Он просто затерявшийся ребёнок, который стоит на краю и никак не может решиться на глупый прыжок. На прыжок вникуда. На прыжок в небо.
Дыхание перехватывает от милого дружеского «Чонгукки», брошенного просто так, руки предательски мокнут, а сердце заходится бешеным стуком от прикосновения большой тёплой ладони к собственной, от лучезарной улыбки, такой ослепляющей, геометрически правильной, доброй, излучающей что-то неземное. Макнэ чувствует так много, понимает так мало, но бесповоротно болен. Болен им .
Гук болеет двадцать четыре часа в сутки, лечится срывами на хёнов, ледяными злобными взглядами в его сторону. Каждый раз он пытается прыгнуть в эту пропасть, но липкий страх быть отвергнутым, быть повёрнутым, окончательно сойти с ума пробирается под кожу, смешивается с кровью, сковывает конечности.
Тэхён такой милый и простой, такой тёплый и эмоциональный, открытый. По нему видно - умеет ценить.
Только вот, он - пропасть. Космос, который пуст, потому что его горящее сердце, что умеет и рвётся любить, никому не нужно. Всё сложно до безумия. Тэхён мечется, падает ко всем в объятия, ловит чужие руки, цепляется за мимолётные взгляды, ищет кого-то
, но.
Никто его не понимает. Он - слишком дальний космос. Всё, чего он ждёт - того, кто сможет его принять. Со всеми звёздами, кометами, со всеми туманностями и чёрными дырами.
Почти на автомате Тэ выходит из отеля под покровом ночи. Потосковать немного, посмотреть на небо цвета индиго, вдохнуть вечернюю свежесть, запретить себе грустить, приправив свои мысли натянутой улыбкой. Всё будет отлично, даже если он навсегда один.
А Чонгук снова попытается прыгнуть, потому что сойдёт с ума в любом случае. И если не сегодня, то в ближайшее время.
Ноги макнэ почему-то идут сами, спускаются по лестницам отеля, несут к выходу, совсем не слушаясь.
В лицо ударяет прохладный воздух, руки подрагивают, взгляд устремляется вдаль, узнавая в мягком лунном свете до боли знакомый силуэт. Очертания, которыми он так бредит. Гук мысленно берёт разбег перед прыжком. Секунды стучат в висках, заставляя трястись колени.
«Просто подойти. Для начала просто подойти».
Десять.
- Хён? Почему ты здесь? - с трудом выговаривает младший, едва шевеля пересохшими губами. Ким поворачивает голову и, будто совершенно не удивляется появлению макнэ рядом с собой.
- Не спится мне совсем, Чонгукки, - так просто жмёт плечами Тэхён, улыбается с какой-то горечью и смотрит вдаль абсолютно потухшим взглядом. Чон рассматривает звёзды, которые отражаются в чужих глазах. Почти родных глазах. И это самое красивое, что существует в мире.
Девять.
- Что-то случилось, Тэхён-хён?
Печальный вздох.
- Ты бы хотел, чтобы тебя любили? - безразличным полушёпотом спрашивает рыжий. В голосе звучит неприкрытая обида.
У Чонгука внутри всё холодеет. Да, он хотел бы. Больше всего на свете. Ему нужно это, словно воздух. Парень делает вдох и выдох. Лишь бы только голос не дрогнул. Пожалуйста.
- Может быть. Я не думал, - получается чертовски сухо и бездушно, чему Чонгук сам поражается. Но могло бы быть и хуже.
- А я бы хотел, - мечтательно тянет Тэхён, поднимая глаза наверх и рассматривая что-то на бескрайнем темнеющем полотне ночи. - Я бы никогда не оттолкнул. А они все такие милые, знаешь? Я имею в виду наших хёнов, - с лёгкой улыбкой продолжает Тэ. Чонгук млеет от чужого голоса, от осознания того, что их здесь только двое, что он сейчас неспеша разбегается, чтобы…
Восемь.
- Хёны? Они замечательные, думаю, - наигранно улыбается младший, но соглашается, только чтобы согласиться. Потому что рядом стоит Ви. Его Ким Тэхён, о прикосновении к которому мечтают. Он сам мечтает. Рыжий непонимающе смотрит, всего на мгновение две пары карих глаз пересекаются. На миг.
- Я не об этом вовсе, Гукки. Я просто… знаешь, я бы хотел быть с кем-то из них. С Юнги-хёном, например или с Чимином. Они прекрасные, разве я не прав? - усмехается Ви, внимательно разглядывая мерцающие точки в небе. - Они такие, знаешь. Ну, как вот эти звёзды, только теплее и ближе. Понимаешь?
Семь.
Макнэ придвигается чуть ближе, мысленно ссылаясь на какие-то глупости. Тэ в свете луны выглядит божественно, так что кислород автоматически перекрывается и в горле сохнет.
- Возможно ещё не время, хён. Тебя любят, поверь мне.
Ким обнимает младшего за плечи без задних мыслей, будто рефлекторно. В группе всегда были тесные отношения. Никаких стеснений, они братья, всё хорошо. Чон сглатывает. Слишком близко.
- Правда? Эй, ты не врёшь? На такое кто-то способен? - мягко смеётся Тэ. Гук не может не улыбаться в ответ, но нерешительно сминает край футболки. Нервы, словно струна.
- Способен.
Шесть.
Ким ошарашено замолкает, будто о чём-то догадался, но рук от плеч макнэ не убирает.
- По-моему, сегодня замечательная ночь, да? Такая луна большая, - восхищённо шепчет Тэ, заставляя младшего покрыться мурашками практически с ног до головы, потому что на него нельзя реагировать иначе.
