сады и лесополосы - ярко-оранжевы, пестры, а ровные раскущенные озими в их обрамлении были очень зелены, просто сияюще изумрудны и прекрасны до теплой душевной дрожи.

Синицы-пастушки качались на голых бодылках, словно поздние осенние цветы, и жалобно цвинькали, грустя по лету. А где-то в желтых камышах посреди речки тоскливо, безнадежно кричал дикий гусь, отбившийся от стаи.

Я вышел к хутору, тянувшемуся вдоль речки. На пустых огородах и в полуобнаженных садах мальчишки жгли костры, и я жадно принюхивался к дымку, стекающему к речке. Привкус у дымка был дразнящий, сладковатый и терпкий, и голова легко кружилась, хмелея от него. Все эти запахи, звуки и краски позднего бабьего лета вливались в меня, как потоки долгожданного дождя в сухую, порванную трещинами землю.

На краю хутора я остановился: среди зарослей бузины и чертополоха стояла конюшня. Над ней в безветрии тихо шумели старые осокори. Спелые листья раскачивались, как золотые маятники, отсчитывая последние часы бабьего лета. Я стоял, прижимая ладони к сердцу, оно стучало невпопад - «шарахалось», в ушах шумело: меня словно бы на фантастической машине времени вернуло в детство. Была в нем и такая же конюшня, с подпорами с боков, с помутнелыми от времени окошками, с кронами старых осокорей над прелой камышовой крышей, продырявленной воробьями; и было такое же оранжевое полуденное солнце и очень синее и прохладное небо, которое казалось еще более синим и густым между белыми ветвями осокорей. И были лошади…

Скособоченная конюшня сияла ослепительно белой известкой, отбирая глаза: стены, видно, ею мазали совсем недавно - они еще не были тронуты дождями и не успели порыжеть от солнца.

В конюшне жили лошади - я еще издали услышал запахи жилого лошадиного помещения. Когда вошел туда, мои глаза, ослепленные известковой белизной, не сразу привыкли к сумраку - сквозь окошки мало света проникало внутрь. Лошади (их было около десятка) стояли у яслей, ели овес. В детстве я привык разговаривать с животными, особенно с лошадьми - я их любил смалу и работал с ними не один год, - ну, и сейчас заговорил:

Здравствуйте, милые! Как живете-можете?

Они оглядывались, фырча и роняя овес, снова тыкались мордами в ясли. Но одна, высокая, долго с интересом смотрела на меня. Приглядевшись, я увидел в ее глазу отражение дверного проема и себя в нем - темным силуэтом.

Длительное внимание лошади к какому-либо предмету или существу всегда поражало меня, немного пугало - я задумывался над этим с детства и приписывал лошади свойства чисто человеческие. В том, что лошадь существо умное - уточняю, - разумное и понимающее наш язык, - мне приходилось убеждаться много раз. Конечно, лошади бывают разные, как и люди…

Я погладил высокую лошадь. Она тихонько заржала, отвечая на ласку, и коснулась моей руки бархатисто-мягкими губами, дохнув на нее влажным теплом.

Ах ты умница! Здороваешься? Понимаешь человеческий язык, а? - Она кивала, а я поглаживал ее и еще что-то ласковое говорил, уж не помню теперь, что именно.

Кто-то деликатно покашлял за моей спиной. Я обернулся и только теперь разглядел в темном углу на сене трех мужчин, одетых и настроенных празднично. Они полулежали вокруг скатерти, на которой располагались куски хлеба, соль в солонке и грудочки сахара.

Уважаете лошадей, товарищ? - приподнявшись, спросил одноногий. Отстегнутый протез валялся в стороне. Владелец его, видно, расположился здесь надолго.

Чего спрашивать?.. Раз человек поздоровался с лошадью, значит, уважает эту животную, - укоризненно сказал старик.

Мне было неловко: при свидетелях я бы вряд ли стал разговаривать с лошадьми. Пробормотав «извините, что помешал…», хотел было уйти, но помешкал - в репликах людей не было насмешки, а было понимание, сочувствие. И я сказал:

Эта высокая лошадь, по-моему, очень умная… Она напомнила мне одну знакомую…

Третий, лысый здоровяк, поднялся и, отряхнув костюм, сказал ласково:

Уважаемый друг, мы не спрашиваем: кто вы и откуда вы - для нас это неважно, для нас важно, что обратились к лошадям с добрым словом и лаской. Поэтому, позвольте пригласить вас в нашу компанию, так сказать. Пожалуйста, будьте добры…

Святая правда! - подтвердил старик.

Я с наслаждением растянулся на зеленом, с запахом чая сене. Ноги загудели, сладко заныли от длинной хорошей дороги. Мы познакомились. Инвалид назвался Зажуриным, старик - Андроном Парфентьевичем, третий представился по всей форме:

Кононенко, Петр Павлович, ветеринарный врач в отставке. - Он деликатно притронулся к моему плечу и с возвышенными нотками в голосе продолжал: - Уважаемый друг, перед вами люди, почитающие лошадь. Ее судьба нам близка, определенно сказать - родственна, сходна с нашей крестьянской судьбой. В каком смысле?.. Ну хотя бы в том, что мы, крестьяне, многие века вместе с лошадью занимались хлеборобством, вместе воевали, защищая Родину от врага, и так далее… Лично моя судьба, как и судьбы моих друзей, сидящих здесь, с детства связана с лошадью. И потому мы всегда болели за ее здоровье и благополучие!

Кононенко вежливо покосился в мою сторону, дескать, как я воспринял его слова? И так же мягко и вместе с тем испытывающе смотрели на меня темные калмыковатые глаза Зажурина и выцветшие синюшки Андрона Парфентьевича. Мне не показались смешными слова ветврача в отставке о лошадях, и я ответил прочувствованно, в той же тональности:

И я также всегда заботился о здоровье и благополучии лошади! И моя судьба с детства связана с лошадьми.

Вы слышали? Это наш человек! - воскликнул Петр Павлович и обратился ко мне: - Пожалуйста, угостите лошадей хлебом с солью и сахаром, сделайте это в согласии с нашим ритуалом. Берите вот со

Леля, скажи, пожалуйста, так: прощай, Шура Кряжев! Все-таки ты моя невеста… Об этом все знают.

Прощай, Шура Кряжев… - тихо ответила она, глядя на него сквозь пряди.

Минька сказал со смешком, для всех:

Кряжев с невестой прощается, а Петька-то, посмотрите, как Петька ревнует!

Петька, опираясь на вилы, хмуро ответил:

Ври больше! Ничего я не ревную.

Леля, обращаясь к новобранцам, крикнула ломким от волнения голосом:

Счастливо вам, милые друзья! Возвращайтесь с победой.

Прощайте, хлопцы! - растроганно произнес Лукьян Корнеевич. - Беспощадно бейте проклятых фашистов! - И отдал приказ: - Кряжев, принимай командование! Веди отряд на пункт назначения, в станицу Дольскую.

Слушаюсь! - ответил Кряжев, отдавая ему честь. - Взвод, рысью марш!

Всадники поскакали по дороге к кургану. Кряжев подъехал к старику, пожал ему руку:

Спасибо за толковые уроки, Лукьян Корнеевич. Очень хотелось бы с вами встретиться после победы над фашистами, этак года через два-три… на свадьбе! - Сказал Петьке: - Смотри, Петро, не обижай Лелю Дмитриевну. Я вернусь, спрошу с тебя! - Поднял коня на дыбы, свистнул.

Конь заржал, заколотил ногами по воздуху и с места пошел в карьер, догоняя отряд.

Тревожно заржали лошади. Петька с досадой вонзил вилы в сухую землю и произнес негромко, но так, чтобы услышала Леля:

Я тоже скоро пойду воевать с фашистами!

Леля вдруг сорвалась с места, подбежала к Лошадии, обняла за шею, что-то говорила ей и, кажется, плакала.

Петька и Лукьян Корнеевич молча смотрели на нее.

Глава пятая

На обед лошадям приготовили сытную подсоленную мешанку.

Беги, зови конских матушек полудневать, - сказал дед Лукашка Леле.

Кобылицы с жеребятами паслись за бугром. Леля взбежала на курган, свистнула, как научил ее Петька, - похоже на паровозный гудок. К нему она приучила Лошадию, та принимала его как сигнал на обед.

Лошадия заржала в ответ и пошла к кургану. За ней послушно двинулся весь косяк. Сбежав вниз, Леля приласкала вожачку, угостила ее корочкой хлеба:

Умница ты, красавица!.. Ох, и люблю же я тебя!

Уцепившись за холку, подпрыгнула и села боком на горячую спину кобылы. Болтая ногами и напевая, Леля ехала во главе косяка. Она не сразу заметила красноармейца, подкатившего на велосипеде к лагерю. Прислонив велосипед к ограде загона, тот подошел к Лукьяну Корнеевичу, который перемешивал в кормушках овощи с дертью, поздоровался, вскинув ладонь к козырьку фуражки.

Коневод бросил на него короткий изучающий взгляд и ответил на приветствие уважительно, видно, понравился он ему: мужественный с виду, аккуратный. Кирзовые сапоги начищены до блеска. Форма не новая, но чистая. На груди сияли новенький орден Красной Звезды и медаль «За отвагу». На поясе висела трофейная фляжка в войлочном чехле. На отложном воротнике гимнастерки виднелись сержантские треугольники.

Сержант снял фуражку, вытер пот платком. Вынул большой портсигар, но не закуривал, вертел его в руках и восхищенным взглядом знатока и ценителя окидывал кобылиц, подходивших к воротам загона.

Красавицы! Одна к одной, как на подбор. Элита!.. Высший класс! - громко восхищался он.

Добрел, мягчел взгляд старого коневода - приятна была ему похвальная оценка его подопечных.

Лошадия, проходя в «столовую», гневно покосилась на сержанта, стоявшего у ворот, и, тревожно всхрапнув, прибавила шагу. Коська прижался к ней. Приняв сигнал опасности, поданный Лошадией, остальные кобылы сбились тесно, проходя валом в загон.

Спокойно! - прикрикнула Леля и успокаивающе похлопала вожачку по шее.

О, девушка на коне! Настоящая донская казачка! - восхитился сержант.

Леля сдержанно улыбнулась: «Ишь ты, назвал девушкой!»

Так это же знаменитые буденновские кобылицы! Я же видел их на выставке в мае прошлого года! - продолжал восхищаться сержант.

Верно, - подтвердил Лукьян Корнеевич, выбираясь из загона. - Были они на выставке.

Лошади - моя любовь, моя страсть!.. Я до войны в Ростове на ипподроме работал.

Лошади подходили к кормушкам, жеребята припадали к вымени. Леля, следя за кормлением, незаметно пригляделась к сержанту: да, вроде бы знакомое лицо, видела его не раз на территории ипподрома, хотя и не знала, что он там делал.

