Перед какой битвой состоялся этот поединок. Поединок перед битвой. Тактика и стратегия

О поединке богатырей Пересвета и Челубея перед началом Куликовской битвы (1380 г.) мы хорошо знаем, благодаря картине советского художника М.И.Авилова. Мастер написал её в трагический для страны, переломный 1943 год, когда важно было поддержать дух советской армии и направить её на достижение победы в освободительной святой войне. Ведь в свое время поединок богатырей решил исход Куликовской битвы в пользу русичей.

В том историческом бою оба воина погибли, но победа была признана за Пересветом, сумевшем доехать на коне до русских полков, а выбитый из седла Челубей остался лежать на поле.

Значение Куликовской битвы для судьбы Русского государства очень велико, поскольку господство Орды тогда основательно пошатнулось.Уже сам исход Куликовской битвы, по мнению историков, был предрешен результатом поединка русского и татарского богатырей.

Оказывается, по сложившимся ещё в древности законам, поединки сильнейших воинов перед боем назначались только при возникновении сложной или неопределённой ситуации.

Это был своего рода жребий для выбора атакующей стороны. Хорошо известно, что войско, первым начинающее бой, всегда несёт большие потери. Поэтому поединок мог иметь решающее значение для исхода боя. Тот из участников, который оказывался проигравшей стороной, обрекал своё войско на большие потери. Что за ситуация в соотношении противоборствующих сил имела место перед Куликовским сражением?

Оказывается, русское и татарское войска были на то время примерно равными по силе, имели примерно одинаковое количество воинов. Это ни у одной из армий не вызывало желания атаковать первыми, так как потерять значительную часть своего войска никому не хотелось. Поэтому боевые полки стояли друг против друга, ожидая действия от противоположной стороны.

У татар была ещё одна причина для затягивания начала сражения – они ждали спешащее к ним на подмогу войско литовского князя Ягайло. Русские по этой же причине были заинтересованы в скорейшем начале боя, пока не произошло объединения сил татар с литовцами.

Вот для разрешения этой ситуации противостояния и был начат поединок. От татарского войска выехал великан-печенег Мурза Челубей, воин огромной силы, владеющий приёмами древней борьбы «Бонч-бо».

Он уже более 300 раз побеждал своих соперников в поединках на копьях, используя хитрый приём: благодаря неимоверной силе он брал копьё на 1 метр длиннее копья соперника, чтобы иметь возможность первым поражать противника.

От русичей вызвался могучий воин Александр Пересвет – монах из Троицко-Сергиевского монастыря. Понимая что защита не спасет от удара противника-гиганта, Пересвет не надел на поединок кольчугу, чтобы быть посвободнее в движениях. Именно это и помогло ему поразить Челубея.

Когда всадники сблизились в смертельном ударе, более длинное копьё печенега проткнуло не защищенное кольчугой тело Пересвета насквозь, но не выбило того из седла из за низкого сопротивления живой плоти железу. А копьё Александра, за счёт сокращения расстояния между противниками, смогло поразить противника насмерть и выбить его из седла.

Русский богатырь ещё некоторое время оставался живым и нашел в себе силы на коне доехал до русского войска. Мамай видел, что победа принадлежит русскому воину, поэтому сразу бросил своих передовых конников в атаку.

Куликовская битва закончилась разгромом Мамаева войска, остатки которого русичи преследовали ещё много вёрст от поля Куликова.

За ратный подвиг во имя Руси Пересвет был причислен к лику святых, его память празднуется в соборе Тульских святых 22 сентября по юлианскому календарю. Могила героя до сих пор так и не найдена.

В зените средневековья стремление к самоутверждению, лежавшее в основании традиции турнирных сражений дает о себе знать постоянно, в том числе и в повседневной жизни, будь то будни мирного времени, будь то военные действия. Герцог Бургундский Филипп Добрый поклялся на кресте, что готов когда угодно один на один сразиться с Великим Турком, если тот примет вызов. Известен поединок во время Столетней войны Эдуарда III с французским дворянином Эсташем де Рибмоном. Английский король выбирает в первой схватке с французами именно этого рыцаря, имевшего репутацию сильного и смелого воина. Несмотря на достоинства противника, Эдуарду III удалось одержать над ним победу. О том, что он сражался с королем, рыцарь узнал только после того, как получил в дар новую одежду и приглашение отужинать в замке Кале со своим могущественным соперником.