- Да, хён. Замечательная ночь, - отвечает Чонгук, словно находясь под сладким гипнозом чужого голоса. Ночь и вправду восхитительна, потому что младший вкладывает в это понятие свой сокровенный смысл. По-другому и быть не может - самый важный человек совсем близко, обнимает, улыбается. Сказочно. Этот момент нельзя не любить.
- А знаешь, она могла бы стать лучше.
Пять.
- Лучше?
- Если бы кто-то
смог разделить это небо со мной.
Слова больно режут сердце макнэ, заставляя поморщиться. Кто-то
. Значит, Тэхён даже не подумал о нём. Он ждёт кого-то
. Но точно не Чонгука.
- Когда-нибудь разделит, - с искусственной улыбкой уверяет младший, а в душе плещется едкая кислота, которая отравляет весь организм ревностью и обидой и жжётся в уголках глаз.
Тэ усмехается и с теплотой сгребает младшего в охапку.
- А что если сейчас? - мурлычет Ви практически в ухо макнэ, который слышит издёвку в каждой фразе и не верит в серьёзность слов. Прыгать ли? Назад пути не будет.
Четыре.
- Сейчас? Разве здесь есть твой «кто-то
»? - ядовито выплёвывает Чон, делая акцент на этом самом «кто-то
», картинно вертит головой по сторонам, якобы пытаясь рассмотреть в темноте чьё-то присутствие. Ким смеётся.
- А ты? - нагло звучит над ухом, когда чужая рука ложится на грудь макнэ. Где-то в районе сердца, которое неистово барабанит, сбивает ритм, но никак не может успокоиться.
Выдаёт младшего без всяких слов и оправданий. Ви неплохо знает Чонгука, похоже. Очень даже хорошо знает.
- Гукки, что с тобой?
- Хён.
Я, кажется, люблю тебя.
Три.
- Ты меня что? - чуть охрипшим голосом переспрашивает Тэхён, ошарашено убирая руки. В голове мелькают и путаются мысли. То есть, как это, любит? Его, такого странного, Тэ? То есть, хочет и готов принять? Это так удивительно, но…
- Чёрт, не заставляй меня повторять это, - смущённо мнётся макнэ, злясь на собственную робость. Но раз уж он собрался покорить эту бездну, покориться этому небу, то нужно сделать последний рывок, даже если после этого он больно ударится, разобьётся или вовсе погибнет.
- Гукки, ты… ты уверен? - Ким резко разворачивает младшего лицом к себе и предельно внимательно смотрит ему в глаза, судорожно ища в потерянном взгляде хоть какой-нибудь намёк на шутку, на ложь, на издёвку. Чонгук изо всех сил старается пересилить смущение и решительно смотрит в ответ. Он честен, он настолько честен, что сквозь тёплый шоколад глаз можно увидеть обнажённую душу, прочесть все его мысли, понять - не врёт и никогда бы не вздумал обмануть дорогого сердцу человека, кем бы он ни был.
- Ты можешь просто поверить и всё?
- Нет. Мне нужны доказательства, - серьёзным тоном чеканит рыжий, неотрывно наблюдая за макнэ.
Два.
«Решайся»
Чон старается игнорировать дрожащие конечности, рваное дыхание, в последний раз облизывает сухие губы и опускает ладони на плечи рыжеволосого.
Один.
Тэхён подаётся вперёд первым, скользит по рукам младшего вниз, сплетает свои пальцы с чужими. И Чонгук решается, делая шаг в пропасть.
«Полетели»
Желанные губы такие тёплые и мягкие. Тэхён охотно отвечает на поцелуй, сжимая пальцы младшего в своих, будто просит ни в чём не сомневаться и не бояться его.
Сердце младшего ёкает от осознания происходящего, голова кружится от свободного полёта, потому что он, наконец-то, пошёл на это.
И сейчас целует того, в кого давно влюблён. Целует со всей нежностью, с невысказанными чувствами, так робко и немного нелепо. Кто же виноват в том, что Чонгуку никто не был нужен всё это время? Он просто ждал неизвестно чего, но факт остаётся фактом - дождался. Зато теперь в его руках космос, загадочный, невероятно захватывающий и такой прекрасный, что одного робкого поцелуя мало. Миллиона поцелуев мало.
Когда воздух заканчивается, заставляя неприятно гореть лёгкие, Гук отстраняется, любуясь на рыжий объект своего воздыхания. Ким озаряется тёплой улыбкой, поднимает на уровень глаз замок из сцепленных пальцев их рук и восхищённо любуется. Так, будто он мечтал об этом всю жизнь.
- Гукки-и, - по-дурацки тянет Тэ, отпуская дрожащую руку макнэ и обнимая его за шею. - Ты точно будешь меня любить?
- Я подумаю, - с напускным безразличием обещает Чон, но на самом деле не думает, потому что его бабочки порхают не только в животе, а ещё в голове. Они вообще занимают всё пространство и нагло разжижают мозг до состояния плавленого шоколада эти проклятые бабочки. Рыжий жмёт плечами и усмехается.
- Ну и ладно. Зато я точно буду.
- Что будешь? - переспрашивает Чон, хотя прекрасно знает ответ. Просто хочется ещё раз услышать то, во что он пока не может поверить.
- Тебя любить, - уверенно чеканит Ви, смотря в глаза макнэ горящими глазами.
- Меня что? - издевается Гук, рассматривая чужие губы, находящиеся так близко.
- Чёрт, не заставляй меня повторять это, - передразнивает парня Ви, целует его в кончик носа и по-детски хихикает.
«Этот лисёнок никогда не повзрослеет» - усмехается внутренний голос в голове Чонгука, но это всё уже не играет роли.
Ведь он, наконец, решился и смог обнять космос.
Он смог прыгнуть в небо.
