Татьяна верила преданьям
Простонародной старины,
И снам, и карточным гаданьям,
И предсказаниям луны.
Ее тревожили приметы;
Таинственно ей все предметы
Провозглашали что-нибудь,
Предчувствия теснили грудь.
Жеманный кот, на печке сидя,
Мурлыча, лапкой рыльце мыл:
То несомненный знак ей был,
Что едут гости. Вдруг увидя
Младой двурогий лик луны
На небе с левой стороны,
VI.
Она дрожала и бледнела.
Когда ж падучая звезда
По небу темному летела
И рассыпалася, - тогда
В смятенье Таня торопилась,
Пока звезда еще катилась,
Желанье сердца ей шепнуть.
Когда случалось где-нибудь
Ей встретить черного монаха
Иль быстрый заяц меж полей
Перебегал дорогу ей,
Не зная, что начать со страха,
Предчувствий горестных полна,
Ждала несчастья уж она.
VII.
Что ж? Тайну прелесть находила
И в самом ужасе она:
Так нас природа сотворила,
К противуречию склонна.
Настали святки. То-то радость!
Гадает ветреная младость,
Которой ничего не жаль,
Перед которой жизни даль
Лежит светла, необозрима;
Гадает старость сквозь очки
У гробовой своей доски,
Всё потеряв невозвратимо;
И всё равно: надежда им
Лжет детским лепетом своим.
VIII.
Татьяна любопытным взором
На воск потопленный глядит:
Он чудно вылитым узором
Ей что-то чудное гласит;
Из блюда, полного водою,
Выходят кольца чередою;
И вынулось колечко ей
Под песенку старинных дней:
"Там мужички-то всё богаты,
Гребут лопатой серебро;
Кому поем, тому добро
И слава!" Но сулит утраты
Сей песни жалостный напев;
Милей кошурка сердцу дев .
IX.
Морозна ночь, всё небо ясно;
Светил небесных дивный хор
Течет так тихо, так согласно…
Татьяна на широкий двор
В открытом платьице выходит,
На месяц зеркало наводит;
Но в темном зеркале одна
Дрожит печальная луна…
Чу… снег хрустит… прохожий; дева
К нему на цыпочках летит,
И голосок ее звучит
Нежней свирельного напева:
Как ваше имя? Смотрит он
И отвечает: Агафон.
X.
Татьяна, по совету няни
Сбираясь ночью ворожить,
Тихонько приказала в бане
На два прибора стол накрыть;
Но стало страшно вдруг Татьяне…
И я - при мысли о Светлане
Мне стало страшно - так и быть…
С Татьяной нам не ворожить.
Татьяна поясок шелковый
Сняла, разделась и в постель
Легла. Над нею вьется Лель,
А под подушкою пуховой
Девичье зеркало лежит.
Утихло всё. Татьяна спит.
XI.
И снится чудный сон Татьяне.
Ей снится, будто бы она
Идет по снеговой поляне,
Печальной мглой окружена;
В сугробах снежных перед нею
Шумит, клубит волной своею
Кипучий, темный и седой
Поток, не скованный зимой;
Две жердочки, склеены льдиной,
Дрожащий, гибельный мосток,
Положены через поток:
И пред шумящею пучиной,
Недоумения полна,
Остановилася она.
XII.
Как на досадную разлуку,
Татьяна ропщет на ручей;
Не видит никого, кто руку
С той стороны подал бы ей;
Но вдруг сугроб зашевелился,
И кто ж из-под него явился?
Большой, взъерошенный медведь;
Татьяна ах! а он реветь,
И лапу с острыми когтями
Ей протянул; она скрепясь
Дрожащей ручкой оперлась
И боязливыми шагами
Перебралась через ручей;
Пошла - и что ж? медведь за ней!
XIII.
Она, взглянуть назад не смея,
Поспешный ускоряет шаг;
Но от косматого лакея
Не может убежать никак;
Кряхтя, валит медведь несносный;
Пред ними лес; недвижны сосны
В своей нахмуренной красе;
Отягчены их ветви все
Клоками снега; сквозь вершины
Осин, берез и лип нагих
Сияет луч светил ночных;
Дороги нет; кусты, стремнины
Метелью все занесены,
Глубоко в снег погружены.
XIV.
Татьяна в лес; медведь за нею;
Снег рыхлый по колено ей;
То длинный сук ее за шею
Зацепит вдруг, то из ушей
Златые серьги вырвет силой;
То в хрупком снеге с ножки милой
Увязнет мокрый башмачок;
То выронит она платок;
Поднять ей некогда; боится,
Медведя слышит за собой,
И даже трепетной рукой
Одежды край поднять стыдится;
Она бежит, он всё вослед,
И сил уже бежать ей нет.
XV.
Упала в снег; медведь проворно
Ее хватает и несет;
Она бесчувственно-покорна,
Не шевельнется, не дохнет;
Он мчит ее лесной дорогой;
Вдруг меж дерев шалаш убогой;
Кругом всё глушь; отвсюду он
Пустынным снегом занесен,
И ярко светится окошко,
И в шалаше и крик, и шум;
Медведь промолвил: "Здесь мой кум:
Погрейся у него немножко!"
И в сени прямо он идет,
И на порог ее кладет.
XVI.
Опомнилась, глядит Татьяна:
Медведя нет; она в сенях;
За дверью крик и звон стакана,
Как на больших похоронах;
Не видя тут ни капли толку,
Глядит она тихонько в щелку,
И что же видит?.. за столом
Сидят чудовища кругом:
Один в рогах, с собачьей мордой,
Другой с петушьей головой,
Здесь ведьма с козьей бородой,
Тут остов чопорный и гордый,
Там карла с хвостиком, а вот
Полу-журавль и полу-кот.
XVII.
Еще страшней, еще чуднее:
Вот рак верхом на пауке,
Вот череп на гусиной шее
Вертится в красном колпаке,
Вот мельница вприсядку пляшет
И крыльями трещит и машет;
Лай, хохот, пенье, свист и хлоп,
Людская молвь и конский топ!
Но что подумала Татьяна,
Когда узнала меж гостей
Того, кто мил и страшен ей,
Героя нашего романа!
Онегин за столом сидит
И в дверь украдкою глядит.
XVIII.
Он знак подаст - и все хлопочут;
Он пьет - все пьют и все кричат;
Он засмеется - все хохочут;
Нахмурит брови - все молчат;
Так, он хозяин, это ясно:
И Тане уж не так ужасно,
И любопытная теперь
Немного растворила дверь…
Вдруг ветер дунул, загашая
Огонь светильников ночных;
Смутилась шайка домовых;
Онегин, взорами сверкая,
Из-за стола гремя встает;
Все встали: он к дверям идет.
XIX.
И страшно ей; и торопливо
Татьяна силится бежать:
Нельзя никак; нетерпеливо
Метаясь, хочет закричать:
Не может; дверь толкнул Евгений,
И взорам адских привидений
Явилась дева; ярый смех
Раздался дико; очи всех,
Копыта, хоботы кривые,
Хвосты хохлатые, клыки,
Усы, кровавы языки,
Рога и пальцы костяные,
Всё указует на нее,
И все кричат: мое! мое!
XX.
Мое! - сказал Евгений грозно,
И шайка вся сокрылась вдруг;
Осталася во тьме морозной
Младая дева с ним сам-друг;
Онегин тихо увлекает
Татьяну в угол и слагает
Ее на шаткую скамью
И клонит голову свою
К ней на плечо; вдруг Ольга входит,
За нею Ленский; свет блеснул,
Онегин руку замахнул,
И дико он очами бродит,
И незваных гостей бранит;
Татьяна чуть жива лежит.
XXI.
Спор громче, громче; вдруг Евгений
Хватает длинный нож, и вмиг
Повержен Ленский; страшно тени
Сгустились; нестерпимый крик
Раздался… хижина шатнулась…
И Таня в ужасе проснулась…
Глядит, уж в комнате светло;
В окне сквозь мерзлое стекло
Зари багряный луч играет;
Дверь отворилась. Ольга к ней,
Авроры северной алей
И легче ласточки, влетает;
"Ну, - говорит, - скажи ж ты мне,
Кого ты видела во сне?"
XXII.
Но та, сестры не замечая,
В постеле с книгою лежит,
За листом лист перебирая,
И ничего не говорит.