Одним из самых известных и любопытных эпизодов Столетней войны является, так называемая "битва Тридцати" 26 Марта 1351 года.

Хотя эта стычка больше походит на турнир, чем на битву, она является одним из самых знаменитых эпизодов Столетней войны. Это был формальный пеший поединок между маршалом Робером де Бомануаром (капитан Жослена) и 30 французами с одной стороны и сэром Ричардом Бэмборо (капитан Плоэрмеля) и 30 "англичанами" (англичан было всего семь - Хью Кэлвли, Робер Ноллис, Томас Уолтон и Ричард де ла Ланд, эсквайр Джон Пессингтон, латники Дэгуорт и Джон Рассел, остальные немецкие, фламандские и бретонские наемники, сам Бэмборо бранденбуржец) с другой, "у дуба Ми-Вуа между Жосленом и Плоэрмелем близ поля ракитника".

После ожесточенной рукопашной, когда погибли 4 француза и 2 англичанина, включая Бэмборо, обе стороны разошлись для передышки. Когда бой возобновился, один из французов (Гийом де Монтобан) неблагородно ускользнул из боя и сел на лошадь, после чего атаковал сбившихся в тесную кучу англичан и опрокинул 7 из них. Его соратники воспользовались этим шансом и превратили свое поражение в победу, перебив в общем 9 англичан и захватив в плен остальных, всех покрытых ранами.

Обычай устраивать личные поединки накануне сражения перед строем двух войск сохранился вплоть до конца средневековья. Так знаменитый Баярд в сражении за Италию в 1501 году вызвал Сотомайора на поединок, который получил название «Вызов при Барлетте». Нередко на месте памятного поединка ставился камень, к которому рыцари совершали своеобразные паломничества.

Подобного рода поединки - явление, известное многим культурным мирам. Гектор и Ахилл, Пересвет и Челубей - этот перечень имен может быть с легкостью продолжен.

Ряд историков обращает внимание на то, что легендарного поединка, в начале Куликовской битвы, между Челубеем и иноком Александром Пересветом не было. Дело в том, что ни ордынская, ни русская военные истории не знают традиции поединков перед битвой. Поединки, как и прочие проявления "личного мужества", прямо запрещались "Ясой" Чингисхана, превыше всего ставившей дисциплину в монгольских войсках. Как свод "традиционного" монгольского права "Яса", разумеется, утратила значение после исламизации Орды, но как воинский устав сохраняла свою авторитетность. Об этом согласно говорят авторы восточных хроник и европейские путешественники, оставившие записки о "татарах". Более того, об этом поединке упоминается лишь в одном произведении - "Сказание о Мамаевом побоище" (XV-XVI вв.), но отсутствует в других летописях, где упомянается Куликовская битва, в том числе и в поэтическом произведении "Задонщина".

Русская военная история знает такие примеры:

В Лаврентьевской летописи под 1022 годом сообщается, что произошло столкновение между войсками касогов и русскими. Во избежание кровопролития князья Мстислав и Редедя договорились вступить в поединок между собой, с условием что войско побеждённого князя признает своё поражение. Князья сошлись в поединке и Редедя, обладая огромной физической силой, стал побеждать. Однако Мстислав в итоге одержал победу, обратившись с молитвой о заступничестве к Богородице.

V.V. DOLGOV – Fights within ancient military culture

Аннотация. Статья посвящена исследованию трёх видов поединков в древнерусской воинской культуре.

Summary . The article investigates three types of duels in ancient Russian military culture.