Прыжок в небо
Прыжок в небо
Я прыгну и всё пойму. Надо же, два зайца за раз поймаю: и детское желание в жизнь воплощу, и рекламный слоган придумаю. В воздухе. Прыгая с парашютом. Интересно, когда летишь в нескольких километрах над землёй, способность мыслить сохраняется или нейтрализуется переизбытком адреналина?
Алька, может, передумаешь? Ну, что ты в самом деле дурью маешься? Ты же высоты боишься, - причитала подруга, критикуя мою очередную сумасшедшую идею. - Обязательно нужно прыгнуть, чтобы этот чёртов рекламный текст для авиаклуба придумать?
Наденька, а как же иначе… Я давно хотела сделать это, а тут заказ подвернулся, да и заказчик сам предложил в виде исключения, так сказать, проникнуться сутью. Восьмое Марта в небе - это романтично, - подытожила я. - Лучше посмотри какой инструктор - Аполлон всея Авиации!
Надя тут же обернулась и, оценив высокого мужчину, затянутого в оранжевый комбинезон, утвердительно кивнула.
Ладно уж, с таким прыгать одно удовольствие. Иди уже, небо тебя ждёт.
Я помахала Наде и помчалась навстречу инструктору, который красноречивым жестом подозвал меня к себе для последних наставлений.
В первый раз прыгаете? - спросил он, деловито проверяя моё обмундирование.
Ага. Надеюсь, что не в последний, - попыталась я пошутить. А какие там шутки, коленки затряслись и зубы чечётку стали выбивать, когда дошло до меня, наконец, что пора с землёй прощаться.
Не в последний. Затягивает, знаете ли. Понравится - милости просим к нам в клуб.
Инструктор широко улыбнулся и подмигнул. Флиртует со мной что ли? Нашёл время. Страшно как. Зря я, наверное, затеяла всё это.
Ну, что же вы, барышня, забирайтесь скорее. Это в первый раз страшно, а потом - одно удовольствие, - успокаивал меня инструктор, доверительно глядя в глаза и помогая забраться в миниатюрный самолётик. От его слов мне поплохело. Вспомнилась почему-то первая половая близость… Что только со страху в голову не лезет! Ну, давай, старушка, пора расправить крылья.
Забравшись в самолёт, я сделала непроницаемую мину и попыталась вспомнить море-солнце-песок. Я всегда так делала, когда хотелось успокоиться и упорядочить скачущие мысли.
Так, приготовились, м-мм, извините, как вас зовут? - поинтересовался инструктор, снисходительно улыбаясь...
А-аля, Алеся.
Нашёл время знакомиться, раньше надо было.
Меня Сергеем зовут. Да не тряситесь так, я всё время буду рядом. Приготовьтесь, глубоко вдохните… Пора…
Ой, нет… Я передумала. Н-не могу я. Ой, не заставляйте меня. Я высоты боюсь… Оочень, слышите? С детства. Я с дерева упала, когда за котёнком лазала. С тех пор боюсь.
Инструктор заговорщически переглянулся с лётчиком, и тот ему весело подмигнул.
Ну, Алеся, закройте глаза, крепко-крепко.
Бесполезно было сопротивляться сильному мужскому телу, пристёгнутому к моей дрожащей спине. Мгновение, и рьяный воздушный поток подхватил наш тандем.
Уааааааах… Мамооочки… Ааааа…
Кричать было неудобно, казалось, что через открытый рот может вывалиться сердце. Мыслей не было. Были мыслевопли и полная мешанина в голове. Какие там мысли… В полёте. Я забыла про парашют, про рекламный баннер, по-моему, даже на мгновение забыла, кто я и как меня зовут. Я ощущала тепло своего опытного «ангела-хранителя», и это немного успокаивало. Резко рвануло вверх. Падение значительно замедлилось. Ощущение невероятной лёгкости привело меня в чувство. Парить над землёй было… необыкновенно. С чем это можно сравнить? Не знаю даже. Тускло всё. Сгусток энергии в небе - вот кого я себе напоминала. А за спиной у меня росли крылья.
Мы летели, ощущая под собой упругую воздушную подушку. Было небо и мы в этом небе. И в эти мгновения для меня больше ничего не существовало… Огромное небо, одно на двоих… Кажется, у меня родился хороший слоган для баннера.
- Эфир посвящен памяти легендарного российского альпиниста, парашютиста и бейсджампера Валерия Розова, погибшего в конце 2017 года в Гималаях
- Его друзья и единомышленники вспоминают, какой это был человек, и задаются вопросом о том, в чем смысл экстремального спорта?
- Можно ли рационально объяснить тягу человека к риску? И где пределы человеческого существования?
Сергей Медведев: Мы не часто слышим о гибели альпинистов, парашютистов, бейсджамперов . Они погибают, это случается, и это часть их профессионального риска. Но эта смерть всколыхнула соцсети и медиа. Речь идет о гибели 11 ноября российского парашютиста, альпиниста, бейсджампера Валерия Розова , который был человеком-легендой, символом бесстрашия и расчета. Иной раз казалось, что он перешагнул грань человеческого. Но в этот раз, 11 ноября, он перешагнул и саму грань человеческого существования. Его прыжок с вершины Ама-Даблам в Гималаях оказался последним. Подробности в сюжете нашего корреспондента Антона Смирнова .
Спортсмен совершил прыжок в специальном костюме "крыло" с высоты шесть тысяч метров над уровнем моря
Антон Смирнов: Победитель чемпионата Европы и Кубка мира, чемпион X-games по скайсерфингу, рекордсмен мира по парашютному спорту, организатор и исполнитель многих уникальных бейспроектов в самых различных местах и на всех континентах планеты… Всё это о Валерии Розове, разбившемся 11 ноября 2017 года в Непале. Спортсмен совершил прыжок в специальном костюме "крыло" с высоты шесть тысяч метров над уровнем моря. Полет прошел успешно, после чего Розов решил прыгнуть еще раз, но этот прыжок стал для него последним.