Хоть не являла книга эта
Ни сладких вымыслов поэта,
Ни мудрых истин, ни картин,
Но ни Виргилий, ни Расин,
Ни Скотт, ни Байрон, ни Сенека,
Ни даже Дамских Мод Журнал
Так никого не занимал:
То был, друзья, Мартын Задека ,
Глава халдейских мудрецов,
Гадатель, толкователь снов.
Здравствуйте уважаемые.
В прошлый раз мы с Вами закончили с IV частью: , пожалуй, самое время заняться пятой.
Как и у каждой главы, тут есть свой эпиграф.
О, не знай сих страшных снов
Ты, моя Светлана!
Жуковский
.
Это один из заключительных стихов баллады Жуковского "Светлана" (1812), которая в свою очередь вольная обработка сюжета баллады Бюргера "Ленора" (1773). "Светлана" считалась образцом романтического фольклоризма, отсюда понятно и направление V главы и кто по мнению автора, будет главным персонажем.
В тот год осенняя погода
Стояла долго на дворе,
Зимы ждала, ждала природа.
Снег выпал только в январе
На третье в ночь. Проснувшись рано,
В окно увидела Татьяна
Поутру побелевший двор,
Куртины, кровли и забор,
На стеклах легкие узоры,
Деревья в зимнем серебре,
Сорок веселых на дворе
И мягко устланные горы
Зимы блистательным ковром.
Все ярко, все бело кругом.
Про поздний снег - это вообще очень большая редкость в те годы. Если же переводить действия романа в реальное время, сиречь в осень 1820 - зиму 1821 года, то как раз в ту зиму снег выпал очень рано, затем растаял, а затем выпал снова.
Следующий отрывок один из самых цитируемых и узнаваемых. тысячи школьников многие поколения зубрили именно его. Почему - мне трудно ответить. Но факт остается фактом.
Зима!.. Крестьянин, торжествуя,
На дровнях обновляет путь;
Его лошадка, снег почуя,
Плетется рысью как-нибудь;
Бразды пушистые взрывая,
Летит кибитка удалая;
Ямщик сидит на облучке
В тулупе, в красном кушаке.
Вот бегает дворовый мальчик,
В салазки жучку посадив,
Себя в коня преобразив;
Шалун уж заморозил пальчик:
Ему и больно и смешно,
А мать грозит ему в окно...
Никак не мог понять выражение плестись рысью. Рысь - это средняя скорость лошади, если это можно так назвать — быстрее шага, но медленнее галопа. Хотя некоторые лошади на рыси могли обходить даже галопирующих. Так что для меня плестись рысью - некий оксюморон.
В данном случае, кибитка - это крытая дорожная повозка для ямщика. Ну и соответственно облучок -толстая деревянная скрепа, огибающая верхнюю часть такой повозки. Что такое тулуп, наверное, Вы знаете, а вот кушак - это просто пояс. Часть, так сказать, форменной одежды ямщика. Ну и под конец скажу, что жучка обозначена с маленькой буквы потому что это просто тогдашнее обозначение дворняги, а не кличка животного.
Но, может быть, такого рода
Картины вас не привлекут:
Все это низкая природа;
Изящного не много тут.
Согретый вдохновенья богом,
Другой поэт роскошным слогом
Живописал нам первый снег
И все оттенки зимних нег
Он вас пленит, я в том уверен,
Рисуя в пламенных стихах
Прогулки тайные в санях;
Но я бороться не намерен
Ни с ним покамест, ни с тобой,
Певец финляндки молодой!
П.А. Вяземский
Другой поэт - это про Вяземского, и его стихотворение "Первый снег". А "певец финляндки молодой" - это аллюзия на "Эду" Баратынского. Почему именно финляндки- мы с Вами уже разбирали в одном из предыдущих постов.
Дальше - без комментариев, ибо еще один всеми знаемый и многими учимый кусок
Татьяна (русская душою,
Сама не зная почему)
С ее холодною красою
Любила русскую зиму,
На солнце иний в день морозный,
И сани, и зарею поздной
Сиянье розовых снегов,
И мглу крещенских вечеров.
По старине торжествовали
В их доме эти вечера:
Служанки со всего двора
Про барышень своих гадали
И им сулили каждый год
Мужьев военных и поход.
Татьяна верила преданьям
Простонародной старины,
И снам, и карточным гаданьям,
И предсказаниям луны.
Ее тревожили приметы;
Таинственно ей все предметы
Провозглашали что-нибудь,
Предчувствия теснили грудь.
Жеманный кот, на печке сидя,
Мурлыча, лапкой рыльце мыл:
То несомненный знак ей был,
Что едут гости. Вдруг увидя
Младой двурогий лик луны
На небе с левой стороны,
Она дрожала и бледнела.
Когда ж падучая звезда
По небу темному летела
И рассыпалася, — тогда
В смятенье Таня торопилась,
Пока звезда еще катилась,
Желанье сердца ей шепнуть.
Когда случалось где-нибудь
Ей встретить черного монаха
Иль быстрый заяц меж полей
Перебегал дорогу ей,
Не зная, что начать со страха,
Предчувствий горестных полна,
Ждала несчастья уж она.
Что ж? Тайну прелесть находила
И в самом ужасе она:
Так нас природа сотворила,
К противуречию склонна.
Настали святки. То-то радость!
Гадает ветреная младость,
Которой ничего не жаль,
Перед которой жизни даль
Лежит светла, необозрима;
Гадает старость сквозь очки
У гробовой своей доски,
Все потеряв невозвратимо;
И все равно: надежда им
Лжет детским лепетом своим.
Продолжение следует...
Приятного времени суток.
28. Строфа XXVI
– Пушкин создает особый тип литературного фона: в него включены общеизвестные герои произведений, ставшие к этому времени литературными масками, одно упоминание которых оживляет в сознании читателей целый художественный мир.
Гвоздин, хозяин превосходный, / Владелец нищих мужиков...
– это, конечно, несколько трансформированный капитан Гвоздилов из «Бригадира» Фонвизина, о котором Бригадирша говорит, что «...бывало, он рассерчает за что-нибудь, а больше хмельной: так, веришь ли богу, мать моя, что гвоздит он, гвоздит ее (свою жену), бывало, в чем душа останется, а ни дай ни вынеси за что» (д. IV, явл. 2). Знание этой цитаты раскрывает методы хозяйствования Гвоздина (см. с. 493). В традиции комедии XVIII в. даны и имена других гостей, что создает специфическую комическую театрализацию фона всей сцены.
Скотинины, чета седая, / С детьми всех возрастов, считая / От тридцати до двух годов...
– это родители Простаковой и Скотинина из «Недоросля» Фонвизина: «Г-жа Простакова: <...> Вить и я по отце Скотининых. Покойник батюшка женился на покойнице матушке. Она была по прозванию Приплодиных. Нас, детей, было с них восемнадцать человек» (д. III, явл. 5).
Появление на балу у Лариных 12 января 1821 г. персонажей, жизнь которых приурочена к середине XVIII в., не смущало автора: он вывел их именно как литературные типы, сохраняющие актуальность для русской провинции и в его эпоху. Цитированный монолог Простаковой привлекал внимание Пушкина – из него он извлек эпиграф для гл. III «Капитанской дочки»: «Старинные люди, мой батюшка. Недоросль» (VIII, 294). (
Самый знаменитый «кошачий» персонаж у Пушкина - это, безусловно, «кот учёный» из Пролога к поэме «Руслан и Людмила», погружающего читателя в особое сказочное пространство:
У лукоморья дуб зелёный,
Златая цепь на дубе том:
И днём, и ночью кот учёный
Всё ходит по цепи кругом.
Пойдёт направо - песнь заводит,
Налево - сказку говорит...
Татьяна Гнисюк Кот ученый 2001
Пролог был написан в Михайловском в 1826 году и включён в текст 2-го издания поэмы, вышедшего два года спустя. Образ «кота учёного» восходит к персонажу русской мифологии и волшебных сказок коту Баюну, в котором волшебный голос птицы Гамаюн объединился с силой и хитростью сказочного чудовища.