Сержант наконец-то раскрыл портсигар - в нем была вмонтирована зажигалка - взял себе папиросу и угостил коневода. Щелкнул - сразу же зажегся огонек. Прикурили.

Ишь ты, справная техника! - одобрил старик.

Немецкая, трофейная, - небрежно ответил сержант, пряча портсигар в карман. Расстегнул воротник, вытер потное лицо и шею. - Тяжеловато еще после ранения ездить на велосипеде. Еду из госпиталя, из станицы Шкуринской, напрямик в Азов, мать проведаю - да и опять на фронт. - Он помял бедро. - Еще не пришла нога в норму, тянет, ноет, быстро устает.

Сержант подошел к Лошадии, потянулся рукой, хотел погладить ее, но та вскинула голову, ощерилась, щелкнув зубами.

Ого! - он отдернул руку. - Вот злюка.

Ничего не злюка! - возразила Леля. - Просто не доверяет незнакомым… Она - вожачка косяка.

Сержант с непонятной усмешкой произнес:

Возможно, возможно.

Петька осмелел, приблизился к сержанту.

Товарищ сержант, расскажите, за что получили награды.

Это долгая история, товарищ коневод, - ответил тот. - Как-нибудь в другой раз. Ехать надо. Хотя бы к вечеру в Азов добраться.

Он поправил вещмешок, закрепленный на багажнике, простился и покатил вниз, в балку.

Лукьян Корнеевич задумчиво посмотрел вслед: кого-то напоминал ему этот человек. Помнились вот эти широкие скулы, нос с горбинкой, густые темные брови, нависающие над светлыми острыми глазами. И если бы он напряг память, то вспомнил бы, на кого был похож сержант: на кулака Софрония Чебанова, которого судили в тридцать первом году открытым судом в районном центре. Бешеный был мужик. Когда раскулачивали его, он выжег глаза раскаленным железом своему жеребцу, чистопородному дончаку. Пошел на такую подлость, погубил доброго производителя, лишь бы тот не достался советскому конезаводу, который занялся выведением новой, буденновской, породы лошадей.

Действительно, «сержант Пудров» - такую кличку дала ему немецкая разведка - был сыном Софрония Чебанова Андреем. Он верой и правдой служил в гражданскую войну предателю русского народа генералу Краснову и вместе с ним эмигрировал. В Германии Андрей Чебанов был завербован немецкой разведкой, прошел школу диверсантов и заслан в Советский Союз, в Ростов-на-Дону, где устроился работать на ипподром. На его счету было несколько подлых диверсий и убийств.

…За бугром в кустах терновника Чебанов переоделся в поношенную гражданскую одежду и обул старые ботинки. Опрятную военную форму аккуратно уложил в вещмешок. Достал портсигар, в котором была вмонтирована не только зажигалка, но и миниатюрный фотоаппарат. Диверсант проверил его: он сработал надежно. Было сделано десять снимков.

Оберст фон Штюц срочно вызвал к себе майора Кроге и капитана Рихтера.

Господа, обсудим ход операции «Рыжая стая». Итак, капитан Рихтер.

Наш агент проник на конеферму и сделал снимки племенных лошадей буденновской породы. Вот они. Он передал их через связного. - Рихтер подал оберсту пачку фотографий.

Очень хорошо, капитан! Благодарю. Агента следует поощрить. - Фон Штюц неторопливо рассматривал снимки. - О, какие красивые лошади! Рейхсмаршал будет доволен… А это кто такой? - его палец показал на старика.

Оттеснив капитана Рихтера, майор услужливо дал пояснения:

- «Сержант Пудров» собрал исчерпывающий материал. Этот старик - опытный специалист-коневод, так называемый герой гражданской войны, буденовец Лукьян Мирошников. Кстати, он - отец командира кавалерийского полка, который входит в состав той самой Донской кавалерийской дивизии…

Любопытное совпадение! - прервал его фон Штюц. - А эта девочка кто такая? - его палец нацелился на изображение Лели.

Когда появились первые лошади?

Лошади появились около 65 млн лет назад. Маленькие, размером не больше собаки, они были в холке 25-45 см. В процессе эволюции лошадь «выросла», и около 4 млн лет назад появились современные лошади рода Эквус. "Эквус" в переводе с латыни означает "лошадь".

Когда человек приручил лошадь?

Около 5-6 тыс лет назад люди впервые стали приручать диких лошадей.

Примерно 4-5 тыс лет назад человек впервые сел на лошадь верхом.

Вначале человек ездил на крупе лошади держась за гриву, и используя подобие «кордео» на основании шеи лошади сделанного из волос тех же лошадей или волокон растительного происхождения.

Позже, человек стал подкладывать на спину лошади шкуры животных, которые застегивались костяными (позже металлическими) застежками на груди лошади и оберегали человека от воздействия пота лошади во время езды. Появилось подобие уздечки. Человек стал использовать лошадь для охоты и для боя.

Позднее люди стали использовать лошадей для сельского хозяйства, запрягая их в соху, что бы пахать поля или запрягал лошадей в повозку для перевозки грузов.

Как появилось слово «конь», «кобыла», «жеребец»?

Эти слова исключительно славянского происхождения, они встречаются в языках многих славянских народов и своими корнями восходят к индоевропейскому праязыку.

Ближайшие родственники лошади - осел, кулан, мул, зебра.

Мул

Осел

Зебра

Весьма примечательно, что такие древнейшие государства, достигшие высокого уровня культуры, как Ассирия, Вавилон, Египет, лошади долгое время вообще не знали: ее там не было, примерно до начала второго тысячелетия до нашей эры. Лошадь в этих государствах появилась лишь за 2000-1500 лет до нашей эры в результате соприкосновений с кочевыми народами, которые затем и завоевали эти древние государства с помощью лошади.

Очень рано люди поняли, какое огромное значение.может иметь лошадь в военном деле, и начали культивировать ее для этих целей. Впервые лошадь в качестве боевого коня, запряженного в колесницу, появилась у кочевых народов, от которых этот способ применения лошади быстро и широко распространился в государствах Малой Азии, а затем и в Древней Греции и Риме. В дальнейшем военное значение лошади все более возрастает.

В период 1000-500 лет до нашей эры появляется конница с воинами, сидящими верхом на лошади, но еще без седла.

Славились своей конницей скифы - кочевые народы, жившие на обширных просторах южнорусских степей. Появление конницы еще более усиливало военное значение лошади, а это, в свою очередь, заставляло проявлять больше заботы о ней, о ее состоянии и качестве. В этот период в коневодстве зарождаются зачатки племенной работы.

Первые века I тысячелетия до нашей эры знаменуют ряд новых, существенно важных для дальнейшего развития коневодства достижений. Сюда относится широкое освоение железа и возникновение кочевого быта, вызвавшее дальние передвижения и широкое, а не эпизодическое использование коня под верх, для выпаса стад, разъездов, посылки донесений или поспешного бегства, что было характерно уже для среднерусских степей и Кавказа (III тысячелетие до н. э.) и Передней Азии (II тысячелетие до н. э.). Речь идет о появлении вооруженного всадника вместо гонца или табунщика, замене отряда колесниц конницей, сначала иррегулярной, затем регулярной. В литературе укрепилась точка зрения, что если индоиранцы познакомили Азию с конем, то иранцы — с всадничеством. Изучая письменные источники Ассирии (описания военных походов, состав войска и добычи), можно уточнить время появления первых вооруженных всадников.

Древнейшее изображение всадника на навершии бронзовой булавки

Многовековой труд коневодов, направленный на совершенствование лошадей в верховом направлении, при одновременном воздействии местных климатических и кормовых условий привел к тому, что уже в первом тысячелетии до нашей эры в ряде азиатских государств (Хорезм, Бактрия, Парфия и др.) были созданы прекрасные породы легких, сухих быстроаллюрных и очень красивых лошадей. Лошади этих государств высоко ценились и соседними народами; последние всячески стремились заполучить их. Так, персы одно время взимали в виде дани ежегодно до 30 000 коней. К потомкам этих древних лошадей можно отнести современную ахалтекинскую породу, разводимую в Туркмении.

Коневодству в Древней Греции посвящено довольно много работ, которые опираются на большое количество источников (письменных и изобразительных). Это позволяет осветить вопросы, важные для решения проблем развития и распространения древних пород и типов лошадей в Евразии. К сожалению, отсутствие остеологических материалов заметно обедняет наши представления о древнегреческом коневодстве.

Реконструировать погребальный обряд с трупосожжением, захоронениями юношей, коней и собак и сооружением кургана лучше всего по текстам гомеровской «Илиады»:

Трижды вкруг тела они долгогривых коней обогнали,
С воплем плачевным... лес наваливши.
Быстро сложили костер, в ширину и длину стоступенный,
Сверху костра положили мертвого, скорбные сердцем.
Множество тучных овец и великих волов криворогих,
Подле костра заколов, обрядили...
Там же расставил он с медом и светлым елеем кувшины,
Все; их и одру прислонив; четырех он коней гордовыйных
С страшною силой поверг на костер, глубоко стеная...
Двух (псов) заколол и на сруб обезглавленных бросил;
Бросил туда ж и двенадцать троянских юношей славных,
Медью убив их.
Сруб угасили, багряным вином поливая пространство
Все, где пламень ходил; и обрушился пепел глубокий;
Слезы лиющие, друга любезного белые кости
В чашу златую собрали.
Свежий насыпав курган, разошлися они,

Гомер (23.13-257)

Верховая езда и джигитовка во времена Гомера были известны, но в его поэмах во всех случаях речь идет о колесницах и колесничных лошадях (троянцы и «конями богаты», и «конеборцы», и «укротители коней», и «конники храбрые»).

Уже на критской вазе IX в. до н. э. имеется изображение вооруженного всадника, во второй половине VIII в. до н. э. такого рода рисунки (правда, всадники чаще показаны в мирных процессиях, чем в сражениях) становятся более многочисленными — на вазах, металлических предметах и т. д. Посадка у первых всадников была такой же неудобной и неумелой, как на Кавказе и в Ассирии. Греки даже в VIII в. до н. э. использовали колесницы не так, как воины Передней Азии. Как можно судить по аттическим вазам, греческие воины не умели стрелять не только с двигающейся, но даже и со стоящей колесницы. Для стрельбы им приходилось соскакивать на землю.

Искусство геометрического стиля доносит до нас коня подчеркнуто длинноногого (что отражало не столько особенности экстерьера, сколько своеобразие стиля живописи), с изящно изогнутой спиной и высоко поставленным хвостом. Коневодство и всадничество пришло к грекам, видимо, из Подунавья, где оно было развито раньше; существенна, конечно, и роль Малой Азии, а также Африки в пополнении конных ресурсов. Очевидно, квадриги (скачки на них во время Олимпийских игр начались в 680 г. до н. э.) в Грецию пришли из Ливии. Только на греческих изображениях VII в. до н. э. мы видим более удобную посадку всадников. В это же время (648 г. до н. э.) впервые вводятся на Олимпийских играх скачки верховых лошадей.