Тело Валерия Розова нашли спустя сутки в горном разломе.
Он был чистым спортсменом, который искал предел возможностям человеческого тела. Его талант привлекал многих экстремалов. Валерия Розова можно по справедливости признать отцом русского бейсджампинга.
Сергей Медведев: У нас в гостях два человека, знавшие Валерия и сами занимающиеся этими видами спорта: , научный руководитель Московской школы управления "Сколково" , и , вице-президент Федерации альпинизма России .
Последний прыжок… А у вас, бейсджамперов, альпинистов, есть это разделение – "последний-крайний"?
В парашютном спорте все стремятся избегать слова "последний". "Крайний прыжок", "крайний подъем" – типичная лексика. Я думаю, это от летчиков перекочевало в парашютный спорт.
Сергей Медведев: А у альпинистов?
Тоже стремятся не говорить "последнее восхождение".
Сергей Медведев: Андрей, вы близко знали Валеру Розова...
В парашютном спорте все стремятся избегать слова "последний". "Крайний прыжок", "крайний подъем" – типичная лексика
Более того, я считаю его близким товарищем. Мы десять лет бок о бок занимались бейсджампом. Он был для меня абсолютным образцом, и без него, может быть, я не начал бы.
Сергей Медведев: Почему Розов был такой легендарной личностью?
Прежде всего, он был очень профессионален во всех своих проявлениях – и в парашюте, и в бейсджампинге, и в альпинизме.
Сергей Медведев: Я очень много читал о его парашютных достижениях – чемпион мира, автор самого высокого прыжка. А каковы его достижения в альпинизме?
Он мастер спорта. Эта крайняя команда, которая получила чемпионские звания в СССР. Они стали чемпионами 1991 года.
Сергей Медведев: Ушли непобежденными.
И в этой сфере деятельности он тоже был очень успешен. Кроме того, конечно, его очень сильно отличают великолепные человеческие качества. Он никогда не кичился своими достижениями, всегда был скромен и смущался, когда его превозносили. Вот эта совокупность профессионализма, открытости и взаимодействия с людьми возвышала его над другими.
Сергей Медведев: Он занимался этим профессионально, или у него была еще какая-то гражданская профессия?
Он закончил Зеленоградский физтех, то есть Институт радиоэлектроники. Это советское техническое образование высокого класса.
Сергей Медведев: Гуманитарии почему-то очень редко идут в такие виды спорта.
А бейсджампинг – это очень аналитичный вид спорта. Ты должен все время рассчитывать, смотреть траектории, анализировать.
Сергей Медведев: То есть это не про вдохновение, а про расчет?
Конечно, требуется большое вдохновение, но если нет расчета, ты очень быстро уходишь в никуда. Валера – в подлинном смысле профессионал! Он жил на это, ничем другим не занимался. Таких людей можно пересчитать по пальцам!
Сергей Медведев: Вы никогда не говорили с ним о том, почему он этим занимался?
Бейсджампинг – очень аналитичный вид спорта: ты должен все время рассчитывать, смотреть траектории, анализировать
Иногда за бокалом вина мы обсуждали с ним и эти вопросы, и то, что уход возможен, но без драматизма, как естественный компонент этой работы.
Сергей Медведев: Бейсджампер всегда морально внутренне готов к тому, что это может произойти? Это другое качество существования? Или об этом не думаешь?
Нет, морально к этому никто не готов. Я не могу себе представить такого человека, который готов умирать. Но умом, расчетом ты должен допускать такую вероятность. Она довольно высока, но это умозрительная конструкция. Душой ты ее не допускаешь.
Сергей Медведев: Каковы его самые известные достижения? Меня больше всего потрясло то, что он прыгал в кратер действующего вулкана.
Да, это было на Камчатке.
Сергей Медведев: А как оттуда выбираться? Куда приземляться? Он же мог попасть в лужу соляной кислоты…
Но это же не простая лужа. Там есть такая обертка, юбочка из снега – вот на нее он приземлялся и по веревкам вылезал из кратера.
Сергей Медведев: И если бы он промахнулся, то полетел бы внутрь вулкана?
Бейсджампер не должен промахиваться. Риск, конечно, есть, он есть в любом бейсприземлении: ты же не приземляешься на подготовленный аэродром, как парашютист, ты приземляешься в разных местах.
Сергей Медведев: Какой самый опасный момент в бейсджампинге?
Выход с экзита, отделение от экзита, шаг с экзита – это первые 2–3 секунды, когда у тебя нет опоры на воздух, пока крыло не набрало чуть-чуть воздуха и не превратилось в крыло.
Сергей Медведев: С ним это произошло как раз в эти первые секунды?
Поскольку никто не видел видео, точно сказать нельзя. Но я разговаривал с единственным свидетелем этого, Жаном Ноэлем, который снимал прыжок. Он считает, что Валера правильно оттолкнулся, и через долю секунды произошло очень сильное вертикальное падение. Это не фатально, после него можно выровняться, но у тебя должно быть хотя бы 150 метров, а там было всего 90. Это был очень сложный экзит, он требует чрезвычайно высокой квалификации. Моя версия: это тонкое влияние высоты и гипоксии. Все-таки прыгали с шести километров – это редчайшее событие. И вот сочетание сложного экзита, немножко холода, немножко работы гипоксии – и этот пазл сложился в такую неудачную конструкцию.
Валерий Розов прыгал в кратер действующего вулкана
Сергей Медведев: На такой высоте это ведь совершенно другая аэродинамика. В более разреженном воздухе нужны гораздо большие скорости, чтобы крыло наполнилось.