В сказках кот Баюн, сидящий на высоком железном столбе, песнями и заклинаниями лишает силы всех, кто хочет подойти к нему. Чтобы поймать Баюна, Иван Царевич надевает железный колпак и железные рукавицы. Покорённого кота он приносит во дворец к больному отцу. Своими сказками
Сказки о коте Баюне и «коте учёном» обрели особенную известность благодаря распространению лубочных картинок. «Кот учёный» - это усмирённый и облагороженный вариант кота Баюна. Вот какую запись сделал Пушкин в Михайловском со слов няни Арины Родионовны: «У моря лукомория стоит дуб, а на том дубу золотые цепи, и по тем цепям ходит кот: вверх идёт — сказки сказывает, вниз идёт — песни поёт». Представляя содержание поэмы «Руслан и Людмила» как одну из сказок «кота учёного», Пушкин подчеркнул связь своего произведения с русским фольклором.
Ныне «кот учёный» и кот Баюн - очень популярные персонажи. В пространстве интернета «поселилось» множество таких «котов»: от литературных псевдонимов и наименования веб-журнала, до названия лекарственного препарата для кошек «Кот Баюн» и подписей к фотоснимкам
В поэме «Руслан и Людмила» Пушкин использовал также бытующее у многих народов поверье о связи кошек с демоническими силами и принятии колдунами и ведьмами кошачьего образа. В V главе есть эпизод, когда коварная Наина призывает Фарлафа убить спящего Руслана:
К нему волшебница явилась,
Вещая: «Знаешь ли меня?
Ступай за мной; седлай коня!»
И ведьма кошкой обратилась.
Осёдлан конь. Она пустилась;
Тропами мрачными дубрав
За нею следует Фарлаф.
Подобные превращения нередки в сюжетах фантастических произведений пушкинского времени.
В стихотворении Пушкина «Гусар» кот мистически связан со своей хозяйкой-ведьмой. По сюжету бравый военный рассказывает байку о приключении в Малороссии, где он жил на постое душа в душу с вдовой Марусенькой. Однажды ночью ревнивый гусар увидел, как она, выпив зелье из склянки, вылетела в печную трубу:
Эге! Смекнул в минуту я:
Кума-то, видно, басурманка!
Постой, голубушка моя!…
И с печки слез - и вижу: склянка.
Понюхал: кисло! что за дрянь!
Плеснул я на пол, что за чудо?
Прыгнул ухват, за ним лохань
И оба в печь. Я вижу: худо!
Гляжу: под лавкой дремлет кот;
И на него я брызнул склянкой -
Как фыркнет он! Я: брысь!… И вот
И он туда же за лоханкой…
По другому поверью, в агрессивных кошек с целью мщения могут превращаться души умерших. В неоконченной поэме «Тазит» чеченец Гасуб проклинает своего сына Тазита, не отомстившего за убийство брата:
Будь проклят мной! Поди - чтоб слуха
Никто о робком не имел,
Чтоб вечно ждал ты грозной встречи,
Чтоб мёртвый брат тебе на плечи
Окровавленной кошкой сел
И к бездне гнал тебя нещадно…
Прослеживается связь домашней кошки с миром мёртвых и в раннем стихотворении Пушкина «Тень Фонвизина»:
«Так ты здесь в виде привиденья?.. —
Сказал Державин, — очень рад;
Прими мои благословенья…
Брысь, кошка!.. сядь, усопший брат…»
С кошками связаны многие народные поверья и песни. Некоторые из них поэт использовал в романе «Евгений Онегин». В V главе говорится о том, что «Татьяна верила преданьям / Простонародной старины»:
Жеманный кот, на печке сидя,
Мурлыча лапкой рыльце мыл:
То несомненный знак ей был,
Что едут гости.
Среди чудовищ, которых видит Татьяна в своём вещем сне незадолго до дуэли Онегина и Ленского, фигурирует фантастическое существо «полужуравль и полукот». Святочной ночью во время гадания на воске Татьяна слышит грустную колядку.
…Но сулит утраты
Сей песни жалостный напев;
Милей кошурка сердцу дев.
Кошурка - персонаж святочной песни, предвещающей брак:
Зовёт кот кошурку
В печурку спать.
В этих словах отразились славянские поверья о кошке как об охранительнице дома и семьи. Недаром в сказках (не только русских: достаточно вспомнить «Кота в сапогах» Ш. Перро) кошки и коты часто защищают своих хозяев и домашних животных, помогают им обрести счастье.
Естественная ассоциация «котёнок - ребёнок» несколько раз встречается у Пушкина. 8 сентября 1833 года Пушкин пишет жене из Казани в Петербург: «Здорова ли ты? Здоровы ли вы все? Дорогой я видел годовую девочку, которая бегает на карачках, как котёнок, и у которой уже 2 зубка. Скажи это Машке...».
Герой трагедии «Борис Годунов» юродивый Николенька на площади в Москве перед собором поёт:
Месяц светит,
Котёнок плачет.
Юродивый, вставай,
Богу помолися!
Плачущий котёнок в этом эпизоде ассоциируется с убиенным царевичем Дмитрием. В соборе поют ему вечную память, а чуть позже юродивый говорит царю: «Николку маленькие дети обижают… Вели их зарезать, как ты зарезал маленького царевича».
В «Сказке о попе и работнике его Балде» в сцене у речки, где Балда требует оброк у бесов,
Вынырнул подосланный бесёнок,
Замяукал, как голодный котёнок…
Ассоциация «бесёнок - котёнок» намекает на связь кошек с нечистой силой, с одной стороны, и на мнимую беспомощность, беззащитность маленького беса.
В стихотворении «Будрыс и его сыновья» с игривым котёнком сравнивается молоденькая польская девушка:
Нет на свете царицы краше польской девицы.
Весела - что котёнок у печки -
И, как роза, румяна, а бела, что сметана;
Очи светятся, будто две свечки!
А.Перро ее лучший друг
Генриэтта Роннер-Книп
В произведениях Пушкина встречается немало вполне реальных котов и «кошачьих» сравнений, основанных на естественном поведении этих животных. Главный герой поэмы «Граф Нулин», который крадётся ночью в спальню к Наталье Павловне, сравнивается с хитрым котом:
Так иногда лукавый кот,
Жеманный баловень служанки,
За мышью крадётся с лежанки:
Украдкой, медленно идёт,
Полузажмурясь подступает,
Свернётся в ком, хвостом играет,
Разинет когти хитрых лап
И вдруг бедняжку цап-царап.
Создаётся впечатление, будто эта картинка написана поэтом «с натуры» в Михайловском, где создавалась поэма. С другой стороны, здесь очевиден намёк на развращённость незадачливого графа, ведь кот обычно ассоциируется с похотливым мужчиной, а ночные «песни» кошек - с блудом.
В поэме «Домик в Коломне» (стр. XVIII-XIX) есть такие строки:
Бывало, мать давным-давно храпела,
А дочка на луну ещё смотрела
И слушала мяуканье котов
По чердакам, свиданий знак нескромный…
Этот эпизод намекает на мечты дочки об утехах любви и замужества. В её домике живёт и домашний кот, но, по-видимому, особого внимания ему хозяева не уделяют. После смерти кухарки Феклуши
Об ней жалели в доме, всех же боле
Кот Васька…
В лицейском стихотворении «Послание к Галичу» наличие в комнате дремлющего кота помогает выразить атмосферу успокоения перед сном, придаёт всей картинке реалистичность:
Уж тёмна ночь объемлет
Брега спокойных вод;
Мурлыча, в келье дремлет
Спесивый старый кот.
В юношеской поэме «Монах» кот бедного отшельника, составляющий значительную часть его собственности, тоже вполне земной:
Наш труженик не слишком был богат,
За пышность он не мог попасться в ад.
Имел кота, имел псалтирь и чётки,
Клобук, стихарь да штоф зелёной водки.
Бес искушает старого монаха, появившись ночью в келье в виде соблазнительной юбки, которая при свете дня исчезает:
А наш монах, увы, лишён покоя.
Уж он не спит, не гладит он кота…
Упоминаются реальные кошки и в прозаических произведениях Пушкина. Это придаёт описываемым событиям живость и достоверность. В повести «Станционный смотритель» жена пивовара, поселившегося в доме умершего смотрителя, велит своему сыну показать автору дорогу на погост: «Эй, Ванька! Полно тебе с кошкою возиться. Проводи-ка барина на кладбище да укажи ему смотрителеву могилу».