Долгов Вадим Викторович - профессор кафедры дореволюционной отечественной истории исторического факультета ФГБОУ ВПО «Удмуртский государственный университет», доктор исторических наук

(г. Ижевск. E-mail: [email protected])

ПОЕДИНКИ В ДРЕВНЕРУССКОЙ ВОИНСКОЙ КУЛЬТУРЕ

В современной отечественной науке антропология войны изучается в гораздо меньшей степени, чем антропология детства, гендера или даже смерти. Точнее, работа ведётся, но в основном силами энтузиастов - любителей исторической реконструкции. Но и они, уделяя большое внимание воссозданию «материальной части», оставляют духовную составляющую древней воинской культуры в стороне. Между тем осмыслить культурную основу мировоззрения воина, идущего в бой, - задача ничуть не менее важная, чем понять, как крепились пластины ламеллярного доспеха. Данная работа посвящена некоторым аспектам проблемы социально-антропологического изучения феномена поединка в воинской культуре Древней Руси.

Исследование источников по истории Древней Руси позволяет выделить поединки судебные (информации о них, пожалуй, больше всего); «потешные» (игровые, тренировочные) турниры; боевые поединки (перед началом массовых битв, где решались споры уже не между людьми, а между народами). Рассмотрим первый из этих трёх видов. «Поле» - судебный поединок, существовавший на Руси с древнейших времён до XVI века. Его упоминают многие арабские авторы, писавшие о стране славян и руссов: Ибн Русте, ал-Марвази, Абу Саид Гардизи1. К решению тяжбы боем обращались тогда, когда соперничавшие стороны представляли равные по убедительности доказательства (документы или свидетельские показания), и на их основании определить «правду» оказывалось невозможно.

Рукояти древнерусских мечей
Из кн.: Кирпичников А.Н.
Древнерусское оружие. Вып. 1.
Мечи и сабли IX-XIII вв. М.;
Л.: Наука, 1966. Таб. IX.

Типичный вариант арабских сведений о поединках у славян можно прочесть в сочинении арабского географа Х века Мутаххара ибн Тахира ал-Мукаддаси в книге «Китаб ал-бад ва-т-тарих» («Книга творения и истории»): «Рассказывают, что если рождается у кого-либо из них ребёнок мужского пола, то кладут на него меч и говорят ему: «Нет у тебя ничего другого, кроме того, что приобретёшь своим мечом». У них есть царь. Если он решает дело между двумя противниками, и его решение не удовлетворяет, то он им говорит: «Пусть дело решают ваши мечи». Тот, у кого меч острее, побеждает»2. Учитывая, что большая часть текстов о руссах и славянах в арабо-персидской литературе носит компилятивный характер и восходит, вероятно, к нескольким не дошедшим до нас источникам, можно считать, что содержащаяся в них информация отражает реалии не позднее IX века.

Древнейшее упоминание о судебном поединке в русских источниках относится к XIII веку - это «Договор Смоленска с Ригой и Готским берегом»4. Наиболее древние, но подробные, письменные фиксации правил поединка мы можем найти в «Псковской судной грамоте» (XIV в.), в Судебниках 1497 и 1550 гг. Весьма детально описал судебный поединок в своих записках и побывавший в России в начале XVI века с посольской миссией от германского императора немецкий посол Сигизмунд фон Герберштейн.

Серьёзной проблемой является отсутствие всякого упоминания о поединках подобного рода в «Русской Правде» (РП) и вообще в законодательстве XI-XII вв. В.О. Ключевский выдвинул предположение, что причиной тому является церковное происхождение этого документа5. Утверждение это весьма сомнительно, поскольку вообще-то ордалии (испытание «Божьим судом». - В.Д. ) в РП есть: «железо», «вода»6 (к ним церковь относилась тоже неодобрительно, это хорошо видно из поучения епископа владимирского Серапиона7), а «поля» - нет. Впрочем, в одном из списков РП - Мясниковском (конец XIV - начало XV в.) стандартная фраза: «То дати им правду железо» (ст. 21) выглядит так: «То дати им правду: с железом на поле»8. Быть может, именно такая формулировка ближе к изначальному древнему варианту. Не исключено также, что РП - запись славянского обычного права, не знавшего судебных поединков. Они, как известно, существовали в дружинной среде, жившей тогда по своим законам. Общей нормой этот обычай стал именно в то время, когда взаимопроникновение двух культур - славянской и скандинавской - стало полным. Впрочем, проблема отсутствия в «Русской Правде» упоминания о судебных поединках нуждается в дополнительном исследовании.