Поскольку всего два-три человека в мире выполняли высокогорные прыжки, то никакой статистики или анализа на эту тему практически нет. Я разговаривал с ним после его прыжка с Эвереста и после прыжка с Чо-Ойю – двух восьмитысячников! Я спрашивал: "Валера, ну как ты там падаешь?" Он говорит: "Визуально не сильная разница, просто больше провал, и все!". Провал на 30-40 метров – это довольно много. Такое почти никто не делает.
Сергей Медведев: А как альпинисты относятся к бейсджамперам? Это одно сообщество?
Это разные виды деятельности.
Сергей Медведев: Но вы постоянно пересекаетесь.
Да, потому что без альпинистской подготовки трудно стать бейсджампером, ведь прыгаешь в горах, а туда надо добраться. И это нас роднит.
Большинство людей, которые пробуют бейсджамп, пришли либо из парашюта, либо как-то сами. И Валеры – фантастическое сочетание двух слабосовместимых занятий. Альпинист очень осторожен, он боится от всего оторваться, а бейсджампер, наоборот, стремится оторваться. И по психодинамике там у тебя 50 секунд работы, а здесь у тебя недели, если идешь на Эверест. Это совсем другая мышечная, нервная психическая организация. И когда это совмещается в одном человеке – это редчайшая вещь.
Сергей Медведев: Он был больше все-таки бейсджампер или альпинист, или он был универсал?
В последние годы он больше был бейсджампером.
Да, конечно.
Сергей Медведев: Как к этому относилась его семья? Кто у него остался?
Наташа и трое сыновей. Семья его удивительно поддерживала. Наташа, и Андрей, и Саша, и Лешка – он еще маленький, ему 6 лет, – они все поддерживали отца. Я не помню, чтобы кто-нибудь говорил: "это страшно, не ходи туда". Он был не маргиналом, а центром семьи, лидером, был очень погружен в семейные дела.
Сергей Медведев: А они сами не занимались ничем подобным?
Семья его удивительно поддерживала
Нет. Андрей – финансовый аналитик, аудитор, Саша – начинающий хирург. Они люди гражданской жизни.
Сергей Медведев: А можно сказать, что Валерий в жизни был рискованным человеком?
Нет.
Сергей Медведев: Он был спокойный, взвешенный, уравновешенный, всегда пристегивался в машине?
Именно так! Никакого резкого, экстравагантного, девиантного поведения.
Сергей Медведев: Когда он начал заниматься парашютным спортом?
Примерно в 1993–1994 годах. Это его так же захватило, как альпинизм. А альпинизмом он очень истово занимался, растворялся в нем. Я его специально спрашивал: "Валера, как же ты изменил одной страсти с другой?" Он говорил: "Я увидел, как люди прыгают, и меня это захватило". И он провалился туда с головой. Он не экспериментировал – это любовь.
Сергей Медведев: Но у него же еще очень большая парашютная карьера.
Да, он неоднократно был чемпионом страны.
Он же был уникален и в парашютном спорте, в котором тяжело быть уникальным. Он номер один в стране по скайбордингу – это когда прыгают на доске.
Сергей Медведев: Он крутил разные фигуры.
Это потрясающе! Поскольку этот вид спорт в мире угас в связи с административными ошибками, я думаю, сейчас любой человек, который зайдет в этот вид спорта, будет вынужден повторить его путь, и неизвестно – достигнет ли он того же уровня, что Валера достиг 10–15 лет назад!
Сергей Медведев: О Валерии Розове вспоминает бейсджампер и режиссер Антон Калюжный , снявший о нем фильм.
Антон Калюжный: Однажды я катался на Камчатке на сноуборде. Я тогда увлекался фрирайдом – это спуск по снегу. И я увидел, как Розов летает в костюме "Крыло" над вулканами, над склонами. И вот тогда у меня появилась мечта. Розов взял меня в ученики.
Мой последний фильм "Выход" – это самый главный фильм моей жизни. Он посвящен культуре бейсджампинга и вообще, культуре жизни и смерти и культуре выбора. Фигура Розова – центральный образ. Он является учителем – моим и многих других людей, поэтому выступает как непререкаемый авторитет, гуру.
Для него это была работа и вся его жизнь. Он был профессиональным спортсменом, получал зарплату в компании Red Bull, делал какие-то трюки, за которые ему платили.
После того, как Валерий Розов разбился, мнения разделились. Кто-то считал, что это могло произойти с кем угодно, но только не с ним. Другая половина говорила, что его гибель – это лишь вопрос времени, потому что он делал самые экстремальные в мире восхождения с последующим прыжком. Этого никто больше не делал.
Это красивое увлечение, спорт настоящих мужчин. Конечно, было бы лучше, если бы можно было убрать вопрос гибели, риска, но здесь это невозможно. Все самое экстремальное, самое красивое в жизни – всегда так. Самое запредельные вещи оказываются самыми красивыми, поэтому за них приходится платить.
Готовность умереть в любой момент – это едва ли не самая важная вещь в этом экстремальном виде спорта
Розов в моем фильме говорит об том, что каждый из нас думает: с ним это не случится. Но готовность умереть в любой момент – это едва ли не самая важная вещь в этом экстремальном виде спорта.
Сергей Медведев: А есть такое понятие, как карма, для людей, занимающихся этими видами спорта? Можно играть с этой кармой, отодвигать ее? То есть понятие, что ты перешел какую-то грань и хлебнул лишнего… Вы не оперируете такими понятиями?
Во взаимоотношениях или в разговорах – пожалуй, нет. Конечно, у каждого человека своя судьба, каждый человек где-то, может быть, внутренне о чем-то думает, подходит к этой грани, чувствует ее. Есть некоторые потайные ощущения, которые не могут быть поняты окружающими, но они существуют внутри у каждого человека. Это некоторые сдерживающие моменты.