Герой повести «Дубровский» кузнец Архип спасает кошку на пожаре, но оставляет в закрытом горящем доме работников суда - приказных: «В сию минуту новое явление привлекло его внимание; кошка бегала по кровле пылающего сарая, недоумевая, куда спрыгнуть, — со всех сторон окружало её пламя. Бедное животное жалким мяуканием призывало на помощь. Мальчишки помирали со смеху, смотря на её отчаяние. «Чему смеётеся, бесенята, — сказал им сердито кузнец. — Бога вы не боитесь: божия тварь погибает, а вы сдуру радуетесь», — и, поставя лестницу на загоревшуюся кровлю, он полез за кошкою. Она поняла его намерение и с видом торопливой благодарности уцепилась за его рукав. Полуобгорелый кузнец с своей добычей полез вниз. «Ну, ребята, прощайте, — сказал он смущённой дворне, — мне здесь делать нечего. Счастливо, не поминайте меня лихом».
Определённую роль в произведениях Пушкина играют не только домашние кошки, но и их дикие родственники тигры и львы. В «Нравоучительных четверостишиях», написанных Н.М. Языковым при участии А.С. Пушкина, все эти животные как бы собраны вместе:
Сила и слабость
Орёл бьёт сокола, а сокол бьёт гусей;
Страшатся щуки крокодила,
От тигра гибнет волк, а кошка ест мышей.
Всегда имеет верх над слабостию сила.
Верное предсказание
«Пройдёт ли мой недуг?» - лев у осла спросил;
Осёл ответствовал: «О царь, сильнейший в мире!
Когда ты не умрёшь, то будешь жив, как был» -
Два раза два - четыре.
Непоколебимость
«Познай, светлейший лев, смятения вину, -
Рек слон: - в народе бунт! Повсюду шум и клики!»
«Смирятся, - лев сказал, - лишь гривой я тряхну!»
Опасность не страшна для мощного владыки.
Если в четверостишии «Сила и слабость» упор сделан на природные особенности тигра и кошки, то образ льва-царя зверей в двух других выдержан в басенных традициях. Это оправдано, поскольку «Нравоучительные четверостишия» написаны в 1826 году в Михайловском как пародия на переводные апологи И.И. Дмитриева.
В этом же духе выдержан эпиграф к IX главе «Капитанской дочки», повествующей о приезде Гринёва в стан Пугачёва:
В ту пору лев был сыт, хоть с роду он свиреп.
«Зачем пожаловать изволил в мой вертеп?» —
Спросил он ласково.
А. Сумароков
Подпись «А. Сумароков» - мистификация. На самом деле эпиграф сочинён Пушкиным в подражание «Притчам» Сумарокова.
Тигры и львы в произведениях Пушкина в основном метафорические. Редким исключением из этого правила является упоминание тигра в стихотворении о древе яда «Анчар»:
К нему и птица не летит,
И тигр нейдёт…
Природные особенности и повадки сильных хищников семейства кошачьих используются для описания внешности, характера или душевного состояния героев. Так, в очерке «Александр Радищев» Пушкин писал: «Мог ли чувствительный и пылкий Радищев не содрогнуться при виде того, что происходило во Франции во время Ужаса? Мог ли он без омерзения глубокого слышать некогда любимые свои мысли, проповедуемые с высоты гильотины при гнусных рукоплесканиях черни? Увлечённый однажды львиным рёвом колоссального Мирабо, он уже не хотел сделаться поклонником Робеспьера, этого сентиментального тигра».
Другой пример подобного рода относится к образу французской национальной героини Жанны Д’Арк (Начало Первой песни «Девственницы»):
Я признаюсь - вечернею порой
Милее мне смиренная девица -
Послушная, как агнец полевой;
Йоанна же была душою львица…
В повести «Выстрел» сравнение с тигром помогает глубже ощутить раздражённое состояние жаждущего мести Сильвио: «…При сих словах Сильвио встал, бросил об пол свою фуражку и стал ходить взад и вперёд по комнате, как тигр по своей клетке».
«Тигриное» сравнение есть и в новелле «Пиковая дама». Состояние тигра, готового к охоте, сходно с чувствами Германна перед свиданием в доме графини, у которой он хочет выведать тайну трёх карт: «Германн трепетал, как тигр, ожидая назначенного времени».
В трагедии «Скупой рыцарь» Герцог сравнивает сына, вызвавшего скупого отца на дуэль, с задиристым тигрёнком:
Что видел я? что было предо мною?
Сын принял вызов старого отца!
В какие дни надел я на себя
Цепь герцогов! Молчите: ты, безумец,
И ты, тигрёнок! полно.
Особенной глубиной отличается сравнение греха, словно «пожирающего» душу, с хищным львом в духовном четверостишии 1836 года:
Напрасно я бегу к сионским высотам,
Грех алчный гонится за мною по пятам...
Так, ноздри пыльные уткнув в песок сыпучий,
Голодный лев следит оленя бег пахучий.
Известны два случая, когда Пушкин упоминает геральдического льва на гербе Швеции. В «Воспоминаниях в Царском Селе» (1814) речь идёт о победе России над Швецией в Полтавском сражении:
Не се ль Элизиум полнощный,
Прекрасный Царскосельский сад,
Где, льва сразив, почил орёл России мощный
На лоне мира и отрад?
В одном из примечаний к «Запискам бригадира Моро-де-Бразе» Пушкин пишет о победе шведского короля Карла XII «над датским королём Фридериком IV, который начал Северную войну и первый почувствовал когти шведского льва».
«Львы на воротах», упоминаемые в VII главе «Евгения Онегина», очевидно, тоже геральдические: львы изображались на гербах знатных дворянских родов.
Как видим, мистические и реальные кошки, хотя и являются у Пушкина в основном метафорическими и вспомогательными персонажами, но играют немаловажную роль в его творчестве. Их присутствие в сценах из произведений и на авторских рисунках помогает читателю более точно и объёмно воспринимать задуманные литературные образы, события жизни великого поэта и его окружения
Дуэльные пистолеты 1820-х. Мастерская J.B. Ronge Fils A Liege. Длина ствола - 10 дюймов.
БЕЗ ЧИСЛА. БЕЗ НАЗВАНИЯ
В большом шедевре - в «Онегине» - есть золотые россыпи маленьких шедевров. Ведь когда поэту вдруг приходит счастливая мысль или рифма, или просто соблазнительная нота, звук, фокус и пр., то жалко же бросить. Надо куда-то вставить, чтоб добро не пропадало. Так множество чудес и попало в «Онегина» - ещё бы: за восемь-то лет!
Какой бывает кот? Ловкий, пушистый, толстый. Пушкин увидел в нём характер.
Жеманный кот, на печке сидя,
Мурлыча, лапкой рыльце мыл.
Жеманный - это так замечательно, что Пушкин не пожалел труда, и вторая строчка - самое нельзя прелести. Мур-лы-ла-рыл-мыл - лучшего мурлыканья в русской литературе нам не попадалось.
Несколько эпизодов «Онегина» - настоящее кино. Один был нами описан в самом начале: длиннющий кросс - дистанцию огромного размера - Пушкин спрессовал в две строчки:
Куртины, мостики, лужок,
Аллею к озеру, лесок
Вот ещё одна совершенно киношная ускоренная съёмка: три четверти года - в семь строк. И не голое перечисление сезонов, а картины, даже звуковые, с воем.
Но лето быстрое летит.
Настала осень золотая.
Природа трепетна, бледна,
Как жертва, пышно убрана.
Вот север, тучи нагоняя,
Дохнул, завыл - и вот сама
Идёт волшебница зима.
Тут всегда остаётся незамеченным поэтический бриллиант: воет не ветер, а север! Ветер воет - банальность. Север воет - жуть.
Умел он и невероятно растягивать время. Смотрите - замедленная съёмка:
Вот пистолеты уж блеснули,
Гремит о шомпол молоток.
В гранёный ствол уходят пули
И щёлкнул в первый раз курок.
Вот порох струйкой сероватой
На полку сыплется. Зубчатый,
Надёжно ввинченный кремень
Взведён ещё…
«Взведён ещё» - ещё не опустился, не высек искру.