Судебный поединок всегда считался на Руси строго нормированным сражением. Существовали чёткие правила, определявшие, кто и кого имеет право на него вызвать, какие условия необходимо при этом соблюдать. Псковская судная грамота и оба судебника предусматривали, что если человек в силу возраста, слабости здоровья или особенностей положения биться не может, он должен выставить вместо себя наймита-бойца.

В ст. 36 «Псковской судной грамоты» читаем: «А на котором человеке имуть сочити долгу по доскам, или жонка, или детина, или стара, или немощна, или чем безвечен, или чернец, или черница, ино им наймита волно наняти, а исцом целовати, а наймитом битись. А против наймита исцу своего наймита волно, или сам лезет»9. Эта правовая норма без особых изменений перешла в Судебники 1497 и 1550 гг.

Однако в том случае, если поединком проверялись свидетельские показания против женщины, ребёнка, увечного или монаха, свидетель самолично должен был сразиться с наймитом, правда, если сам не женщина, ребёнок, увечный или монах: «Статья 17. А если против послуха (свидетеля) ответчик будет стар, или мал, или чем увечен, или поп, или чернец, или черница, или жонка, и тому против послуха наймит, а послуху наймита нет; а которой послух чем будет увечен безхитростно [т.е. не специально себя перед поединком изувечит, чтобы не биться], или будет в послусех поп, или чернец, или черница, или жонка, тем наймита наняты вольно ж. А что правому или его послуху учинится убытка, и те убытки имати на виноватом»10.

То есть человек, взявшийся свидетельствовать против слабого и беззащитного (пусть даже и виновного), должен был прежде серьёзно подумать, стоит ли это делать. С точки зрения принципа законности это не очень правильно. По современным представлениям свидетель в суде должен иметь возможность отвечать по делу, ничего не опасаясь. Но, видимо, в те непростые времена было слишком много ложных доносов, особенно по политическим и имущественным делам. И создатели Судебника таким вот образом пытались остудить пыл особенно рьяных доносчиков: одно дело самому добиваться у должника своих денег (тогда против бойца-наймита встанет другой боец-наймит), а другое - доносить (и тогда против бойца-наймита придётся встать самому - и тут уже только Божье покровительство сможет спасти истинно правого).

В остальных же ситуациях действовал принцип, согласно которому профессиональный воин мог сражаться только с равным себе, бить «небойца» он права не имел. Причём не потому, что это было для него слишком «низко» и поэтому оскорбительно, а исключительно для безопасности непрофессионала. Ведь если «небоец» всё-таки настаивал на поединке, «боец» должен был сражаться: «Статья 14. А битися на поле бойцу с бойцом или небойцу с небойцом, а бойцу с небойцом не битися; но если похочет небоец с бойцом на поле битись, то пусть бьётся. Да и во всяких, делах бойцу с бойцом, а небойцу с небойцом, или бойцу с небойцом по небоицове воле на поле битися по тому ж»11.

Примечательно, что в «Псковской судной грамоте» в том случае, если обеими «тяжущимися» сторонами в суде были женщины, выставлять вместо себя наймитов они не могли, поэтому должны были драться сами. Причина этого понятна: мужчина, осознавая, что результат спора может напрямую отразиться на его жизни и здоровье, вынужден был вести себя осторожно. Женщины были поставлены в равные с мужчинами условия - им тоже приходилось вести себя осмотрительно, чего сложно было бы добиться, если бы спор женщин мог решиться единоборством мужчин. Средневековый Псков превратился бы в сплошное ристалище.

Бой проводился в специально отведённом и подготовленном для этого месте. Его подготовкой во времена Московской Руси занимался судебный пристав, называвшийся «недельщиком». Судебный поединок «поле» начинался с того, что оба участника целовали крест.