В моей практике было много примеров, когда люди по непонятным причинам отказывались от восхождения. И уже потом, через какой-то длительный промежуток времени они говорили: "Я видел сон или почувствовал что-то, и я понял, что это знак. Я остановился". Такое случается, но это не является запретом или каким-то заслоном, который тормозил бы движение в горах.
Сергей Медведев: Андрей, было такое – вы отказывались от восхождения, от прыжка?
Да, бывало. Я называю это другим словом – "интеграл под кривой", и я всегда говорю, что интеграл накапливается. Я придумал себе такую модель объяснения этого чувства, которое вы называете кармой. У меня было много ситуаций, особенно в бейсе, когда я останавливался подышать. Иногда это месяц, иногда – больше, пока к тебе не вернется чувство, что ты готов делать следующий шаг. Мы не раз обсуждали это с Валерой. Но нельзя же себе изменять.
Сергей Медведев: А нет такого, что ты набираешь в себя слишком большой риск? Взять хотя бы Шумахера, человека, который брал столько рисков… И вот он заканчивает карьеру, уходит – и совершенно нелепый выезд на камни в горах... Я связываю его фантастическую карьеру в "Формуле-1" и то, что эта карма, этот интеграл настигает тебя в другой ипостаси.
Нет! Я не считаю, что есть универсальный интеграл. Есть интеграл в том деле, которое ты делаешь. Если я 30 лет занимался высотным альпинизмом, то, остановившись на очень большие восхождения, я остановил этот процесс. Это не значит, что когда я буду косить траву или купаться в пруду, меня кто-то снизу схватит и съест, потому что я там выбрал весь интеграл. Но в бейсе я, конечно, об этом думал.
Сергей Медведев: Вы прекратили заниматься бейсджампом?
Нельзя же себе изменять
Я два года не прыгаю, но снаряжение лежит. Я почувствовал необходимость в этой паузе. Я сделал ряд очень сложных для себя прыжков на грани моей техники и возможностей и увидел, что плохо с этим справляюсь. Это очень близко к неприятным событиям.
Сергей Медведев: В эти моменты был страх?
Безусловно. Я не помню ни одного дежурного прыжка, чтобы вышел, весело оделся, весело прыгнул – и все. Нет! Ты всегда собран, сосредоточен. А потом, я очень часто прыгаю с пульсометром: и всплеск на отделении, и всплеск на открытии парашюта, когда земля уже близко, объективно показывают, что организм реагирует, вбрасывает определенные вещества. Мы можем быть идиотами, но организм умнее нас.
Сергей Медведев: Когда начинается бейсджампинг, а затем появляется вингсьют ?
Это штатная схема, по которой прошел я и многие мои друзья из круга Валерия Розова. У меня было 500 прыжков с парашютом, прежде чем я начать прыгать бейс. Мне очень страшно смотреть на людей, которые начинают прыгать бейс, не имея парашютной практики. А попрыгав вингсьют с самолетом прыжков 100, я начал пробовать вингсьют в горах. Вингсьют гораздо труднее в отделении, чем обычный бейсджамп: руки и ноги связаны.
Сергей Медведев: Здесь очень важен сильный толчок?
Нет, здесь важна не сила толчка, а очень точное позиционирование угла тела в пространстве на отделение – не заваленное, не поднятое, а, условно говоря, под 60 градусов. А в вингсьюте, наоборот, надо прыгать вниз под 60 градусов – не ниже и не выше. И тогда случается правильное пилотирование.
Сергей Медведев: В альпинизме и в бейсджампинге есть какая-то статистика, насколько велика вероятность погибнуть?
Бейсджампинг – более опасный вид деятельности, чем альпинизм
Бейсджампинг в этом плане – более опасный вид деятельности, чем альпинизм. В альпинизме многое можно предусмотреть заранее – например, технические навыки, снаряжение, погоду. И там все-таки вся деятельность растянута во времени, есть возможность для принятия решений. В бейсджампинге нет и доли секунды. Там все жестче.
Сергей Медведев: Я читал ваш пост в Фейсбуке памяти Валеры Розова. И вы написали, что почти половины тех, с кем вы начинали, уже нет.
В нашем кругу статистика за десять лет – каждый второй.
Сергей Медведев: То есть начинали 12 человек, а осталось 6?
Да.
Сергей Медведев: И все погибли на прыжках?
Кроме одного.
Сергей Медведев: Это среднемировая статистика?
Нет, я думаю, она гораздо мягче.
Сергей Медведев: Травматизма там нет – либо ты приземляешься, либо погибаешь?
Да. Можно, конечно, травмироваться при неудачном приземлении. Недавно мне попалась американская статистика, там анализируются все виды экстремальных занятий, от подводных погружений и даже до сбора грибов. Высотный альпинизм (это выше семи тысяч) стоит на втором месте, а бейсджамп – на первом.
Сергей Медведев: Какая статистика сейчас на Эвересте?
Технически сложные восхождения сейчас совершаются более безопасно, чем раньше
Если это коммерческие экспедиции, то там проводится очень большая работа для того, чтобы обезопасить восхождение, поэтому кислород не нормирован, шерпы сопровождают, есть лагеря и так далее. Конечно, количество несчастных случаев уменьшилось – обеспечение хорошее, затраты большие. Но все равно, даже несмотря на это, неподготовленные люди, не понимающие, куда они идут, остаются на горе.
Если я правильно помню статистику по Эвересту до эпохи коммерческих экспедиций, то она была в районе 8-11%. Теперь ниже.
Сергей Медведев: А в спортивном альпинизме?