Вы оценили сверхкрупный план? Такое мы увидели только в конце XX века. Начало фильма «Список Шиндлера»: гремят клавиши пишущей машинки, и каждая следующая буква - во весь экран.
К каждой паре дуэльных пистолетов прилагался инструментарий.
Блики солнца на пистолетах, удары молотка по шомполу, шомпол загоняет пулю в гранёный ствол (аккуратно, ведь пуля забивается до упора - до соприкосновения с пыжом, под которым порох, и от глупого сильного удара порох может взорваться, тогда пуля вместе с шомполом влетит прямо в глаз заряжающему), курок оттягивается назад и, с характерным щелчком, фиксируется во взведённом положении, из пороховницы (металлическая фляжка) порох сыплется на полку, где потом вспыхнет (от искры, которую вызовет удар кремня по стали) и через дырочку в стволе воспламенит заряд… Поверьте: современники Пушкина, читая эти 7–8 строк, видели и слышали всё происходящее. Видели не менее ярко, чем мы в кино. Ибо воображение у них было развито значительно сильнее, чем у нас. Не было телевизоров, фильмов, никаких экранов с движущимся изображением, не было фотографий. Читая, они всё воображали сами, и потому каждое слово, каждая фраза в их натренированных на воображение головах превращалась в живую картину. Кстати, им не надо было пояснять, что «в гранёный ствол уходят пули» - означает: в каждый пистолет по одной; числительная разница (ствол - один, пули - много) тогда никого не могла сбить с толку.
Давайте споём! Мы ж ещё ни разу не пели. Опера «Евгений Онегин» у нас впереди, а пока мы тут споём сами, без Чайковского, а капелла, знаменитую «Землянку».
...Бьётся в тесной печурке огонь,
На поленьях смола, как слеза…
Ты сейчас далеко, далеко,
Между нами снега и снега…
До тебя мне дойти нелегко,
А до смерти - четыре шага.
В человеческом языке есть любимые числа. Их предпочитают поэты и просто люди. На первом месте тройка, на втором - семёрка. Три мушкетёра, Семь самураев, Три сестры, Великолепная семёрка. В сказках всегда три брата, три девицы под окном пряли поздно и т.д. Один шаг до цели, в двух шагах от дома… Четырёх шагов в фольклоре, в сказках, в разговорах, в анекдотах не бывает.
Откуда же в «Землянке» четыре шага до смерти? Но вот самая знаменитая дуэль в мировой литературе:
«Теперь сходитесь!»
Хладнокровно,
Ещё не целя, два врага
Походкой твёрдой, тихо, ровно
Четыре перешли шага,
Четыре смертные ступени.
«Онегин» уже почти два века в подсознании всех русских поэтов. Вот и у Суркова, автора «Землянки». Вряд ли он специально написал «четыре». Просто Пушкин всё время работает. Созданный им язык вокруг и внутри нас, мы им дышим, не замечая. Впитываем с колыбели: у Лукоморья дуб зелёный, приплыла к нему Рыбка, спросила: я ль на свете всех милее?..
Вот и Маршак: с детства любимая история про парня, который спас девочку из пылающего дома - залез по водосточной трубе и пошёл по карнизу:
Чёрного дыма висит пелена,
Рвётся наружу огонь из окна.
Еле стоит на карнизе нога,
А до балкона четыре шага.
XXII. КРАПЛЁНАЯ КОЛОДА, или ПИКОВАЯ БАБА
Дама пик означает всякую дрянь.
В начале века «Онегина» поставили в театре Школа драматического искусства. Незабываемое впечатление. Несколько актёров и миловидных актрис (штук 13–15), разбредясь по сцене, звонко и отчётливо произносили текст.
Обозначим актёров-мужчин буквой М, а женщин, соответственно, Ж, и попытаемся показать здесь, на бумаге, хотя бы начало спектакля. Конечно, вы не услышите звонких голосов, не увидите лиц, фигурок и жестов, но ваше воображение, надеюсь, вам поможет. Вот как это было сделано:
М-1.
Мой!
Ж-1.
Дя!
М-2.
Дя!
Ж-2.
Самых!
М-3.
Честных!
Ж-3.
Пра!
М-4.
Вил!
Ж-4.
Ко!
М-5.
Гда!
И так всю дорогу: то ли два, то ли три, то ли четыре часа - не упомню. Помню ужас. Это было сложнейшее, тщательно отрепетированное и абсолютно хладнокровное убийство. Расчленение текста не на фразы даже, а на слова, на куски слов - в погоне, вероятно, за «музыкой текста», в попытках поймать и (как сушёную бабочку) поместить под стекло пушкинскую музу.
Актёры на сцене выкрикивали буквы из «Онегина», а в мозгу (подозреваю, не только у меня) непрерывно звучало: Музы ку я разъял как труп.
Фраза всплывала сама, и значит - перед нами был Сальери, размножившийся чрезвычайно. Размноженный режиссёром на дюжину мелких крикливых бесов. То, что Сальери когда-то сделал с Моцартом (в трагедии Пушкина), теперь на Сретенке коллективный Сальери делал с Пушкиным. Музыку он уже разъял, как труп, теперь взялся за поэзию. Она улетучилась, отлетела в мир иной; остались звуки; и для режиссёра, несомненно, в этом был какой-то смысл. Какой? Даже не могу сказать, полностью ли они таким манером прочли роман или сократили.
Потом случай занёс в прозу. Малый червонный театр пошёл с козырной «Пиковой дамы». Стыдно было смотреть, и писать тогда не стал - стыдно. Ну да из песни слова не выкинешь. Оставим ничтожную режиссуру, оставим беспомощную картонную игру артистов. Скажем лишь о тексте, который звучит со сцены из уст двигающихся там людей, на которых надеты якобы исторические костюмы.
В повести «Пиковая дама» разговоров гораздо больше, чем в «Онегине». Но всё равно мало. На спектакль в двух действиях никак не хватит. Пришлось дописать. Нельзя сказать, что дама выросла, но потяжелела безусловно. Её разнесло, теперь это баба. Она распухла, как купчиха Островского - жирная пошлая говорильня.
Вот две строки - я гений, прочь сомненья!
Даёшь восторги, лавры и цветы! -
Вот две строки: «Я помню это чудное мгновенье,
Когда передо мной явилась ты!»
Высоцкий гениально изуродовал знаменитые строчки, добавив тупые «это» и «когда». Но он сделал это в шутку, а в «Даму» долили всерьёз. Зритель думает, что это Пушкин (так на афише написано). Нет, это Житинкин. Он развёл Пушкина, как спирт, но не до сорока градусов, а до одного, до кефира, жиже некуда. Это даже не морковный кофе.
Всякий режиссёр переводит
текст на язык сцены. Плохой переводчик - как расстроенный рояль. И композитор гений, и пианист (артист), положим, хорош, а музыка звучит убого, фальшиво, коряво.
И одноимённая пьеса «Пиковая дама», и одноимённый спектакль Малого театра чрезвычайно современны. В том смысле, что сейчас так асфальт кладут: с ухабами, трещинами, стыки торчат, люки проваливаются.
Но более всего спектакль напоминает комикс, где на картинках с человечками вдобавок изображаются поясняющие звуки: Трррах!!! - удар; У-у-у! - угроза или волк за кустами; Ё! - крик боли и изумления. У всех человечков пузыри вылезающих изо рта слов.
В «Пиковой даме» Пушкина - меньше семи тысяч слов. В одноимённой пьесе Житинкина - почти одиннадцать тысяч (компьютер считает мгновенно). Но вы ошибётесь, если решите, будто Житинкин присочинил к тексту Пушкина всего 50 процентов. Нет, действительность гораздо грубее.
В повести Пушкина диалогов совсем немного. Пьеса же - сплошные диалоги. От Пушкина остались крохи. Вялый и тупой текст почти полностью сочинён режиссёром. На афише - золотое имя, а на сцене - подделка. Даже не самоварное золото, а просто папье-маше (жёваная бумага). Чтобы не быть голословными, предлагаем читателю самому насладиться:
Вот эпизод из натуральной «Пиковой дамы»:
- И, мой милый! Что в ней хорошего? Такова ли была её бабушка, княгиня Дарья Петровна?.. Кстати: я чай, она уж очень постарела, княгиня Дарья Петровна?
- Как постарела? - отвечал рассеянно Томский, - она лет семь как умерла.