Бой с участием лошади в античные времена

Поэт Алкман (конец VII в. до н. э.) сравнивает в своих стихах греческих девушек со скаковыми конями — венетскими, колаксайскими и ибенинскими. Впрочем, о венетских конях мы знаем и по другим источникам, так как в середине I тысячелетия до н. э. венеты Адриатики славились как коневоды. Их кони принесли спартанцам в это время первую победу на Олимпийских играх. Венетских лошадей ввозили в Сицилию, чтобы на их основе создать свою породу. Под ибенинскими лошадьми следует понимать кельтских, а вот колаксайские — это безусловно скифские, причем свидетельство Алкмана совпадает по времени с появлением скифов на международной арене и связано с их переднеазиатскими походами.

Связь со скифами, интерес к их коням и технике верховой езды для Греции были постоянными и традиционными, так как итоги греко-персидских войн заставили греков серьезно задуматься о необходимости овладеть навыками верховой езды. По свидетельству Андокида, «в первый раз тогда мы организовали отряд всадников и купили 300 скифов-лучников» .

Скифский всадник (IV в. до н.э.)

Первоклассным изображением крупного коня восточного типа является найденный в Ликии так называемый Ксанфский рельеф, надгробье, выполненное греческим мастером в 70-е годы V в. до н. э. На этом барельефе изображена погребальная колесница, запряженная парой небольших, изящных лошадей, впереди юноша ведет крупного верхового коня, рост которого, видимо, около 150 см. Коня отличает крупная, но сухая, прекрасной формы голова на длинной, высоко поставленной шее, мускулистая грудь; прекрасная линия верха, которую не нарушает мягкое довольно большое седло-попона с подперсьем и подпругой; сухие, стройные и сильные ноги, заплетенный, низко поставленный хвост. Грива заключена в прошитый вдоль войлочный (?) нагривник (аналогичный Пазырыкскому). Конское снаряжение близко к тому, что мы видим на лошадях из Персеполя, но персидских лошадей отличала горбоносая голова и узкий, вытянутый корпус.

Кони азиатского типа изображены в квадриге мавзолея Галикарнасса и в храме Зевса в Олимпе; их отличают те же черты.

Античное изображение головы коня восточной породы

Уже на изображениях XVII—XVI вв. до н. э. из Микен мы видим запряженных в колесницы лошадок, напоминающих пони, с развевающимися гривой и хвостом (обычай стричь гриву и подвязывать хвост греки всегда считали свойственным варварам). На вазах геометрического стиля мы видим верховых и колесничных лошадей, не отличающихся между собой по росту и экстерьеру. Художник изображает их подчеркнуто стройными, с длинным и узким туловищем, выделенным плечом, тонконогими, с высоким постановом небольшой породистой головы, тонкой шеей и высоко поставленным длинным хвостом.

В ранних греческих изображениях преобладают так называемые европейские маленькие лошади (ведь, садясь на коня, грек брал его за гриву между ушей, что можно сделать только при очень маленьком росте коня). Эти лошади хорошо известны нам по фризу Парфенона.

В римское время были уже четко разграничены типы лошадей, применяемых для различных целей. Так, Варрон и Сенека подчеркивают, что экстерьер и выездка лошади должны быть различны в зависимости от ого, предназначена ли она для войны, скачки и состязаний на резвость, на племя или в качестве упряжной. Оппиан в «Книге охот» приводит десятки пород лошади, давая им сравнительную характеристику по резвости, выносливости, экстерьеру, происхождению. Очень высокого уровня достигала в римское время зоотехника. Многое из того, что отличает современное коннозаводство, сложилось уже в те далекие времена.

Римский историк Корнелий Тацит, для которого характерно тщательное обращение с историческими фактами, писал: «Ведь старина, вымысел и чудесное называется мифами, история же — будь то древняя или новая — требует истины, а чудесному в ней нет места или оно встречается редко. Что же касается амазонок, то о них всегда — и раньше, и теперь — были в ходу одни и те сказания, сплошь чудесные и невероятные» .

Сказания об амазонках изобилуют живыми подробностями, яркими событиями и важны для нас тем, что могут быть связаны с саврматами, на территории современной Украины, вплоть до Дона и участвовавшими, по всей видимости, в переднеазиатских походах. Недаром, как показал еще Л. А. Ельницкий, «география походов амазонок по Диодору совпадает с географией скифских и киммерийских походов по Геродоту» . У Геродота мы читаем легенду о происхождении «женоуправляемых» савроматов.

Победив амазонок, греки посадили их на корабли и хотели увезти морем. Амазонки восстали, захватили власть на кораблях, но, поскольку они не умели управлять ими, ветер принес их к Меотиде — Азовскому морю. Дойдя берегом Азовского моря до земель, занятых скифами, амазонки угнали табуны коней и стали жить грабежом. «С тех пор савроматские женщины сохраняют свои стародавние обычаи, — пишет Геродот, — вместе с мужьями и даже без них они верхом выезжают на охоту, выступают в поход и носят одинаковую одежду с мужчинами»

Еще в XIV в. до нашей эры в Малой Азии, в государстве хеттов коневодство уже было так высоко развито, что появился даже специальный трактат - "Записки митанийца Киккули" о приемах содержания, использования, и что особенно примечательно, тренировки лошадей.

Период от 500 лет до нашей эры и начало (первые два столетия) нашей эры характеризуется развитием коневодства и племенного дела в коневодстве. Первыми очагами, где селекционно-племенная работа привела к образованию древних высокоспециализированных верховых пород лошадей, были Мидия и Персия, т. е. те области, где позднее сформировались туркменские и персидские лошади. Особенно широкую известность за свои качества и красоту приобрели несейские лошади, получившие название по имени обширной равнины Несея в Мидии. "Несейские лошади были самые крупные и самые лучшие, и ими пользовались персидские цари". Эти верховые.породы лошадей Средней Азии на протяжении многих веков и нашего времени служили как бы неиссякаемым источником, откуда черпался племенной материал для улучшения местных лошадей и создания новых верховых пород многими европейскими странами, начиная от Древней Греции, Рима, кончая странами Западной Европы

На этом изображении видно, как ассирийский лучник уже использует уздечку, но еще не использует седло.

Ассирийская кавалерия

Большое влияние на развитие боевых качеств лошади оказали скифы. Скифы (греч. Σκύθαι) —кочевники, занимавшие в прошлом территории Украины, Молдавии, части Казахстана и России. Информация о скифах происходит преимущественно из «Истории» Геродота. Будучи непревзойденным войнами и наездниками - они занимались разведением лошадей, производя селекцию и отбирая наиболее сильных и выносливых животных.

Скифская легенда гласит, что этот народ произошел от брака Геракла с женщиной-змеей. От этого союза родились три сына: Агвафирс, Гелон и Скиф. И только младший из трех братьев смог выполнить завещание своего могучего отца - опоясаться поясом с пряжкой из золота и суметь натянуть лук Геракла. Он-то и стал родоначальником племени скифов, дав именем своим имя всему народу.

Бой скифов

Формирование специфически скифской культуры археологами относится к VII веку до н. В 70-х гг. VII в. до н. э. скифы вторгались в Мидию, Сирию, Палестину и, по характеристике Геродота, «господствовали» в Передней Азии, где создали Скифское Царство - Ишкуза, но к началу VI века до н. э. были вытеснены оттуда. Следы пребывания скифов отмечены и на Северном Кавказе. Основная территория расселения скифов — степи между нижним течением Дуная и Дона, включая степной Крым и районы, прилегающие к Северному Причерноморью. Северная граница неясна.

Чаще всего упоминания о скифах встречались в греческих источниках, например, у «Отца истории» - Геродота. И везде речь шла в первую очередь о скифских всадниках. Скифская конница еще в VII веке до н.э., преследуя своих врагов - киммерийцев, вторглась в Закавказье, на Ближний Восток и в Малую Азию. Вместе с вступившими с ними в союз ассирийцами скифы громили Мидию и Вавилон, разоряли Сирию и Малую Азию. И с того времени за скифами шла слава непобедимых воинов.

Скифский царь, с женой,сыном и охраной.

Тяжеловооруженный скифский всадник.

Скифская кавалерия

К концу III века до н. э. держава скифов значительно сократилась под натиском родственных им сарматов, пришедших из-за Дона. Столица скифов была перенесена в Крым, где на р. Салгир (в черте современного Симферополя) возник Неаполь Скифский, основанный, вероятно, царем Скилуром. Кроме Крыма, скифы продолжали удерживать земли в низовьях Днепра и Буга. Наивысшего расцвета Скифское царство в Крыму достигло во II в. до н. э., когда скифы стремились захватить в свои руки внешнюю торговлю хлебом, подчинили себе Ольвию и ряд владений Херсонеса.

Скифское царство с центром в Крыму просуществовало до второй половины III в. и было уничтожено готами. Скифы окончательно потеряли свою самостоятельность и этническое своеобразие, растворившись среди племен Великого переселения народов. Название «скифы» перестало носить этнический характер и применялось к различным народам Северного Причерноморья.

Вторыми после скифов искусными наездниками в то время были Сарматы или более ранее название савроматы..

Савроматы (sauromatai) - первый сарматский народ, отмеченный в письменной истории. В V в. до н.э.

Геродот утверждает, что савроматы были детьми скифов и амазонок, обитавших к северу от Кавказа. Их язык представляет собой искаженный скифский, так как матери-амазонки никогда не знали его в совершенстве.

Отраженная в письменных источниках история савроматов начинается следующим событием. В 507 г. до н.э. савроматы выступили союзниками скифов, подвергшихся нападению со стороны персидского царя Дария I. Отряд савроматов продвинулся далеко на запад, дойдя до Дуная, старясь помешать действиям персидской армии.

Сарматские всадники

Сарматы считались прекрасными воинами, они создали тяжёлую конницу, их оружием были мечи и копья. Они всегда были на конях. Сарматы были очень ловкими воинами, у них было больше сноровки для разбоя, нежели для открытой войны.

В Древней Греции и Риме селекционно-племенная работа привела к образованию различных типов и пород лошадей, предназначенных для разнообразного использования; в военных целях, в хозяйственной жизни, в спорте. Однако ни в Древней Греции и Риме, ни в других странах лошадь еще не применялась на сельскохозяйственных работах как тяговая сила.