Проводились такие поединки с применением оружия. По свидетельству С. фон Герберштейна, на судебный поединок стороны «могут выставить вместо себя какое угодно другое лицо, точно так же могут запастись каким угодно оружием, за исключением пищали и лука. Обыкновенно они имеют продолговатые латы, иногда двойные, кольчугу, наручи, шлем, копьё, топор и какое-то железо в руке наподобие кинжала, однако заострённое с того и другого краю; они держат его одной рукой и употребляют так ловко, что при каком угодно столкновении оно не препятствует и не выпадает из руки. Но по большей части его употребляют в пешем бою»12. <…>

Полный вариант статьи читайте в бумажной версии «Военно-исторического журнала» и на сайте Научной электронной библиотеки http : www . elibrary . ru

___________________

ПРИМЕЧАНИЯ

1 Новосельцев А.П., Пашуто В.Т., Черепнин Л.В., Шушарин В.П., Щапов Я.Н. Древнерусское государство и его международное значение. М., 1965. C. 302-305.

2 Там же. С. 304.

3 Лев Диакон. История. М., 1988. С. 79.

4 Договор («Правда») Смоленска с Ригою и Готским берегом // Памятники русского права / Под ред. С.В. Юшкова. М., 1953. С. 55-75. Договор запрещал русским людям вызывать иностранцев на судебный поединок, если тяжба происходила на Руси, и одновременно запрещал иностранцам вызывать русского, если дело происходило в Риге или на Готском берегу («Русину не звати Латина на поле бится у Руской земли, а Латинину не звати Русина на поле битося у Ризе и на Готском березе»). При этом и русские, и «латины» могли биться между собой без ограничений. Нужно отметить, что в целом построение норм в тексте договора обнаруживает очевидную связь с «Русской Правдой».

5 Ключевский В.О. Русская история. Полный курс лекций в трех книгах. Кн. 1. М.: Мысль, 1993. С. 181, 182.

6 Русская Правда // Российское законодательство Х-ХХ веков: В 10 т. Т. 1. М.: Юридическая литература, 1984. С. 65.

7 Слова и поучения Серапиона Владимирского // Библиотека литературы Древней Руси. XIII в. СПб.: Наука, 1997. Т. 5. С. 380.

8 Русская Правда. С. 92.

9 Псковская судная грамота // Российское законодательство Х-ХХ веков… Т. 1. С. 335.

10 Судебник 1550 года // Российское законодательство Х-ХХ веков… Т. 2. М.: Юридическая литература, 1985. С. 100.

11 Там же. С. 99.

12 Герберштейн С. фон. Записки о Московии. М.: МГУ, 1988. С. 120.

15 723 (+1)

Данная заметка странным образом связана как с исследованием вопроса по поводу мифического облёта Москвы самолётом, груженым чудотворными иконами, по приказу Сталина,

так и с недавним поздравлением нас всех с одним из дней воинской славы России в исполнении Mosgavra:

Заинтересовавшись вопросом, я обратил внимание на странные приписки к описанию исторического поединка Пересвета и Челубея. Описывая битву в подробностях, многие источники касательно этого факта добавляли в самом начале повествования, что данная схватка произошла... "По преданию".

Что бы это значило? Как это может быть? Какое ещё предание?

Это же правда! Нас же в школьных учебниках этому учили! Картинка боя Пересвета и Челубея, которая вдохновляла художников на написание эпических полотен - сказка?

На что это намекают историки?

По поводу самой битвы и того, когда она состоялась, кто с кем сражался, почему, кто победил, а кто оказался разбит - никаких сомнений у историков нет. Потому что факты подтверждены множеством независимых друг от друга источников, в том числе и зарубежными хрониками.

Но вот с поединком Пересвета и Челубея выходит неувязочка. Его, этот поединок, упоминает единственный источник, ставший, впрочем, довольно популярным в массах. Это "Сказание о Мамаевом побоище", появившееся, как оценили историки, примерно после 1510 года, то есть через 120 лет после описываемых событий. Как историки смогли об этом догадаться? По упоминанию некоторых фамилий, которые в более близких по времени к событию источниках не указываются, однако все они представлены в числе реально действующих лиц именно после 1510 года. Я непонятно объяснил? Попробую проще. Авторы текстов выводили биографии действующих современных им богатых и знатных родов из подвигов их предков, и этим предкам в прошлом приписывали много интересных поступков, событий и приключений. Кто-то из них лично раненого Дмитрия Донского на поле нашёл, кто-то Мамая чуть не догнал... В общем - понятно, после любой драки каждый мнит себя главным действующим лицом. А уж через 120 лет...