Барышня подняла голову и сделала знак молодому человеку. Он вспомнил, что от старой графини таили смерть её ровесниц, и закусил себе губу. Но графиня услышала весть, для неё новую, с большим равнодушием.
- Умерла! - сказала она, - а я и не знала! Мы вместе были пожалованы во фрейлины, и когда мы представились, то государыня…
И графиня в сотый раз рассказала внуку свой анекдот.
- Ну, Paul, - сказала она потом, - теперь помоги мне встать. Лизанька, где моя табакерка?
И графиня со своими девушками пошла за ширмами оканчивать свой туалет. Томский остался с барышнею.
- Кого это вы хотите представить? - тихо спросила Лизавета Ивановна.
- Нарумова. Вы его знаете?
- Нет! Он военный или статский?
- Военный.
- Инженер?
- Нет! кавалерист. А почему вы думали, что он инженер?
Барышня засмеялась и не отвечала ни слова.
- Paul! - закричала графиня из-за ширмов, - пришли мне какой-нибудь новый роман, только, пожалуйста, не из нынешних.
Заметьте: действуют трое - Графиня, Лиза и Томский, вдобавок присутствуют две-три бессловесные горничные-рабыни.
А вот тот же эпизод из одноимённой пьесы Житинкина. Артисты пускают пузыри. Цитируем, в точности сохраняя орфографию и пр.
ГРАФИНЯ. Апчхи!.. (Чихает.) Мой милый, Елецкая, что в ней хорошего? Тфу! Такова ли ее бабушка, княгиня Дарья Петровна… Кстати, я думаю, она уже очень постарела?
ТОМСКИЙ. Как постарела! Она уже лет семь как умерла.
ГРАФИНЯ. Умерла!.. (Впадает в задумчивость. Маша делает знаки Томскому.)
ТОМСКИЙ. Вот тебе раз - проболтался!..
ГРАФИНЯ. Жаль, жаль бедную! Мы с нею в одно время появились в свете, и тогда mon cousin Michel написал стишки на наше появление, - их все знали в то время…
ТОМСКИЙ. А вы их помните, grande maman?
ГРАФИНЯ. Такие вещи не забываются, mon cher!.. Я прочту тебе их:
«Две феи к нам явились в свет
Пленять нас красотою:
Любовь, восторги и привет
Внесли они с собою.
Огонь горит в очах одной,
Палит, как солнце юга;
Зато в очах же у другой -
Лишь холод, лед и вьюга»...
ТОМСКИЙ. Эксолян, с мани фик, анкруаябль. (Так в тексте пьесы. Это типа французский язык. Кириллицей следовало бы написать: экселян, манифик, энкруаябль. Excelent, magnifique, incroyable - превосходный, великолепный, невероятный - фр.) Позвольте мне эти стишки, - я передам вашу славу потомству.
ГРАФИНЯ. Хорошо, я как-нибудь отпишу их тебе вместе с французским переводом. (Отписать - оставить что-то по завещанию. А тут следовало сказать «перепишу» или «продиктую» или «спишу»; копия тогда называлась «списком»)
ТОМСКИЙ. Разве они переведены?
ГРАФИНЯ. И даже напечатаны в «Memoires frangaises». Когда я, появилась в Париже, произвела эффект, фурор, то граф Александр Григорьевич их перевел, и сам Вольтер был от них в восхищении.
ТОМСКИЙ. Так вы были знакомы с Вольтером?
ГРАФИНЯ. Конечно. У меня часто ужинали все великие нашего времени: Мормонель Дидро, философ Гельвеций и математик Даламбер. (Думаете, «всех великих» тут трое? Да, часть публики подумала, будто Мормонель - это имя Дидро. Но его вообще-то звали Дени. А тут, вероятно, имеется в виду Жан-Франсуа Мармонтель, чья фамилия, хоть и с двумя ошибками, попала в список великих вместе с д’Аламбером. )
ТОМСКИЙ. Подумать только, так вы и с ним… Кстати, о математике! У меня еще есть к вам просьба. (Графиня смотрит боязливо.) Да не об деньгах! («Смотрит боязливо» - даже в ХIХ веке мало кто делал такие неприличные ремарки. Попробуйте перед зеркалом сделать боязливый взгляд. )
ГРАФИНЯ. Об чем же?
ТОМСКИЙ. Позвольте вам представить, только не для бала, истинного философа и замечательного математика…
ГРАФИНЯ. Кого!!!
ТОМСКИЙ. Моего хорошего приятеля, Германна…
ГРАФИНЯ. Германна?!.. Кому же он, mon cher, известен?!.
ТОМСКИЙ. Всем моим друзьям.
МАША. (в сторону). Игрокам. (Обратите внимание на Машу и её комментарии.)
ГРАФИНЯ. Этого недостаточно. Откуда он явился?
ТОМСКИЙ. Он… родился чуть ли не в России; образование получил в Университете за границей.
ГРАФИНЯ. Но кто его отец? Какого он происхождения?
ТОМСКИЙ. Вот этого я не знаю наверное… приятели говорят, что он - сын обрусевшего немца.
ГРАФИНЯ. А неприятели?
ТОМСКИЙ.
ГРАФИНЯ.
ТОМСКИЙ. Да… вроде этого. Но, во всяком случае, он человек замечательный…
ГРАФИНЯ. И ты давно с ним знаком?
ТОМСКИЙ. Не особенно… но успел уже у него позаимствовать…
ГРАФИНЯ. Так он что, ростовщик? Апчхи!
ТОМСКИЙ. Помилуйте, что вы! Я заимствовал у него частичку его знаний. Он занимается со мной смешанной математикой, открывает таинства природы.
ГРАФИНЯ. И много ты взял у него уроков?
ТОМСКИЙ. Уроков? Позвольте, один, два… всего три!
ГРАФИНЯ. Немного… Апчхи! Апчхи! Апчхи!
ТОМСКИЙ. Сегодня он обещал дать еще один. Я сейчас его видел у вашего дома. Я спешил к вам, а он стоял напротив этого окна.
МАША. (в сторону). Вот так оказия!
ГРАФИНЯ. Он стоял напротив этого окна?
ТОМСКИЙ. Он хотел идти ко мне, но его вдруг остановила…
ГРАФИНЯ. Открытая форточка?
ТОМСКИЙ. Нет, мысль, как уяснить себе кабалистику, или, вернее сказать, естественность мистицизма… О, это такая голова? (Входит Лиза с книгами.) Да вы сами, когда познакомитесь с ним…
ГРАФИНЯ. Я, мой милый, никогда с ним не познакомлюсь!..
ТОМСКИЙ. Но, почему же?
ГРАФИНЯ. Потому, что я терпеть не могу загадочных людей - ни у меня в доме, ни перед моими окнами…
ЛИЗА. (в сторону). О чем они?
ТОМСКИЙ. Простите, grande maman, но не вы ли сами принимали у себя неразрешимую проблему, ходячую загадку всего мира - таинственного графа Сен-Жермен!
ГРАФИНЯ. Замолчите, сударь! Вы говорите нелепости. Не клевещите на того, кого ни вы, ни все ваши умники не в состоянии постигнуть! Вы не имеете права говорить о том, кто под именем Сен-Жерм… ах, дайте воды! (Лиза подает.)
ТОМСКИЙ. (Маше). Кажется, я опять попал впросак!..
МАША . И еще не раз попадете…
ЛИЗА. Вот капли, графиня, примите их. (Капает в стакан и дает.) (Вообразите: оказалось, что к этой реплике нужна ремарка. А то ведь Лиза могла сказать «примите», но не дать. )
ТОМСКИЙ. Ей что-то частенько бывает дурно?
МАША. Она очень слаба.
ТОМСКИЙ. От чего?
МАША. От нервов. (Маша произносит «от нерьвов».)
ТОМСКИЙ. От нервов? (И Томский произносит «от нерьвов». Так что аристократ и крепостная девка используют один и тот же способ смешить почтенную публику.) Что же делать, таков закон природы.
МАША. И стоит вам только раз не остеречься…
ТОМСКИЙ. Нет, бог с ней! Я теперь слова не скажу… Вам лучше, grande maman?
ГРАФИНЯ. Да, немного, прошло. Который час?
ЛИЗА. Давно било час.