В Западной Европе преобразование диких лошадей началось позднее и шло в другом, нежели в Средней Азии, направлении. Даже в Исторические времена в Центральной и Северо-Западной Европе долгое время не было специализированной культурной лошади. Распространена была здесь преимущественно мелкая лесная лошадь. Лишь в средние века в коневодстве некоторых стран Западной Европы начался процесс дифференциации и специализации лошади применительно к потребностям тяжеловооруженного всадника-рыцаря. Он вел к укрупнению лошади. Однако изобретение пороха и опыт боевых столкновений с легкой, подвижной конницей восточных народов изменили и в Западной Европе требования к военной лошади. Возникла потребность в лошади легкой, быстрой, с хорошим галопом. Для получения такой кавалерийской лошади пришлось прибегнуть к завозу восточных лошадей и с их помощью заняться выведением новых типов и пород верховых лошадей, среди которых особое значение получила так называемая чистокровная английская лошадь.

В Западной Европе лошадь впервые стала применяться и как тяговая сила в сельском хозяйстве, постепенно вытесняя вола. Начиная с XI-XII вв. нашей эры происходит процесс проникновения лошади в сельское хозяйство Северной Франции, Нидерландов, Англии. В Северо-Западной Руси, как свидетельствуют летописи, лошади уже в XV в. использовались на пахоте, иногда в одной упряжке с волом.

Арабская лошадь со всадницей из знатной семьи. (18-19 вв)

Конница на Руси как самостоятельная а затем и решающая боевая сила зародилась в X в. Славяне, подобно многим северным и западным народам, широко использовали коней в качестве средства передвижения, а также для нужд сельского хозяйства. Необходимым домашним животным конь сделался, видимо, уже на заре истории славян в первые века нашей эры. Тем не менее воевать в конном строю славяне не умели и в раннем Средневековье предпочитали биться пешими, подобно дедам и прадедам. Надо отметить, что с момента широкого внедрения коня в военный обиход, хотя бы как транспортного средства, превращение его в «живое оружие» было делом нескольких десятилетий. Тем более, создание первого государственного образования — Киевской Руси — потребовало некой универсальной и мобильной силы, способной эффективно действовать на всей территории страны. Первые конные походы зафиксированы в летописи под 907 и 944 гг. Ко времени же князя Владимира Святославича, то есть к 980 г., конница является вполне самостоятельной военной силой.

В начальный период существования Киевской державы военные действия вела, в основном, пехота. Все более значительное давление южных соседей Руси -кочевников и оформление феодальной организации общества приводят в середине и во второй половине X века к выдвижению на первый план конницы, в дальнейшем подразделившейся на легкую (лучников) и тяжеловооруженную (копейщиков). Главнейшее оружие всадника - копье, лук и стрелы, меч и сабля.

Арабский автор Ибн-Руста, писавший в 903-913 гг. отмечает, что у славянского царя были “прекрасные, прочные и драгоценные кольчуги”. Византийский хроник Лев Диакон, описывая войны князя Святослава с греками в Болгарии, фиксирует целые подразделения руссов, построенные в фалангу, одетые в кольчугу (“рубахи из длинных цепочек”), шлемы, укрытые длинными щитами (от плеча до колена). Особенно арабские авторы отмечают прекрасные обоюдоострые мечи руссов. Известны случаи, когда жители крупного закавказского города Бердаа, подвергшегося в 943-44 гг. нападению киевских войск, после их ухода раскапывали курганы, где были захоронены руссы, чтобы добыть их драгоценные мечи, погребенные вместе с убитыми.

"Черные клобуки" (XII-XIII вв.): 1 - знатный воин; 2 - предводитель "черных клобуков"; 3 - знаменоносец "черных клобуков".
(Черные клобуки́ каракалпак — чёрная шапка) — общее название тюркских вассалов киевских князей расселенных в Поросье начиная с конца XI в.)

Козацкие времена.

Войско Запорожское состояло из пехоты, конницы и артиллерии. Казацкая конница представляла собой легкую кавалерию, которая была вооружена в основном саблями, пиками и карабинами.

Одним из главных преимуществ запорожских козаков была - неожиданность.

Многие крепости и битвы выигрывались за счет быстроты и натиска за пол дня.

И основным залогом неожиданного и скорого нападения были лошади.

Казацкое конское снаряжение: 1. Седло с полной выкладной. 2. Саквы (кожаные ихолщевая). 3, 5. Пряжки. 4, 8. Удила. 6. Подкова. 7. Бубенчик. 9. Стремена. 10. Подпруга.

Реестровый казак конной сотни

Во времена Запорожской сечи, лошадь делила тяготы и невзгоды козаков в длинных переходах, а во время боя, от того отдохнул конь перед битвой или нет, зависела часто жизнь козака.

Кони неразрывно вошли в козацкую жизнь.

Много песен сложено о них, таких как: «Ой чий то кiнь стоiть, а грива чорная…» и так далее.

Или «Чом ти не прийшов, як мiсяць зiйшов, я тебе чекала, чи коня не мав, чи стежки не знав, мати не пускала….»

Висмут.

Висмут, которого иначе как Васькой не звали, был замечательно-пегим мерином, в чьих жилах намешано было крови не менее трёх верховых пород. Привезли его из Москвы. Ещё не испорченный прокатом, он был добродушен, весел и мягок в езде.

Описываемое мною событие состоялось в то благословенное лето, когда в лагерь летнего отдыха из конюшни была затребована, с обещанием взамен пособить кормами, добронравная лошадь. Конюшенные с радостью согласились; а вместе с лошадью, то есть с Васькой, в лагерь отбыла моя подруга с девочкой-помошницей.

Лагерь, расположившийся на берегу озера в сосновом бору, был сама сказка. Погода, что для этих широт несколько непривычно, стояла превосходная. Работы Ваське было немного. Большей частью он пасся или спал где-нибудь в теньке. Одно омрачало васькино счастье: комары. Пастись Ваське приходилось в лесу, в этом самом чудесном бору, который таковым Ваське не казался. Привязанный к сосне верёвкой за недоуздок, в тщетной попытке уйти от маленьких кровопийц, он запутывался накоротко и к вечеру прямо-таки распухал от укусов. Ваську мазали дёгтем.

Когда верёвка пропала, все вздохнули с облегчением. Васька - по понятной причине, а Ленка, подруга моя, потому что Ваську ей было жалко до слёз. С тех пор Васька стал разгуливать по лагерю совершенно свободно. Опять же, был он добродушен, спокоен и в сарайчик свой ночевать приходил чуть ли не вовремя, зная, что там его ожидает мерка овса.

И ещё одно. Ежедневную проездку Ленка обычно заменяла купанием с заплывами. А её помошница после этого до самозабвения тёрла Ваську щётками с мылом так, что его общирные белые отметины издали казались розовыми из-за просвечивающей сквозь шерсть кожи. После водных процедур лоснящийся на солнышке мерин обычно бывал облит составом от комаров с апельсиновым запахом, невесть откуда взявшимся вместо окончившегося дёгтя. Признаюсь, что более чистой лошади в жизни мне видеть не приходилось. Так и слонялся он по лагерю, распостраняя вокруг себя аромат апельсинов, уступая, как истинный джентельмен, дорогу всем встретившимся. Дети от Васьки были без ума.

Из-за них-то всё и вышло.

Началось вот с чего. Испокон веков, что называется, велась в лагере среди детей привычка хлеб из столовой таскать и на карнизах на сухарики сушить. Чтобы ночью, значить, под одеялом эти сухарики сгрызть. Так оно и было, пока вольный мерин Василий Батькович про это дело не прознал, после чего хлеб, не успев превратиться в сухарики, стал с карнизов первых этажей исчезать. Дети же, вместо того, чтобы рассердиться, обрадовались и стали для Васьки ещё больше хлеба таскать. И приучили его в открытые окна в комнаты заглядывать.

И Ленка этому поспособствовала. Приманит его хлебом, уздечку нацепит и прямо с подоконника ему на спину залезет. Это если ей прокатится вздумается.

И ещё одно. Однажды страдающий от жары Васька додумался зайти в один из корпусов с запасного входа. И скромно встал у стеночки. Прохладно, хорошо, комаров, опять же, меньше. Ваське понравилось. Детям тоже.

Через неделю Васька уже по-свойски шастал по палатам первых этажей: в гости. Где хлеба перепадёт, а где и сладкого печенья.

Так продолжалось, пока не пришла пахнущему апельсинами мерину идея подняться по лестнице на второй этаж. Или может дети ради смеха хлебом заманили?.. Только залез Васька на второй этаж вожатского корпуса и, почуяв запах сладкой выпечки, зашёл в первую налево комнату. Комнату кокой-то там начальницы. Начальницы, которая подписав договор о найме на работу одной лошадиной силы, об этой самой силе забыло начисто. Она и в лагере-то появлялась редко. А если появлялась, то мало что вокруг замечала, кроме деловых бумаг.

Не знаю, что чувствовала эта начальница, когда в её комнату неожиданно ввалилась лошадь и, не моргнув глазом, слопала великолепный яблочный пирог, испечённый в честь приезда уважаемой гости, но то, что не любовь к братьям нашим меньшим, это точно.

Ленку и помошницу её строго отчитали, договор с конюшней расторгли:

И, если вы попадёте как-нибудь в лагерь отдыха на берегу озера, вы не увидите выходящего из соснового бора пегого, как корова, мерина, приветливо кивающего вам головой.

Бобслей.

Бобслей был моей первой лошадью.

Было это в те незапямятные времена, когда в городе только-только появились лошади - когда открылся аттракцион "Катание на лошадях" в парке культуры и отдыха. Прознав об этом, на конюшне быстро организовалось общество любителей данных непарнокопытных от 10 до 18 лет возрасту. Ну и ваша покорная слуга в том числе.

Заработав первые деньги на маштаковатых орликах и машках, начальством нашим были куплены два брата-мерина орловской рысистой породы Бобслей и Бравый - ПЕРВЫЕ ПОРОДИСТЫЕ ЛОШАДИ В МОЕЙ ЖИЗНИ. (Справедливости ради, надо отметить, что вместе с ними была куплена и кобыла-метиска, очень смахивающая на тяжеловоза; она оказалась слишком обыкновенной лошадью, чтобы оставить сколько-нибудь значительный след в моей жизни.)

Бобслей был моей первой лошадью. Я ухаживала за ним. В конюшне нашей, помнится, были негласные, но строгие правила. Так, я, неожиданно попав в пятёрку счастливцев - а лошадей было пятеро - могла чистить серого мерина Бобслея, седлать, кормить и ездить на нём. И никто из не попавших в счастливую пятёрку не мог подойти к нему без моего разрешения. Разве что, когда я отсутствовала. Такие были нравы.

Вечерами, после работы, мы выезжали из парка на набережную. На гранитную набережную с волшебными фонарями и чудесными насыпными дорожками среди деревьев. Как мы скакали! Мы тогда свято верили в то, что все дороги открыты перед нами. Что можно стать жокеем и скакать на чистокровных верховых. Или лучше занятся конным спортом? Мы ночи не спали, мучаясь, что предпочесть: выездку или конкур.