Само произведение весьма кустисто, цветисто, и, хотя и содержит в себе цельнотянутые вкрапления более ранних документов, историками не воспринимается в качестве какого-либо свидетельства. Слишком много явно досочинённых моментов, слишком много ранее нигде не упоминаемых имён, слишком много анахронизмов - к примеру, в качестве действущих лиц битвы выставляются князья, чьи княжества как таковые образовались позже! Запутана хронология - день, называемый воскресеньем, в реальности приходился на четверг (нет, разница стилей летоисчисления здесь совсем не при чем, григорианский календарь изобрели позже Куликовской битвы, а уж перешла на него Россия вообще в ХХ веке). Покидая Москву, Дмитрий Донской, оказывается, молился перед иконой Владимирской Богоматери, которая была перенесна в Москву только в 1395 году!

Смеху добавляет один из вариантов "Сказания" (а вариантов довольно много), так называемый Киприановский - был такой на Руси митрополит в именем Киприан в то время. Так вот для Никоновской летописи очередной митрополит таким образом "отредактировал" текст, что главным действующим лицом оказался этот самый Киприан. Это он вдохновлял Дмитрия Донского, оказывается! Хотя историкам достоверно известно - с Дмитрием Киприан не ладил, и, хотя в Москву приезжал, первый раз там появился позднее 1380 года.

Хотя и говорят, что история не знает сослагательного наклонения, забавно было бы, если бы хитрым церковникам удалась и эта подмена - вместо Сергия Радонежского мы бы сейчас почитали Киприана, а Сергия, может, и не знали бы совсем. Зато был бы повод уважать митрополичье звание.

Как же быть с поединком Пересвета и Челубея?

Александр Пересвет реально существовал. И в Куликовской битве погиб. И, судя по всему, действительно совершил какой-то подвиг, благо, в ходе битвы возможностей это сделать у него было немало. Но что касается картинного поединка с Челубеем - эпизод этот более чем сомнителен. По тексту "Задонщины", более раннего и тоже скорее литературного, чем исторического источника, происходит следующее: "И сказал Пересвет-чернец великому князю Дмитрию Ивановичу: «Лучше нам убитым быть, нежели в плен попасть к поганым татарам!» Поскакивает Пересвет на своем борзом коне, золочеными доспехами сверкая, а уже многие лежат посечены у Дона Великого на берегу".

То есть налицо расхождение - Пересвет, по Задонщине, не начинал битву, поскольку в таком случае не мог бы скакать на борзом коне, в то время, как многие лежали посечены. А ведь такой красивый эпизод, как поединок перед битвой, не мог не попасть в более ранние документы и литературные памятники. Откуда же он взялся через 120 лет?

Ответ прост, "Сказание" - это беллетристика своего времени, исторический роман, в котором и присочинить не грех. Не было поединка? Ну и ладно, сейчас организуем.

В реальности ни русские войска, ни особенно татары поединков перед битвами не практиковали - это ЛЕГЕНДА! Такие поединки прямо запрещались Ясой Чингисхана, который превыше всего ставил дисциплину. Ордынская тактика битв в поле предусматривала как можно более быстрый и напористый удар конницы, без всяких рассусоливаний и гаданий - кто кого.

Летописи подтверждают, что начало битвы было стремительным, татары лавиной обрушились на русских. Никакого упоминания о поединке в них нет.

Пересвет и Ослябя в сказаниях называются иноками Троице-Сергиевого монастыря, хотя таких монахов монастырские записи не называют.

Летописные источники именуют Пересвета и Ослябю боярами, вассальными князю Дмитрию Ольгердовичу, литовскому князю. Да, вместе с русскими против Мамая выступила часть литовцев. Хотя, собственно, это государство в то время было литовско-русским.

"Литераторы" приговорили к погибели обоих, их якобы похоронили вместе, в то время как Ослябя в летописях оказывается живым и здоровым позже битвы - вновь в качестве боярина, а ещё позже, после действительного принятия монашества - он упоминается сопровождающим дары в Царьград.

Историки заприметили немало подобных странностей, не объяснимых ничем более, кроме как позднейшим кустистым враньём и приукрашиванием более ранних и более документальных свидетельств.