ГРАФИНЯ. Боже, я опаздываю на прогулку.
МАША. Да вы совсем готовы, вам только надеть ватный капот. (Зачем надевать на прогулку домашнюю одежду?)
ГРАФИНЯ. Ну, Paul, помоги мне встать. Лизанька, где моя табакерка?
ЛИЗА. (подаёт, взяв со стола). Вот она. (Со стола взяла! Без ремарки могла бы сдуру достать из кармана широких штанин. Вот так пишут за Пушкина. Вот так и возникает объём произведения, соответствующий договору. Эпизод раздулся в 5 раз! )
ГРАФИНЯ. Лизанька, не забудь отдать ему его галиматью. Апчхи! (Идёт.)
ТОМСКИЙ. Вы, grande maman, на меня не сердитесь?
ГРАФИНЯ. Анфан тэ рибль! (Почему выражение «enfant terrible», означающее «ужасный ребёнок», сочинитель этой галиматьи написал кириллицей и в три слова - diable его знает.) И не думаю.
ЛИЗА. (Томскому тихо). Что вы наделали?
ТОМСКИЙ. (тоже тихо). Кто же мог представить, что это ее взволнует?
ГРАФИНЯ. (в дверях). Poul, принеси мне какой-нибудь новый роман, только не из нынешних. (Poul это тот же Paul - разницы нет. )
Мы процитировали так много, чтобы показать масштаб безобразия и степень бесстыдства.
Если забыть о таланте и судить только по объёму - пиковая баба вчетверо толще дамы. То есть условного Пушкина тут maximum 25%... Как бы вы отнеслись, если б к стакану водки некто долил три стакана мутной воды и сказал бы: вот литр водки. - Эта жижа - водка? ... - - - ... Успокойтесь, дамы и господа - материться мы тут не станем даже в тех местах, где это было бы чрезвычайно уместно и справедливо. Но важную вещь можно и без мата сказать так, что это будет понятно любой блондинке.
Двойное дно футляра.
Читая про это безобразие, кто-то решит (заметьте, мадам, что здесь нет обращения к вам лично) - кто-то решит, что беда не так уж велика, если публика получает хотя бы четверть настоящего Пушкина. Нет и нет. Представьте, что вам положили еду на тарелку, три четверти которой - жутко грязные. Согласитесь ли вы есть, поскольку четвертушка тарелки всё же чистая? Нет и нет. Это просто грязная тарелка. Так и с текстом, который на афише называется «Пиковая дама», - наглая переделка просто-напросто живёт по украденному паспорту.
Никак невозможно отвязаться от чёртовой дамки пик. Заметили невероятно активную крепостную девку Машу? Заметили 7 штук «Апчхи»? И не думайте, будто графиня гриппует. Это не болезнь персонажа, это юмор автора. Обратите внимание на реплики:
ТОМСКИЙ. Думают, что он происходит от немецких… как бы это помягче выразить!..
ГРАФИНЯ. Иудей, что ли? Апчхи! (Чихает.)
ТОМСКИЙ. Да… вроде этого.
Что «вроде этого» - курд? турок? бедуин?
Понятно, что у русской аристократки (в представлении Малого театра) аллергия на этих «как бы это помягче выразить». Но мысль, будто Томский, названный в программке князем, - русский офицер, гуляка, в начале ХIХ века станет подыскивать «выражение помягче» - мысль эта фальшива. И скорее сообщает о стыдливости не Томского, а Житинкина. По-настоящему стыдиться следовало бы за некоторые ремарки. Потому что после «апчхи» писать в скобках «чихает» - просто позор. Мы, как бы это помягче выразить, знаем, как на бумаге обозначаются разные звуки, издаваемые разными частями тела. Например «кхе-кхе» - это кашель, а… э-э… впрочем, кажись, достаточно.
В спектакле Академического Малого театра старая графиня чихает всю дорогу, хотя насморка у неё нет (не сморкается). Понятно отчаянное, но бессильное желание постановщика рассмешить публику. В казарме смешат несколько иначе, зато гораздо успешнее - даже совершенно глухой почуял бы эти шутки. Есть в спектакле и другие упорно повторяющиеся звуки. Каждый раз, когда за сценой кто-то стучит деревяшками, изображая усиленный динамиками цокот конских копыт, зрители должны понимать: то ли кто-то приехал, то ли кто-то уехал. Если бы копыта не цокали, зрители бы и не поняли; постановщик же лучше знает свою публику.
Обычные мучения режиссёра: что сократить? Иначе спектакль получится слишком длинным. Туминас сократил «Онегина» радикально, оставил одну пятую, но многим читателям никогда прежде не удавалось заглянуть в такую глубину, которую литовец открыл зрителям на сцене.
Здесь другое. Человек явно мучился: что дописать? Например, одному дворянину Житинкин дописал реплику: «За компанию жид повесился». Так действительно иногда говорят, только вот у Пушкина в «Пиковой даме» так не говорят, там этой фразы нет. Но среди публики Малого ценители таких фраз есть, и режиссёр пошёл им навстречу. И ещё раз пошёл им навстречу в спальне у графини. А поговорка неплохая: имеется в виду компанейская натура: куда все, туда и я - на миру и смерть красна.
Возле гардероба, стоя в очереди за пальто, некоторые зрители искренне восхищались: Ай да Пушкин, Наше всё! Как он «этих вроде этого»!
Кое-кто из них, придя домой, перечитает «Пиковую даму», не найдёт этих красот и торжествующе догадается: «Ага! цензура вырезала!» Но это не цензура у Пушкина вырезала, а Житинкин Пушкину вставил.
Народность (и можно сказать, простонародность) спектакля в Малом ярче всего выражена в роли графининой служанки. Она очень много себе позволяет. Например, когда старая графиня скажет что-то остроумное (сочинённое для неё Житинкиным), служанка аплодирует.
«Аплодировать - хлопать в ладоши в знак одобрения, положительно оценивать» (Академический словарь) . Никакая аристократка, фрейлина Екатерины Великой, не позволила бы рабыне оценивать себя. Старой графине (той, которая у Пушкина) не нужны комплименты уборщицы; с точки зрения норм приличия это не комплимент, а недопустимая наглость. Так что эта наша Маша аплодирует инсценировщику, который и шутки сочинил, и Машутке роль построил.
В спектакле Малого служебная Маша придумывает и всю интригу. Вероятно, режиссер читал, а может, и ставил Мольера, постоянный персонаж пьес которого служанка-интриганка. Маленькая разница: у Мольера они вольнонаёмные, либерте-эгалите.
Некоторые люди (и посещающие Академический Малый театр иностранцы) верят, будто это Пушкин, тем более, что так и на афише написано, и в программке. Но это, к счастью, совершенно не так.
XXIII. О ТЕРПЕНИИ
Уважаемые читатели! Должен что-то сказать не об Онегине, а о вас. Если вы читаете эту Восьмую часть - значит, делаете это вполне сознательно.
Объяснюсь. Нравится вам этот роман о поэме или вызывает раздражение (бесит) - главное в том, что вы его читаете.
Наткнувшись на Первую часть два месяца назад, вы начали читать, не зная, что вас ждёт. Но скоро увидели, что ни политики тут, ни писем президенту, ни разоблачений чиновных воров - вообще ничего актуального. Вторая часть подтвердила впечатление: это про Онегина и больше ничего. Значит, сейчас эту Восьмую читают только те, кто уже точно знает, о чём речь. Только те, кому такое интересно - независимо, положительный это интерес или отрицательный; получаете ли удовольствие или раздражаетесь. Те, кто заскучал, - бросили давно.
Теперь о скучных местах.
Вообразите себя на краю долины. Вдаль уходят луга, поля, леса - красота! А ещё дальше, на горизонте, сияющая гора, сверкающая над облаками вершина. И понятно, что вид оттуда невероятной красоты. Идём?
Большая редкость: двуствольный колесцовый пистолет, 1580 год
Забыл сказать: ни ковра-самолёта, ни вертолёта у вас нет. Предстоит долгий путь, не каждый осилит подъём. Но ещё хуже, что сперва надо дойти до подножья. И оказывается: лес издали красив - а войдёшь - бурелом, чащоба, овраги, болота, колючие кусты, комары. Через час или на второй день вы уже измучены, раздражены; сколько ещё тащиться, продираться - неизвестно. Вдобавок нытики, что сперва шли с вами, начинают вас убеждать, что ничего хорошего впереди нет, надо бросить эту затею. Да и стоит ли овчинка выделки? Не лучше ли вернуться? Тем более такое впечатление, что гора ближе не становится; по-прежнему на горизонте.