Пригибаясь к стриженой гриве Бобслея, я обычно приходила первой в этой скачке среди волшебных фонарей моего детства.

Именно благодаря Бобслею я тогда ничего-ничего не боялась. Выезжен он был великолепно, ход имел мягкий, сам был невысокий и поджарый, что, учитывая, мой рост и возраст, было немаловажно. Было Бобслею три года, но во всём облике его оставалась некая жеребячесть. Даже наша Ленка не смогла его обозлить.

Ленка наша была человеком - а ей тогда было лет 14 - очень странным. Сильная и здоровая, она без страха лезла на самого свирепого жеребца. Именно на неё начальство всегда оставляло конюшню. Странным же в ней были её приступы жестокости, перемежавшиеся с приступами доброты. Она часами расчёсывала и заплетала гриву своему огромному жеребцу Ваське, из которого побоями сделала грозу конюшни, подпускавшего к себе только её одну. Ей это было выгодно: для начальства, которое Ваську тоже опасалось, она была незаменима. Ей единственной за работу платили деньги.

Одним из Ленкиных развлечений было разрешить кому-нибудь из нас прокататься верхом, а самой подойти, сдёрнуть уздечку и начать стегать ею лошадь, пока та не умчится в самый дальний уголок пустого, тёмного парка. Если кто-то противился или успевал спрыгнуть с лошади, на лошадь он потом не садился очень долго. Пару раз и мне случалось скакать через кусты без седла и уздечки на любимом Бобслее, еле-еле успевая уворачиваться от ветвей, и, не успев наклониться, оставаться висеть на протянувшемся над дорогой суку, глядя вслед убегавшему мерину.

Как мы там ездили! Летом лошадей поили у речки. Туда и обратно носились галопом без седла. Поскольку лошадей было пять, а нас в n-ное количество раз больше, то часто садились на лошадь по двое, а то и по трое (но это на огромном Ваське и с Ленкой, которая держалась на нём, как клещ, а остальные двое, в ужасе от такой езды, за неё). Отказаться - такие нравы - значило быть выжитым из конюшни. Ну и падали, конечно, руки-ноги ломали...

Для чего я всё это вспомнила? Не знаю...

Бравый.

Бравый имел привычку лизаться. Как собака. Как большая-большая собака о четырёх копытах. Но таких собак не бывает. Только наш Бравый.

Пасли мы их, привязывая верёвкой за недоуздок к дереву. Подойдёшь, бывало, пока отвязываешь, Бравый тебя всю оближет. Старается, конечно, в лицо или хотя бы в ухо. Сначала принюхается, потом лижет. Самозабвенно. Даже глаза закроет, уши стрелками.

Вот такая он был странная лошадь.

Васька.

Васька наш был этакий а-ля битюг. Серый. Как было выше упомянуто, Ленка побоями сделала из него грозу конюшни. Потом постепенно предания о том, что когда-то Васька был добрым, канули в лету.

Вспомнилось, вычитала я как-то, когда ещё лошадь вблизи не видела, а издалека очень любила, что лошадь, мол, всегда покажет, когда хочет ударить. Вычитала я: прижатые уши - признак злобы, и обрадовалась страшно. Ведь как всё просто: прижала лошадь уши - не подходи. Не подойдёшь - не ударит, не укусит. Чего тут непонятного?

Вспомнила я это, стоя с седлом и уздечкой около Васькиного денника. Стою я, мне всего двенадцать лет, а зверюга эта бессердечная не то что прижатыми ушами - всем своим видом показывает, что он со мной сделает, если я осмелюсь попытаться его оседлать. А седлать надо. Позор и всеобщее презрение ожидали того, кто побоится подойти к Ваське. Вот и иду я седлать. Правда, беру с собой лопату. Показываю её Ваське и ставлю рядом с собой у стенки. И остаюсь жива.

Впрочем, один раз мне от него всё же досталось. Васька наш ко всему прочему оказался ещё и трусом. Проходила я как-то мимо привязанного у коновязи Васьки, которого наша Ленка и без лопаты спокойно седлала. Да на свою беду очень близко проходила. Васька и бросился - нечего перед носом маячить! Ухватил зубами за плечо, поднял и отбросил. Рука потом неделю не двигалась.

Но самое страшное было упасть с Васьки. Наш гроза конюшни имел странную привычку: ложиться на упавшего всадника. Наверно, его настолько выводило из себя необходимость терпеть кого-то на себе, что он хотел отомстить этому кому-то, как говорится, его же оружием. Никакого иного логического объяснения я найти не могу. Не помню, на кого первого лёг Васька, помню только, что этому кому-то долго не верили. Пока однажды не заявились мы как обычно на конюшню и не увидели такую картину: лежит на боку наш бессердечный Васька, а из-под него чьи-то ноги торчат. Ну, мы за лопатой.

А потом Ваську на мясокомбинат сдали.

Ловкая.

Вся штука была в том, что Ловкая знала, что она сильнее человека. И, причём, намного сильнее.

Было дело, гоняла я несколько вечеров подряд кобылу владимирской тяжеловозной породы под седлом из города на ферму; километров 17 выходило расстояния. И она, кобыла эта, знала прекрасно, что сильнее меня в несколько раз.

Для меня всегда было загадкой, почему она вообще позволяла людям седлать себя, запрягать, заставлять что-либо делать.

В первый же раз, когда я, впихнувшись между Ловкой и стеной её узкого денника, пыталась оседлать её, кобыла, тяжко вздохнув, решила привалиться к стенке, чтобы, очевидно, вздремнуть часок-другой. Теперь-то я знаю, что сделано это было нарочно, но тогда, чувствуя себя, как сосиска в хот-доге, я битых полчаса, с прижатыми по бокам руками, дёргалась и ругалась: ударить ни рукой, ни ногой гадкое животное мне не удавалось.

Хлыст был совершенно бесполезен. Бить хлыстом Ловкую можно было сколько угодно. Когда же её это надоедало, она разворачивалась и диким галопом неслась на ферму или, если это происходило где-то далеко, в любую сторону; в городе или на дороге она кидалась на проезжую часть, так что волей не волей её приходилось останавливать.

В делах фермерских проку от неё не было никакого. Простоять на дороге полчаса или ни с того ни с сего развернуться, когда уже практически добрались до места назначения, и припустить на ферму, растеряв по дороге чуть ли ни всю поклажу, а под конец въехать телегой в новенькую машину - обычные её выходки. Пахать на ней было сущим мучением. Фермеры, их дети и их работники периодически посещали травмпункты. Страховые компании предпочитали с ними не связываться.

Вопрос в том, почему они её не продавали?..

Никакого загона около фермы не было, и в дни, когда работы не предвиделось, Ловкая отпускалась на все четыре стороны.

Что делает обычная лошадь, оказавшись на воле? Побегает немного и начинает жевать траву; что поделать, у лошадей на первом месте еда, еда, еда. Ловкая была необыкновенной лошадью.

Ловкая отправлялась в деревню. Сначала любимым её развлечением было подкараулить одиноко идущего человека и поскакать прямо на него, а в последний момент свернуть в сторону и скрыться в клубах пыли с довольным видом. Или ещё. У влюблённых парочек этой деревни было почему-то заведено прогуливаться вечера напролёт по дороге до переезда и обратно. Ловкая поступала следующим образом: она просто пристраивалась идти следом за влюблённой парочкой. Она просто шла и всё. Сначала метрах в десяти сзади, потом в пяти, потом расстояние сокращалось до двух метров. Обладающим особо крепкими нервами она в конце концов начинала наступать на пятки. Кричать на неё, кидать камнями и т. п. было бесполезно. Многие поворачивали назад. Горе тем, кто пытался удрать: Ловкая гнала их до деревни, а часто и по деревне под хохот невольных зрителей. Влюблённые Ловкую ненавидели. Кто мог сосчитать, сколько пар распалось из-за того, что кавалеры бросались удирать первыми, а Ловкая сосредотачивала своё внимание на девушках?.. В конце концов любовь как таковая просто перестала иметь место быть в этой деревне.

Ловкая переквалифицировалась. Она обратила своё внимание на магазин. Магазин работал с 9 утра, и к этому времени около него уже стояла огромная очередь, которая с открытием набивалась вовнутрь: в 9:30 привозили хлеб. И тут появлялась Ловкая. Она вставала задом к дверям и на любую попытку открыть их отвечала внушительной силы ударом. Этого уже население пережить не могло. Фермерам был отправлен ультиматум, и Ловкую выпускать перестали.

Самое странное было то, что в промежутках между всеми этими выходками Ловкая послушно возила дрова и сено, катала детей и знакомых, смирно паслась у фермы.

Трясясь на её спине долгие 17 километров тёмной зимней дороги, я думала: "Почему, почему всё-таки Ловкая позволяет себя заставлять что-нибудь делать? Почему, сломав одни оглобли, она послушно даёт себя завести во вторые, запрячь, и везёт тяжелейшую телегу безропотно, куда укажут вожжи?".

Иногда мне казалось, что я знаю ответ.

Путём долгой борьбы, огромного количества сломанных о круп Ловкой прутьев и огромного синяка от падения мы пришли к компромису, установив точные границы, где каким аллюром мы передвигаемся (и так все 17 км). Мне пришлось смирится с тем, что Ловкая терпеть не могла любых прикосновений к поводу кроме команды поворота или остановки, а ей - с тем, что каждый вечер, когда она, отработав, возвращается домой, на её спине находится кто-то, кто почему-то думает, что одна она бы не добралась.

А фермеры: А что фермеры? Любили они её - самую отвратительную лошадь на свете.

Лошади и собаки.

Не секрет, что лошадники, часто сами имея собак, собак недолюбливают. По крайней мере так у нас повелось. А всё отчего? Оттого, что где мы своих лошадей проезжаем, туда обязательно и собачники со своими питомцами лезут. Ну ничего бы ещё собаки у них нормальные были, а то... Не смог толково выдрессировать - нечего с поводка спускать. Тот, кому случалось уноситься на нервной лошади с широкой просеки в чащу лесную из-за очередного глупого кобелины, неожиданно вцепившегося в конский хвост, тот поймёт, о чём я. А что поделать? Где лошади - там и собаки. Но я не об этом.

Кроме лошадей, конечно, я больше всего на свете люблю собак. Обожаю. Особенно фокстерьеров. Фокстерьеры - самая собачная собака на свете, и никакой другой породе с ними не сравниться. Самые добрые, открытые, весёлые собаки. Так появилась у меня моя Керри.

Признаюсь, мне случалось встречаться с собаками, не обращавшими внимания на лошадей (уже хорошо), с собаками, уважавшими лошадей, даже с собаками, затевавшими с лошадьми игры в загонах. Но первой собакой, страстно и самозабвенно полюбившей лошадей, оказался мой собственный фокстерьер.