В процентном отношении технически сложные восхождения сейчас совершаются более безопасно, чем раньше – в первую очередь из-за того, что появились современные одежда, обувь, снаряжение, и технические возможности резко возросли. Тот же уровень сложности маршрута проходится с большей безопасностью, чем 20–30 лет назад. Это достаточно безопасный вид деятельности.
Сергей Медведев: Андрей, какой прыжок вам запомнился больше всего?
Это был прыжок с вершины Юнгфрау . Это смешная история. Раздается звонок. Валера говорит: "Андрей, посмотри видео". Я включаю видео, и говорят, что впервые прыгнули с Юнгфрау. А мы смотрели на нее и понимали, что прыгнуть с нее нельзя: там нет никакой разгонной части, не видно никакой стены – это снежная вершина. А оказывается, с нее прыгнул один человек. Нужно спуститься 20 метров на веревке – там маленькая полочка, маленькая разгонная часть, а дальше ледопад, и надо улететь. У тебя нет права ни на какую ошибку, ты не сможешь ничего исправить. У тебя нет времени выдернуть парашют, ты обязательно должен начать лететь.
И вот мы с Валерой совершили восхождение. Он позвонил мне и сказал: "Слушай, я нашел окно погоды по интернету". Мы специально вылетели из Москвы, доехали на машине в Лаутербруннен и совершили восхождение, вышли на этот экзит. И стало очень страшно. Валера сказал: "Давай, Андрей, я прыгну, а ты подумаешь".
Сергей Медведев: Под вами такая река льда...
Ледовый цирк. И надо лететь туда, в Лаутербруннен. Там некуда сесть, а лететь очень далеко. Это четырехкилометровый перепад, четыре минуты свободного падения, то есть полета – и ты улетаешь в соседнее ущелье. Нужно пролететь километров шесть – и ты приземляешься прямо к ресторанчику в теплое место, где Лаутербруннен, то есть из холода приземляешься в другой мир. Разница по температуре 30 градусов. Валера очень точно говорил: "Это телепортация из одного мира в другой". Самый быстрый переход, даже на вертолете медленнее. Вот он совершил такой прыжок, а мне было некуда деваться, потому что обратно идти в одиночку невозможно, нужна альпинистская связка. И я прыгнул, и все хорошо – улетел. Его прыжок – второй в мире, а третий – мой. И я не уверен, что с тех пор там кто-то еще прыгал.
Сергей Медведев: Три-четыре секунды свободного полета, и после этого у тебя уже вырастают крылья, и ты начинаешь контролировать полет?
Если ты начал лететь, то стремишься улететь как можно дальше.
Сергей Медведев: И тут уже начинается зона полного контроля в фазе полета?
Да! Если у тебя большая практика, то ты контролируешь себя очень точно, как реактивный истребитель: 180 километров в час – линейная скорость и маленькое движение. Ты можешь ее регулировать: понизить свою горизонтальную скорость до 100 километров в час или разогнать себя до 250 при разных обстоятельствах, то есть ты – летающий скоростной снаряд. Ты очень хорошо собой управляешь, если до этого сделал должные тысячи и тысячи прыжков на аэродроме. Главное – не расслабляться, ты должен держать свое тело в форме.
Сергей Медведев: Самый кайф, адреналин начинается с момента вот этой фазы управляемого полета?
Я здесь был бы осторожен со словом "кайф", потому что надо преодолеть вот эти первые две-три секунды неопределенности. А дальше – контролируемый полет, и это, конечно, большое человеческое счастье. Все называют это адреналиновой зависимостью, но я с этим не согласен. Это другое измерение человеческого бытия. Ты никак по-другому не можешь это попробовать.
Сергей Медведев: Иван, а что больше одолевает на вершине – радость преодоления или мысли о том, как надо спускаться назад?
Первое – хорошо, что это закончилось… И дальше уже начинаешь думать о спуске. Конечно, на вершине все равно есть восторг и некое расслабление, но оно опасно. Даже, может быть, несколько сдерживаешь себя, потому что надо еще спуститься.
Сергей Медведев: О психологии экстремального спорта рассуждает нарколог Евгений Бучацкий .
Евгений Бучацкий: В литературе раньше часто можно было встретить рассказы о том, что человек в стрессе, в страхе мог перепрыгнуть трехметровый забор или запрыгнуть на второй этаж и не заметить этого, или преодолеть какое-то, казалось бы, непреодолимое препятствие. В стрессовой ситуации человек может сделать все, что угодно. Включаются некие ресурсные возможности организма.
Но тяга к тому, чтобы получать какое-то дополнительное количество гормонов, адреналина присуща не только людям, которые занимаются экстремальными видами спорта, но и тем, кто выполняет работу в экстремальных условиях. Сотрудники МЧС, правоохранительных органов, медработники постоянно находятся в состоянии стресса. Это в дальнейшем может приводить к эмоциональному выгоранию, но в то же время дает некое ощущение комфортности, когда ты получаешь удовольствие от того, что делаешь и чего достигаешь. Это некий вариант нормы, пограничное состояние, где это может быть нормой, а может быть уже и неким влечением.
Давайте применим такое понятие – "позитивная зависимость"
Но нет определения, что есть такая болезнь – адреналиномания, где человек стремится получать удовольствие от адреналина. Он на грани жизни и смерти проходит через горы. В любой момент при неправильном движении у него может оборваться веревка, или он может оступиться, разбиться и погибнуть. Ощущение того, что он живет – вот что притягивает.
Давайте применим такое понятие – "позитивная зависимость". Если смотреть с точки зрения альпиниста, то его поступок альпинист оценит нормально. А с точки зрения людей, которые никогда не были в горах и не понимают, что такое альпинизм или бейсджампинг, это будет ненормально. Это может быть даже патологией, если человек стремится каждый день рисковать жизнью, при том, что, живя в городе, ты и так каждый день ты рискуешь, выходя из дома и не зная, что с тобой произойдет.