Кто б ни был ты, о мой читатель,
Друг, недруг, я хочу с тобой
Расстаться нынче как приятель.
Прости. Чего бы ты за мной
Здесь ни искал в строфах небрежных,
Воспоминаний ли мятежных,
Отдохновенья ль от трудов,
Живых картин, иль острых слов,
Иль грамматических ошибок,
Дай бог, чтоб в этой книжке ты
Для развлеченья, для мечты,
Для сердца, для журнальных сшибок
Хотя крупицу мог найти.
За сим расстанемся, прости!
Я хотел бы попрощаться с теми, кто бросил эту затею, но, увы, не могу. Они же не дочитали до этого места. А вам обещаю: мучения будут вознаграждены. Потерянное время - как это ни странно - останется с вами надолго, навсегда. - Как? - Очень просто. Время, потраченное на пустой разговор, - пропало; на разгадывание кроссвордов, на электронные крестики-нолики, на идиотские ток-шоу - пропало. Вы остаётесь ни с чем. Остаётесь с ничем. А тут - иначе, сами видите. Или не видите.
Одного человека спросили: зачем он тратит столько усилий на своё искусство, недоступное пониманию большинства людей. Он ответил: «Мне довольно очень немногих. Мне довольно и одного. Мне довольно и ни одного».
Мишель Монтень.
Опыты. XXXIX. Об уединении.
Этот человек (о котором рассказывает Монтень) обладал, очевидно, невероятной силой духа, близко к настоящим отрешённым тибетским монахам, которым мы не можем даже подражать. Житель города и вообще-то духовный калека. (Если смотреть с Гималайских высот.)
А «Пиковая баба» - это мы заблудились, сбились с пути, забрели в болото. Ведь: а) вершина из лесу не видна; б) мы порой идём ночью, когда вообще ничего не видно; в) бесы не дремлют и всячески стараются мешать. А Пушкину разве было легко? Вспомните: мы пытались понять, как его угораздило поместить Вступление в финал Седьмой главы. Но увлёкшись местонахождением Вступления, мы упустили его смысл. Вернёмся.
Благослови мой долгий труд,
О ты, эпическая муза!
И верный посох мне вручив,
Не дай блуждать мне вкось и вкривь!
«Не дай блуждать мне вкось и вкривь» - вот о чём он просит! А это значит, что Автор постоянно блуждал, никак не мог заставить себя идти прямо, и прямо просит богиню: «Помоги!» Вот и «Пико вая» тут - такое блуждание.
Причём, если б мольба Автора находилась там, где и положено быть Вступлению , - то есть во первых строках поэмы - тогда можно было бы истолковать её (мольбу) как превентивную просьбу: так - на всякий случай, типа «присядем на дорожку». Но Вступление - в конце Седьмой главы, то есть почти в самом конце поэмы (ибо остаётся всего одна, последняя глава). И значит, это не наперёд, не опасение будущих возможных заблуждений, а постфактум (на горьком опыте, лат.). И действительно, «Евгений Онегин» полон того, что в школьных учебниках остроумно названо «авторские отступления» - то есть даже не блуждания, а вообще ходьба назад.
Я помню море пред грозою:
Как я завидовал волнам,
Бегущим бурной чередою
С любовью лечь к её ногам!
Как я желал тогда с волнами
Коснуться милых ног устами!..
Это ХХХIII строфа Первой главы. И зачем она? Никакого отношения к сюжету эти признания не имеют, а главное: это мемуар . Никакой не роман об Евгении Онегине, а рассказ об эпизоде из личной жизни Автора - эпизоде, никак не связанном ни с фабулой, ни с сюжетом ... - - и даже не спрашивайте, что это такое, ибо это загадочные термины, и если мы ввяжемся в борьбу за понимание смысла этих иностранных слов, то завязнем так, что рассказ про Пиковую бабу покажется лёгкой пробежкой по стадиону. Кстати заметьте: бегун бежит, наматывает круг за кругом - тратит время и силы, - а ведь никуда не приближается. Значит ли, что он совершает бессмысленные действия? Подумать так - означало бы признать бессмысленность действия бесчисленных миллионов бегунов. Подумать так - означало бы превратиться (на время) в старика Хоттабыча, который пришёл на футбол и недоумевал: зачем 20 с лишним человек бегают за одним мячиком, когда у каждого мог быть свой… Но дело в том, что цель бегуна на стадионе - не перемещение по поверхности планеты, не тупое «из точки А в точку В» (Б-лат.).
«Домик в Коломне» - одно сплошное блуждание. Так что в конце Пушкин - изображая строгого читателя-академика, возмущённого наличием отсутствия серьёзности, - от его лица спрашивает сам себя и сам отвечает.
АКАДЕМИК (с раздражением)
:
- Как, разве всё тут? шутите!
ПУШКИН (растерянно)
:
- «Ей-богу».
АКАДЕМИК (возмущённо)
:
- Так вот куда октавы нас вели!
К чему ж такую подняли тревогу,
Скликали рать и с похвальбою шли?
Завидную ж вы избрали дорогу!
Ужель иных предметов не нашли?
Да нет ли хоть у вас нравоученья?
ПУШКИН (оправдываясь)
:
- Нет… или есть: минуточку терпенья…
Вот вам мораль: по мненью моему,
Кухарку даром нанимать опасно;
Кто ж родился мужчиною, тому
Рядиться в юбку странно и напрасно:
Когда-нибудь придется же ему
Брить бороду себе, что несогласно
С природой дамской… Больше ничего
Не выжмешь из рассказа моего.
Разве это мораль? Просто ахинея. Случались и более резкие ответы ворчливым академикам. Рассказав совершенно непристойную байку про 40 дочерей царя, Пушкин заканчивает её насмешкой над чопорным читателем.
Многие меня поносят
И теперь, пожалуй, спросят:
Глупо так зачем шучу?
Что за дело им? Хочу!
А вот знаменитое «Поэт и толпа»
ЧЕРНЬ (поэту).
- Ты можешь, ближнего любя,
Давать нам смелые уроки,
А мы послушаем тебя.
ПОЭТ.
- Подите прочь - какое дело
Поэту мирному до вас!
В разврате каменейте смело,
Не оживит вас лиры глас!
Эти разные по форме, но очень похожие по смыслу разговоры Автора с читателями, показывают и доказывают: проблема настоящая и постоянная (см. годы написания). И если Пушкин пишет об этом из года в год - значит, это неотвязная мысль; значит, брань и непонимание его, безусловно, задевали.
Вообразите марсианского академика, который смотрит в телескоп на Землю и видит, что некое существо каждый день приходит на специальное место, чтобы бесцельно бегать по кругу. «Идиот» - решают академики на учёном марсианском совете. А нам смешно. Мы-то знаем, что «идиота» зовут Болт - он сто раз чемпион мира и Олимпийских игр и болт забил на всех марсианских академиков, при всём, разумеется, почтении к их занятиям и уму.
А у нас на Земле (в Москве) ноябрь. И более ни слова о реальности.
Бесконечны, безобразны,
В мутной месяца игре
Закружились бесы разны,
Будто листья в ноябре…
Мчатся бесы рой за роем
В беспредельной вышине,
Визгом жалобным и воем
Надрывая сердце мне…
«Нет никаких бесов, вздор!» - говорит академик. Бесов, может, и нет, а шедевр есть. ...Короче говоря, если вы, мадам, и вы, уважаемые товарищи доктора психологических наук, академики и пр., - если вы никогда не совершаете и не совершали бессмысленных действий, то нам остаётся только завидовать или… Или недоверчиво качать головой, поскольку нам кажется, что только земляной червяк не совершает бессмысленных действий, да и кажется лишь потому, что в занятиях червяка мы разбираемся, как Хоттабыч в футболе… - - Ох, будет ли этому конец?!
Продолжение следует.
P.S. Ах, да! Связь между Пиковой и Онегиным , слава богу, есть. Их обоих сочинил Пушкин.