Любовь её выражалась столь странным, столь и естественным для выражения собачьей любви способом: Керри при любом удобном случае пыталась пристоиться облизывать лошадиную морду. Но, увы-увы, по причине роковой разницы в размерах - проще говоря, не дотянуться было - ей редко это удавалось.

Первый раз Керьке повезло, когда вечно сонная кобыла Луша завалилась спать в свежеотбитом и посыпанном опилками деннике, а конюх забыл запереть дверь. Углядев сию конюхову оплошность, я сунулась в денник и застала следующую картину. Довольная и счастливая моя Керри сидела напротив лушкиной морды и старательно её вылизывала. Кобыла же на действия, производимые с её мордой, не обращала ни малейшего внимания. И слава богу, - подумала я, т. к. уже не раз выгоняла свою собаку из денников, где она радостно прыгала в ногах у лошади, старавшейся попасть по ней копытом. Потом Керри наконец-то поняла, что залезать в денники не следует, залезать перестала, хоть на меня и обиделась.

Второй Керькиной удачей был пони по имени Дуэт.

"Пони девочек катает,
Пони мальчиков катает,
Пони бегает по кругу
И в уме круги считает", - всё как в песенке. С той лишь разницей, что пока вышеозначенные мальчики и девочки садятся в тележку, моя Керри, стоя на задних лапах, облизывает ему физиономию. Не круги Дуэт считал, а размышлял о том, как плохо быть маленьким и иметь за ушами низкую дугу, которая даже голову задрать не даёт.

И третий раз везло на общение с непарнокопытными мой собаке, когда я ту самую Ловкую на ферму гоняла. Я заезжала домой покушать, а кобылу, ослабив подпруги, привязывала во дворе своей девятиэтажки. После того, как, вернувшись, я однажды застала верхом на ней сразу трёх нетрезвых людей, один из которых уверял меня, что Будёный - это его прадед, я стала оставлять своего храброго и любвеобильного фокстерьера охранять Ловкую. Одно другому не мешает, - думала Керри, вылизывая морду кобылы, которая, задремав, низко опускала голову. И всем было хорошо: и мне, и Ловкой, и Керри, и фермерам, и детям моего дома, которые имели возможность видеть настоящую живую лошадь под окном.

Подружка моя Танька.

Подружка моя Танька уехала в Израиль. В 17 лет. Навсегда. Бабка у неё, видите ли, еврейка. Через полгода первое письмо пришло.

"Знаешь," - пишет, - "Я тут чистокровных лошадей на скачки тренирую." Я чуть со стула не упала: до Израиля она чистокровных и в глаза-то не видела. Впрочем, внизу приписка была: "Не знаешь, как это делается?"

А дело вот в чём. Жила она в той части страны, где основное население - арабы. Живущие в шатрах. Женщины в паранжах, верблюды, дымящие кальяны. Средневековье. Так у них почему-то престижно чистокровных верховых держать: чья на скачках первая придёт - тому наибольший почёт и уважение. Только в лошадях они мало что понимают. А покупают их так: отправляют посланца в Англию на любой ипподром, какая лошадь первой придёт - ту и покупают. За 20-30 000$. Не знаю, что она им наплела про своё иппологическое прошлое в России, но они её взяли этих лошадей тренировать.

Что будет делать нормальный человек с чистокровной лошадью? Шаг, рысь, пробные галопы, резвые кончики да нагрузки к скачкам увеличивать. Ну или ещё что, что из книжек вроде "Железного посыла" про Насибова вспомнится. Я же знаю не больше её. Откуда знать-то? Ну пролистала я журналы "Коневодство и конный спорт".

На первых же скачках лошадь вместо дорожки, отдалённо напоминающей ипподромную, унесла подружку мою Таньку в неоглядные пустынные дали. Так бы и сгинула она в песках Израиля вместе с кобылой за 25 000$ долларов, не будь Израиль страной микроскопической и не имей хозяева лошади шестисотый мерседес.

Оказалось, арабы лошадям перед скачкой колят стимуляторы, чтобы бы она быстрее скакала. Допинг-контроля-то нет. Ну и переборщили.

Зато на следующих скачках её лошадь первой пришла. А вторая лошадь на других скачках кучу денег хозяину выиграла. На лошадей, тренированных Танькой, стали ставить. Таньку другие арабы-коневладельцы сманивать стали. В скаковом седле она сидела как будто в нём и родилась. Какова система её тренировок я, правда, так и не сумела выпытать. Да и не было, наверное, никакой системы. Чувство лошади было. Да что-то ещё, наверное, было... Не могло не быть...

Через 2 года она ко мне прикатила. Танька, гражданка Израиля, популярный тренер чистокровных верховых и владелица мерина-чистокровки. "Слушай," - говорит, - "хочу я упряжь купить. Нашу, русскую, с дугой." В Израиле, оказывается в экипажах не ездят. Нет там гужевого транспорта. Ну арабы, может, ослов в арбы запрягают. А тут - дуга! Там же русских полстраны. А под дугу колокольчик. И поехали мы (я тогда в Москве обиталась) к Белорусскому вокзалу.

В Питере на таможне её 2 часа продержали: не знали, как на иврите объяснить, что такое дуга и хомут - нет таких слов в языке. В таможенной декларации по-английски писали, специальные словари выискали.

Запрягает теперь там, в Израиле, подружка моя Танька своего чистокровку в арбу и ездит. А под красной - среди зелёных на заводе упряжи одну красную выискали - дугой колокольчик звенит. И обещает мне через Турцию паромом прислать осла в подарок. Там, в Израиле, их полно по пустыне бродит - лови не хочу.

Хрустальная.

Собрались однажды люди, влюблённые в лошадей, и стали думать-гадать, как бы организовать на земле карельской первый в истории этой земли конезавод. Один денег нашёл, другой директором совхоза был, третий лошадей покупать поехал. Скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается.

А дело встало. Пастбищ нет. Кормов нет. Деньги кончились. А люди все занятыми оказались - не до лошадей. И стояли в 60 км от города в бывшем коровнике 25 породистых лошадей, и никому до них не было дела. А мы - и пастухи, и конюхи, и тренеры - с ними работали.

Времени катастрофически не хватало. Застоявшиеся за зиму лошади таскали нас по полям и лесам, как будто внутри них гудели реактивные двигатели. Пальцы отекали так, что приходилось кормить друг друга с ложечки. Мыщцы болели невыносимо. А вокруг дышала разбуженная земля, и по ней важно расхаживали серые журавли.

Хрустальная была ч/к. Была таинтвенной, единственной в моей жизни ч/к, была настоящей ч/к, в том смысле, что знала, умела и понимала лишь одно: скакать вперёд впереди всех. Ох и носила она нас по хорошему грунту, так, что под копыта глянешь - заикой останешься, дай ей волю - она бы и с Луны лунную пыль копытами выбила. Если Хрустальная вырвалась вперёд смены - пиши пропало: всю смену потом до вечера по полям собирать.

Я её не любила. Не могла с ней общий язык найти. Ведь бывают лошади "говорящие", а бывают - "молчащие". Первые на каждое твоё движение отзываются, эмоции у них занятные: тех же серых журавлей увидят - радуются. Вторые - как неживые, как мотоцикл, скажем, бегут себе и всё. Неинтересно. Так вот, Хруся молчала. И потому была мне не интересна.

Пока однажды не воспылала я желанием прокатиться на ней метров 100. Смена пришла, я Хрусю взяла и по дорожке рысцой поехала. Солнышко светит, ход у Хрустальной мягкий, бежит она, молчит. Я повернула обратно. И тут Хруся увидела смену - кучу уже рассёдланных лошадей, которых по очереди заводили в конюшню - лошадей впереди себя. В голове у неё помутилось и рванула моя ч/к карьером к конюшне. А дорога-то типично сельская: слева канава, справа канава - не свернуть. И дорога-то мимо конюшни; чтобы в конюшню - направо на 90 градусов повернуть надо. А Хруся скорость не то что не сбавляет - набирает. Что такое 100м карьером?- секунды. Я, понимая, что на такой скорости не завернуть, а вместо конюшни мы влетим в строительный вагончик - наше жилище - и раскроим себе черепа, в последний момент повисаю на левом поводе. В раскалённый на солнце железный вагончик мы впечатались плашмя, правым боком, впечатались так, что он закачался, с полок - и вместе с полками! - всё попадало.

Как ни странно, мы после этого прониклись друг к другу симпатией: я, с сотрясением мозга и с содранной с лица и ладоней кожей, и кобыла Хрустальная, совершенно лысая с правого бока. И она стала со мной разговаривать...

Атом.

Сказать, что Атом был большим - значит, ничего не сказать. Атом был огромным. Он был таким огромным, что даже цепкий, как обезьяна, Серёга Трын, прыгавший на спину любой лошади без малейшего усилия, на него залезал с чурбана. За огромный этот рост его и выбраковали с завода.

Атом был рыжим-рыжим, с мощной шеей и большой головой жеребцом русской рысистой породы. Кобылы сходили по нему с ума. Жеребцам он был противен.

И ещё он был феноменально ленив. Больше всего на свете он не любил бегать. Бегать по кругу и выписывать идиотские вольты. Никакой трензель не мог оказать должного воздействия на его толстенные губы, чтобы Атом проснулся и сделал постановление. Он всегда шёл контргалопом. Пытаться привлечь его внимание шенкелем вообще было лишено смысла: он его просто не чувствовал. Единственное, что он замечал и чего даже, пожалуй, побаивался - это хорошая колотушка с ближайшего дерева. Но и она недостаточно облегчала адский труд всадника по поднятию Атома в галоп. И воистину легче было 20 раз перепрыгнуть препятствие с помощью своих двоих, чем один раз на нём.

Я иногда думаю, а вдруг когда-нибудь лошади поймут, что они намного сильнее нас, людей, и перестанут нам подчиняться? Ведь мы бываем такими жестокими и бессердечными. Как же, наверное, обидно быть таким большим, как Атом, и быть вынужденным возить каждый день по кругу разных маленьких человечков.

Самое печальное - или смешное? - то, что Атом думал примерно так же.

Чем может лошадь досадить всаднику? Способ самый радикальный - сбросить его, "отправить через уши", вышвырнуть вверх тормашками. Для Атома он не подходил. Бить задом, козлить, вставать на дыбы этакой туше было попросту лень. И посему Атом ограничивался мелкими пакостями. Надувался при осёдлывании или сжевывал повод, будучи привязанным в ожидании остальных, дёргал головой на рыси. Но самое гениальное его изобретение - наплевать на всадника. Причём, в прямом смысле.

Делал он это так. Как всякая толстая, сырая лошадь, он был слюняв и имел привычку пенить ртом. А, как только его выводили в манеж, начинал резко вскидывать голову так, что вся пена летела в аккурат на всадника. И так в продолжение всей тренировки. Приходилось ли вам всю тренировку стирать с лица лошадиные плевки? Поверьте, это на редкость неприятное занятие.