Сергей Медведев: А среди альпинистов, бейсджамперов есть люди верующие, религиозные?
Я думаю, да. Это ведь не обязательно те, кто идут в церковь и кладут там поклоны. Просто они где-то внутри себя имеют стержень веры во что-то. Это, я думаю, у многих есть.
Воинствующих атеистов я точно не встречал, воцерковленных людей – тоже. Но внутренний предмет веры в смысл человека, в его особую предназначенность, в не банальность жизни, конечно, присутствует.
Сергей Медведев: Есть некий набор суеверий, какие-то ритуалы, которые выполняются перед каждым восхождением или прыжком?
В первую очередь – это не ритуал, а механизм контроля. Мы дважды все проверяем, и это важно, потому что любой человек волнуется. Он тщательно проверяет себя, и это ритуализируется – как ты кладешь шлем, протираешь очки, настраиваешь камеру. Все становится важным. Вот эта зацикленность на одном и том же алгоритме – почти религиозная. И если в этом ритуале происходит сбой, люди иногда даже приостанавливают свое желание прыгнуть.
Сергей Медведев: А у альпинистов то же самое?
Да. Мы даже в школе инструкторов и участников учим – следите друг за другом, контролируйте: как надето снаряжение, как затянут узел...
В высотном альпинизме вообще другие представления о нравственности и морали
Меняется структура человеческих отношений. Допустим, внимание – оно либо гипертрофировано, повышено, либо наоборот, когда ты сосредоточился на прыжке, тебе уже все не важно, и ты можешь пренебречь чем-то, что могло бы вызвать обиду. А в высотном альпинизме вообще другие представления о нравственности и морали: нельзя эффективно помочь человеку на высоте более семи километров, а людям кажется, что вы бросили человека. Шкала смещается. И тут очень уместна библейская мудрость "Не судите, да не судимы будете".
Сергей Медведев: Есть адреналиновая зависимость?
Нет! Конечно, первые 20 прыжков – там что-то захлестывает. Ты испытал суперстресс, который, конечно, имеет биохимическую основу. Но когда у тебя 100-й, 150-й, 200-й прыжок – ну, какая же это зависимость?! Никакой зависимости нет. Это рациональный расчет, желание встретить друзей, испытать фазу полета. Я по-прежнему считаю, что ты можешь от этого отказаться. Гораздо сложнее отказаться от сигареты. Там биохимическая связь гораздо сильнее. А я два года не прыгаю.
Сергей Медведев: Мы подходим к самому главному вопросу, к понятию смысла всего этого. Вы когда-нибудь задавались вопросом: зачем такой риск? Как это оправдывать перед близкими? Оправдано ли это все, с точки зрения рациональной человеческой организации?
Для меня это рационально, но в моем смысле. Я считаю, что человек с большой буквы должен сдвигать границы – в этом его предназначение. И в искусстве мы легко это признаем, в интеллектуально-исследовательской деятельности даже вознаграждаем Нобелевскими премиями, а здесь почему-то осуждаем. Это несправедливо. Я считаю, что это точно такое же исследование и сдвижка человеческих границ, представлений о том, что человек может. Это точно такой же исследовательский проект, точно такое же искусство. И Валера был человеком очень высокого искусства и высоким исследователем.
Сергей Медведев: Но некоторые все равно говорят, что вы эгоисты, вы все это делаете для себя. Вот ученый изобретает вакцину от рака – от этого есть общественная польза. А какая общественная польза от всех этих ваших восхождений и прыжков?
Человек с большой буквы должен сдвигать границы – в этом его предназначение
Нет, он не вакцину изобретает, он строит новые знания. Он ощущает это как свою миссию, предназначение, наслаждается шагом в неизвестное и строительством чего-то в этом неизвестном. Потом мы говорим: "Ах, какая полезная деятельность – вакцина от рака! Ах, какая полезная деятельность – теперь есть атомная бомба!". Они все были одержимыми. Это потом в рефлексии можно поставить вопрос – а какая польза для человечества? Вопрос дурацкий и неосмысленный.
Сергей Медведев: Да, вопрос такой чисто базаровский: зачем Пушкин? – лучше сапоги тачать.
Какие-то деяния общественно полезны. Но человек ведь должен думать не только об этом, но и о себе в какой-то степени. Да, эгоист, но он проявляет свои качества, свои возможности. Если человек в своей жизни не приблизился к пределу каких-то деяний, не ощутил этого, значит, он где-то неполноценно прожил жизнь. Надо постараться приблизиться к тому пределу, который отведен каждому человеку, и почувствовать – а что это такое? Может быть, даже заглянуть за грань возможностей! Ученый продвигает человечество или науку вперед, а ты продвигаешь себя. А каждый человек – это космос, это отдельная уникальная составляющая.
Валера Розов открыл целую маленькую Вселенную, которая называется "бейсклайминг"
Валера Розов открыл целую маленькую Вселенную, которая называется "бейсклайминг". Он показал, что на вершину можно восходить красиво и аккуратно, а потом не долго спускаться с нее, а улететь! И за 60 секунд проделать тот путь, который ты прошел! Это было немыслимо! А он сделал это реальностью! И в чем здесь общественная польза? Так же как и в спорте, он открыл человеку новые возможности. Я считаю, что в этом его большой вклад в человеческую мысль и в человеческие деяния.
Сергей Медведев: Прекрасные слова в завершение беседы в память о Валерии Розове, человеке, который раздвинул границы, открыл совершенно новую сферу человеческой деятельности и помог нам всем стать другими.