Мы, конечно, быстро пресекли эти его проделки, пристёгивая ремень от подпруги к капсулю так, чтобы он не мог задрать голову до высоты, необходимой, чтобы попасть во всадника, но... Но как отказать себе в удовольствии подсунуть иной раз Атома какому-нибудь самоуверенному новичку и не пристегнуть ремень.

Лошадь.

У цыган все лошади - Орлики. Даже если это кобыла. Но наш Лошадь был существом мужского полу, но, правда, не совсем. Был он конём, проще говоря, мерином. Но звали мы его почему-то - Лошадь. Наверное, всё потому, что учились мы уже в университетах, где-то подрабатывали, а лошади, казалось нам, остались где-то далеко в детстве. И вдруг - Лошадь.

Интересно, если сосчитать все часы, которые я простояла, проходила, продержалась за вожжи, катая детей на площадях и в парках, сколько получиться? Неделя? Месяц? Больше? А уж изучила я нехитрое на первый взгляд дело проката досконально. И подумалось мне, а почему бы не начать работать на себя? Да-да, не на Марфу Петровну с восемью классами образования, но имеющую четыре лошади, не на разные конно-спортивные комплексы, которые пусть "конно", но далеко не "спортивные", не на...

Сначала я обзавелась санями. Настоящими, самодельными, правда, но росписными санями. Подбила заняться катаниями подругу. И перезнакомилась со всеми цыганами пригородов в поисках лошади. И, представьте, нашла.

Цыгане лошадей с закрытыми глазами видят. Лошади у них всегда - золото. Крепкие, чтобы пахать, покладистые, чтобы хлопот меньше. Это вам не нервные полукровки. Таким был и Лошадь. Держать его во время запряжки - ещё чего! Можно было смело уйти попить на дорожку чаю - Лошадь стоял на том же месте, где его оставили. Ходил без "дрына". Лишь завидев перед собой ровную дорогу, пускался спокойной рысью, а не - страшно вспомнить - бросался вперёд каким-то сумасшедшим аллюром, как наши застоявшиеся рысаки.

Как-то, помню, выдался трудный день: тепло для зимы, сыро, народу много, музыка гремит - праздник. И мы устали, и наш Лошадь как-то поскучнел - пора домой ехать. Самое плохое в катаниях - возвращаться, а возвращаемся мы всегда шагом - кому за вожжами сидеть. На заднем сиденье можно развалиться, прикрыться попонкой и даже вздремнуть, а впереди - мёрзнуть, мёрзнуть и мёрзнуть. И что-то мы в этот день никак договориться не могли, залезли обе на заднее сидение - и не с места. "Но!, - говорим Лошади, - Пошёл!" А он взял и пошёл. Дорога по набережной, прямая. Едем. Вожжи за передок замотаны. Дальше перекрёсток. Наш уверенно сворачивает куда нужно. Дальше по дворам. Едем. И впрямь, у лошадей отличная память. Только подумали - свернул Лошадь не туда. А нам уже ужас как интересно: что дальше? Лошадь идёт-идёт, потом, вероятно, начинает понимать, что идёт-то он куда-то не туда, сомневаться начинает, шаг замедлять. Остановился в конце концов, головой мотает: "Товарищи, зашёл я не туда, прошу прощения, выведите вы меня горемычного, очень уж домой хочется". Направили мы его на путь истинный.

Поднялись в горку, вывернул он на ровную дорожку - улицу Первомайский проспект. Вздумалось нам побыстрее поехать - а вожжи-то брать не хочется, не дотянуться с заднего сидения до вожжей. "Ничего, - говорю, - сейчас рысью поедем". И ну кричать страшным басом: "Но, пошёл!" Лошадь наш ушами прядал-прядал, голову вскидывал, обалдел совершенно от таких звуков за своей спиной и рысью побежал. Через переезд, правда, пришлось под уздцы вести: там асфальт старательно от снега очищенный - приходилось вам на санях по асфальту ездить?

Уже в пригород въехали - встал наш коник. Встал, голову опустил, вздыхает тяжко: "Не могу, мол, дорогие мои, я и шага больше сделать, сил моих больше нету". Стоит. А что стоять? Конюшня - милый маленький сарайчик, где слева коровка, а справа порась - сама не придёт. Понял это наш Лошадь, осознал зловещую необходимость причинно-следственных связей мироустройства, вздохнул поглубже и пошёл по-тихоньку.

Вот такой он был, наш Лошадь. (А ещё он был тёплый и мягкий.)

Лошадь и мышь.

Добрались мы, наконец, до дому, выпрягли. Сняли засовы с сарайчика: там коровка дышит, порась на боку лежит, там для нашего коника бачок с помоями в кормушке стоит. Завели Лошадь домой - он сразу мордой в бачок: голодный, работяга, ешь, ешь.. И вдруг из бачка душераздирающий визг. У Лошади от ужаса перед сверхестественным аж грива дыбом встала; он отскочил и нас зашиб. (Да и мы, вообще-то, первый раз слышали, чтобы кто-то так орал в бачке). Только мы с опаской хотели глянуть - Лошадь нас растолкал и снова к еде сунулся. Опять вопль. Лошадь нас опять зашиб.

Видели бы вы эту несчасную морду ничего не понимающего коника, отработавшего целый день, добравшегося наконец до своего законного бачка с помоями: а помои орут нечеловеческим голосом.

Мы, улучив момент, всё ж-таки глянули в бачок. Всё оказалось просто: там плавала крыса.

Видели бы вы эту несчастную крысу, мёрзнущую, голодающую, добравшуюся наконец до бачка с помоями (как она интересно оттуда вылезать собиралась?), а сверху вдруг появляются чьи-то огромные челюсти.

Коник суётся к еде - крыса орёт.

Стресс. Всему виною в нашей жизни - стресс. Из-за стресса мы часто оказываемся неработоспособными, неверно действуем в жизненно важных ситуациях, упускаем судьбоносные моменты...

Но крысу ни я, ни Катя не вытащили: мы крыс боимся.

Василий Шукшин когда-то сказал: «Самые лучшие люди — это кони». В России отношение к лошадям сложное. С одной стороны, кто же их не любит, этих гривастых красавцев и красавиц, вдохновлявших поэтов и художников! С другой, надо признать, отрасль у нас в загоне. Окажемся ли снова на коне? Ответ на этот вопрос спецкор «Культуры» искал в секциях конного спорта, у любителей-лошадников и, конечно, на Московском конном заводе №1, единственном в стране, где разводят знаменитых орловских рысаков. Недавно завод отметил 90-летие.

Настоящий жеребец

История русского коневодства ведется с незапамятных времен. Первый конезавод был построен при Иване III, а широким промыслом разведение лошадей стало при его внуке Иване Грозном. Сейчас отечественные породы известны по всему миру. Русская верховая, над селекцией которой работали конезаводы графов Орлова и Ростопчина. Терская — любимая лошадь кавалеристов, на такой маршал Жуков принимал Парад Победы в 1945 году. Донская — на ней мчались русские казаки в атаку на французов в 1812-м, ну и друг на друга — в Гражданскую, а между войнами на ней пахали... Буденновская отлично показала себя и в бою, и в спорте. Владимирские и советские тяжеловозы по силе не уступали автомобилям. Ну и, конечно, знаменитый орловский рысак — самая известная из российских пород в мире, выведенная в воронежских степях графом Алексеем Орловым-Чесменским путем сложного скрещивания грациозных арабских скакунов с выносливыми и крепкими западноевропейскими породами. Ей уже без малого 240 лет.

— К сожалению, орловский рысак переживает не лучшие времена, — разводит руками встретивший меня генеральный директор завода Юрий Прохоров. — Во всей России едва наберется тысяча маток. Причем на ведущих конных заводах их не более четырехсот. Остальные — у частников. Прочих русских пород осталось совсем мало.

Проблема, по его мнению, в том, что сегодня на коней нет спроса. Ведь при желании возродить табуны — не проблема. Были времена, когда, например, после Великой Отечественной войны от русской верховой на всю страну осталось всего три матки и один жеребец. Что в поле не воин — это не про него: поголовье при его непосредственном участии удалось восстановить.

На Московском конезаводе №1, расположенном в селе Успенское Одинцовского района Подмосковья, тоже есть своя лошадиная гордость — жеребец Квадрат. Он установил два всесоюзных рекорда и трижды утверждался в качестве чемпиона породы. Его скульптура и по сей день стоит у заводского манежа. Была такая же и на ВДНХ, но уже развалилась от времени.

В конце 50-х над отечественным коневодством сгустились тучи. Руководитель страны Никита Хрущев решил поставить крест на скаковых лошадях, которые требовали немалых затрат, а отдача от них — одни только кубки. Нерентабельно. Крестьянские лошадки его тоже не вдохновляли — то ли дело железные кони.

— Отрасль спасло чудо, — рассказывает Прохоров. — Однажды Никита Сергеевич, прогуливаясь в этих местах с внуком Никитой, посадил его на лошадь, мальчику понравилось. После этого Хрущев оставил коневодство в покое.

Впрочем, не один Хрущев грозился показать скаковым лошадям «кузькину мать». Еще до войны местное районное начальство несколько раз пыталось отрезать земли у конного завода.

— Приняли решение отдать один из заводских ипподромов под огороды, — углубляется в историю директор. — Пришла толпа местных жителей, приехали тракторы. Но кто-то догадался позвонить Буденному. Он не курировал наш завод, занимался предприятиями, где разводили его, буденновскую, породу. Но приехал по первому же зову, встал перед огородниками и, достав из кобуры пистолет, жестко приказал: «Чтобы через 15 минут никого не было — ни людей, ни техники». В ту же минуту все исчезли.В 70-х годах коневодство в России переживало расцвет. Отрасль давала немалые доходы. Наши скаковые и рысаки успешно продавались на международных аукционах, завод получал прибыль и от молочного животноводства: стадо высокоудойных коров айрширской породы — предмет особой гордости.

— А еще солидную прибыль давал Центральный ипподром на Беговой, — рассказывает Прохоров. — Он вмещал более десяти тысяч зрителей, в выходные было не протолкнуться. На тотализаторе ипподром зарабатывал столько, что хватало не только на собственное содержание, но и на конезавод, включая строительство жилья для работников. Когда меня пригласили сюда инженером, тут же дали квартиру. И при этом оставались деньги даже на спонсирование Большого театра.

Да-да, об этом сейчас мало кто знает, но в 70-х главным спонсором легендарной сцены был именно московский ипподром. Шутники говорили, что именно по этой причине на фронтоне красуется четверка лошадей. Кстати, ставки в тотализаторе принимались без ограничений — можно было сколотить целое состояние.

90-е — как вы понимаете, закат коневодства. Началась массовая передача заводов в частные руки без каких-либо обязательств. Не зная, что делать с лошадьми, новые хозяева старались от них избавиться и переключиться на более рентабельный бизнес. Так прекратили свое существование многие конные заводы, большинство российских пород оказались под угрозой исчезновения. Поголовье лошадей в России катастрофически падало до середины нулевых. И только с 2007 года начался небольшой прирост — на 1–1,5% в год. Однако не за счет племенных лошадей, а за счет увеличения «мясного» поголовья.

Над чем ржут телезвезды

Сейчас в России другая проблема — мода на иностранных лошадей. Напоминает всенародную любовь к иномаркам. Успехом пользуются английские шайры, а ведь они ничем не лучше владимирских тяжеловозов. Тем не менее шайры есть, а тяжеловозов впору заносить в Красную книгу. У главы Чечни Рамзана Кадырова, говорят, более 50 элитных лошадей, в основном английских чистокровных верховых. И при этом ни единого рысака, ревнуют заводчики-орловцы. Чем не угодили? В этом году, например, орловские рысаки Московского завода в очередной раз обставили конкурентов и установили четыре Всероссийских рекорда.

За разговорами вышли на территорию. Три манежа, кругом конюшни. Сотрудников, как мне сказали, около 200 человек. Зарплата здесь невысокая — в среднем 20 000 в месяц. Но, как заверил сопровождавший меня конюх, даже если и этого платить не будут, люди все равно продолжат работать.

— Почему?

— Потому что больше некому.

Зашли в одну из конюшен — лошади дружно встрепенулись и с любопытством засверкали глазами. У каждого стойла — табличка с кличкой, «тактико-техническими характеристиками» и родословной. Некоторые экземпляры поражают исполинскими размерами.

— Это немецкие, — пояснил конюх. — Они самые высокие.

И тут я увидел ослепительно белоснежных коней.

— Не узнаёте? — хитро спросил конюх. — Это же та самая знаменитая тройка, которая была заставкой в программе «Вести». Вот этой лошади уже знаете сколько? Под 30. А она по-прежнему в строю. Объехала весь мир. Ее даже планировали выставить на открытии зимней Олимпиады, но что-то не срослось. Хотите прокатиться?

Еще бы! Быстро запрягли тройку и вывели на самый большой манеж, за территорию. Вожжи мне не доверили, чтобы невзначай не загнал «телезвезд». Конюх особо не усердствовал: так, сделали несколько кружочков в свое и лошадиное удовольствие. В конюшне — я обратил внимание — в одном из отсеков на потолке вмонтированы необычные лампы.

— Это солярий, — пояснил мой провожатый. — Только не для загара, а для лечения ультрафиолетовыми лучами.

— У нас здесь условия для лошадей такие, что люди позавидуют.

Еще одна местная знаменитость — арабский скакун, которого подарил заводу президент Владимир Путин. Но познакомиться с ним не удалось.

— Отдали в прокат, — не вдаваясь в детали, пояснил конюх.

Откуда обилие немецких и английских лошадей на заводе по производству орловских рысаков? Оказывается, это «постояльцы».

— Помимо рысаков, их у нас двести голов, на заводе еще столько же лошадей, принадлежащих частным лицам. Чтобы выжить, мы вынуждены манежный комплекс, построенный для проведения международных аукционов, перепрофилировать на содержание частных лошадей и на занятия конным спортом.

А выжить только на продаже лошадей невозможно. В этом году заводу удалось продать 25 голов по 6600 долларов каждая. Это считается большой удачей, потому что в последнее время спрос на российских рысаков упал. Однако вырученные деньги не окупают и половины расходов на содержание животных. Самая большая цена, которую удалось выручить заводу за рысака, — 20 000 долларов. Но отдельные удачи не решают проблемы рентабельности. Вдобавок в 2009-м на ипподроме был запрещен тотализатор. Это заметно сократило интерес к скачкам. В 2012-м азартные игры снова разрешили, но зрителей не прибавилось — отвыкли.

— Кроме того, мы платим большие налоги, как любая коммерческая структура, — жалуется Прохоров. — А в других странах, например во Франции, конная отрасль от налогов освобождена полностью. Потому что лошади — предмет национальной гордости. При том, что через тотализаторы на французских ипподромах проходят миллиарды евро.

В России, по словам директора, ни один конный завод себя не окупает. Только в Якутии, на Алтае и в других районах, где лошадей выращивают на мясо, их разведение дает какой-то доход. Но разводить лошадей ради мяса — не в русских традициях. У нас к лошади отношение особое. «Если кто полюбит по-настоящему наше конное дело, то уж это — навсегда, — уверял писатель Александр Куприн. — Можно бросить вино, табак, азартные игры... Но истинного любителя — прекрасный вид лошади, ее могучее ржание, ее стремительный бег, ее чистое дыхание, ее бодрый запах — будут волновать и тревожить неизменно до глубокой старости, до самой смерти, и я даже полагаю, что и после нее».

Стойло в ванной

По словам москвички Марии Кузнецовой, владелицы частной детской школы верховой езды, все эти девушки в парках, которые водят под уздцы лошадей и зазывают желающих прокатиться верхом, — не стяжательницы, как думают некоторые, а неизлечимые фанатки. Когда-то Мария была одной из них.

— Мне исполнилось 17, и тут появилась возможность купить за копейки орловского рысака, — вспоминает она. — Он был уже довольно пожилым, но, несмотря на это, я думала, мое сердце выпрыгнет из груди от радости. Никогда не забуду, как вела лошадь под уздцы домой и все никак не могла поверить, что она моя. Только у подъезда задумалась...

Было над чем. Мария жила с матерью в тесной коммуналке и, кроме комнаты с ванной напополам с соседкой, ничего у нее не было. Однако, недолго думая, девушка затащила лошадь по лестнице на восьмой этаж и поставила в ванной, никому ничего не сказав. Ночью проснулась от истошного вопля — это соседка зашла в ванную.

— После этого она быстро продала комнату, и больше я ее не видела, — продолжает Кузнецова. — А я каждый день сводила лошадь по лестнице вниз и отправлялась с ней на ВДНХ катать детей. Вечером опять затаскивала ее на свой этаж и ставила в ванную.

Счастье продолжалось недолго. Однажды по дороге к ВДНХ лошадь упала замертво — годков-то ей немало было.

— А ты никогда не задумывалась над тем, что загубила лошадь? — спросил я Машу.

— Поначалу я тоже так думала, очень переживала. Но с другой стороны... Лошадь была очень старой, ее держали на частной конюшне в районе ВДНХ и уже не выводили из стойла. А если лошадь не выгуливать, она дряхлеет на глазах. В конюшне не скрывали, что ставился вопрос об ее отправке на скотобойню, но это стоило денег. К тому же тогда подорожали комбикорма и сено. А лошадь, как известно, съедает в день более семи килограммов сена и комбикормов, плюс два кило моркови. Вот тогда-то мне ее и предложили. Мол, если жалко лошадку — покупай и возись. А я взяла и купила. Мне в этой конюшне, уже после того как деньги отдала, сказали, что лошадь у меня не проживет и месяца. А она жила с мая по сентябрь. Я ее кормила хлебом, морковью и яблоками, постоянно водила на пустырь, где она щипала травку. И нисколько не перегружала — катала только детей.

Тот случай не отвадил Марию от лошадей. Выдержав неделю траура, она на пару с подругой купила пони.

— Пони мы держали в гараже у подружки, — вспоминает девушка. — А жила она далеко от ВДНХ. Машины у нас не было. И каждое утро мы заталкивали пони в троллейбус — так добирались до работы.

Сейчас у Кузнецовой собственная конюшня и детская школа верховой езды. Жизни без лошадей она не представляет.

— Я уверена, что любовь к лошадям у людей на генетическом уровне, — говорит она. — А для России это вообще национальная гордость и символ: Русь-тройка.

Что же мешает развитию нашей национальной гордости? «Дурная наследственность!» — считают специалисты. Сегодня в России практически искоренили «конную культуру», которой дорожат во всем мире. Она сохранена в Англии, Германии, Франции, США и других странах. Высот в конной отрасли добились даже финны. Причем начинали они с орловских рысаков, которых выменяли на тех самых айрширских коров много лет назад. И только Россия продолжает терять позиции. Потому что нет спроса. А его формирование — дело тонкое и кропотливое.

— Возьмите Англию — там каждый третий ребенок обучается верховой езде, во Франции — каждый пятый, в Германии — каждый восьмой, — рассказывает «Культуре» директор международной конной выставки «Иппосфера» Светлана Чудиновских. — Особенно полезно умение держаться в седле для девочек, поскольку это формирует грациозную осанку. Или возьмите бега. На Западе они и сейчас популярны. Во Франции, например, более 300 ипподромов, и там во время забегов столпотворение. Во всей России же не насчитаешь трех десятков, да и те не заполняются.

По мнению Светланы Чудиновских, конные традиции в России нужно возрождать, открывать детские школы, приглашать из-за границы тренеров и наставников. Сейчас верховой езде в России обучают любители-энтузиасты и те «лошадники», которые не смогли найти себя во «взрослом» спорте. К таким как раз и относится наша знакомая Мария Кузнецова.

— Всем спортивным тонкостям, конечно, научить не могу, — признается она. — Главное — привить детям любовь к лошадям. Это потом останется на всю жизнь.

Купи коня

Подсчитаем, во сколько обходятся занятия в школе верховой езды. Знакомство с лошадью — 1000 рублей. Часовое занятие без выезда — 2000. С выездом — 3000 в час. Аренда лошади при одном занятии в неделю — 8000 рублей. Однако это мелочи по сравнению с тратами тех, кто собирается делать спортивную карьеру. В первую очередь начинающий спортсмен должен приобрести собственную лошадь. Поначалу подойдет буденновская или донская без особых спортивных заслуг. Это около 60 000 рублей. К серьезным соревнованиям нужна уже спортивная лошадь с титулами, тут цены от 300 000.

Дальше требуются подходящие условия для содержания и тренировок. В среднем постой в хорошей конюшне с манежем обходится в 30 000 рублей в месяц. В небольших частных конюшнях можно найти и за 15 000, правда, уже не с манежем, а с «бочкой» — крытым помещением диаметром около 20 метров. Но это для тех, кто не стремится к спортивным достижениям.

Каждые полтора месяца требуется ковка и расчистка копыт, это еще 3000 рублей. Плюс расходы на амуницию — 30 000. Может ли при таком раскладе увлечение верховой ездой стать массовым? Увы, приобщение к конным традициям — сегодня главным образом привилегия людей состоятельных. Нельзя говорить, что коневодство у нас вырождается из-за равнодушия к лошадям. Напротив, лошадей у нас любят. Но на расстоянии.