Всё это заставляет кое-кого утверждать: "Церковь примазалась к чужому подвигу!" и делать выводы вплоть до того, что якобы Пересвет и Ослябя были чуть ли не язычниками. Это уж вряд ли, всё-таки не 10-й век на дворе был, а 14-й. Хотя признаки украшательства, как говорится, налицо.

С печенегом Челубеем выходит совсем уже ерунда. Прежде всего, непонятно, откуда у татар взялся печенег. Этот народ давно уже был вытеснен ещё половцами в Молдавию. Но совсем уж плохо, что даже имя Челубей абсолютно недостоверно - поединщика в разных вариантах переписываемого сказания именуют по разному. То это Темир (от узбека Тимура), то Челубей (от турка Челяби-эмира, завоевателя болгарской столицы тех лет Тырново), то Таврул (монгол, живший за 140 лет до Куликовской битвы).

Одним словом, заврались. Вспомним - ведь и икону над Москвой в разных сказаниях возил то самолёт По-2, то Ли-2, да и иконы в каждом сказании разные - Тихвинская, Казанская, Владимирская.

В сказаниях упоминается, что Сергий Радонежский повелел своим инокам (в реальности - всё же, видимо, литовским боярам) выйти на битву в монашеском одеянии поверх доспехов. Тут тоже очень много непонятного - довольно безрассудный шаг, вот так публично нарываться на неприятности для всей церкви. Князь Дмитрий и эмир Мамай оспаривали законность и размер уплаты дани, исход битвы мог быть самым разным. Подставлять подобным образом под удар всю церковь - не назовёшь сильно умным поступком, отвечать пришлось бы всем. Впрочем, Сергий был, по отзывам современников, человеком разумным, и подозревать его в безрассудстве как-то не приходится. Скорее уж - более поздние сочинители наврали про него для красного словца. В их время церкви уже можно было не опасаться расправы и казни за вмешательство в конфликт.

Какие из всего этого можно сделать выводы?

Пожалуй, такие. История - одна из самых загадочных наук. Миф, сказка, способны обрести в ней силу подлинных событий, а реальность может оказаться напрочь забытой. И способствуют этому различного рода политики. Выгодно возвеличить кого-либо или какой-либо общественный институт вроде церкви - наврём, возвеличим, припишем все подвиги. Бумага всё стерпит. Мифы, легенды и прямая ложь очень легко становятся правдой.

Ну, а поединок Пересвета и Челубея... Красивый миф. Мне его жалко. Лучше бы уж и не интересовался, почему историки поставили перед ним это ужасное "по преданию"...

8 сентября 1380 года рать молодого князя Московского и Владимирского Дмитрия Ивановича одержала на Куликовом поле победу над войском Золотой Орды, возглавляемым её грозным правителем Мамаем. Куликовская битва имела большое историческое значение в борьбе русского и других народов с чужеземным гнётом. На берегах реки Непрядвы и Дона был нанесён сильный удар по господству Золотой Орды, ускоривший её последующий распад. Важным следствием этой битвы стало усиление роли Москвы в объединении русских земель. На поле Куликовом, что расположено сегодня на юге Тульской области, в 80-е годы XIV столетия собиралось и рождалось новое русское государство – Великая Русь.
____________

Обратиться к этой теме, к одной из крупнейших битв в истории человечества, побудили до сих пор многочисленные толкования и разночтения этого события. С одной стороны в учебниках истории вот уже длительное время с завидной постоянностью тиражируется официальная версия. С другой – на многих конференциях, в разных исторических исследованиях и изданиях и по сей день идут споры «до хрипоты» о том, как и где это происходило. Доспорились даже до того, что однажды заявили, а ведь и не было вообщем-то той битвы – так, всего лишь небольшая стычка. Постояли друг перед другом две кучки людей в боевых доспехах и чуть ли ни с миром разошлись...

В начале 90-х годов один за другим стали выходить «труды» академика-математика Анатолия Фоменко, утверждавшего, что вся мировая история – не что иное, как плод фантазии самих историков. Того самого Фоменко, который в пылу своих исторических разоблачений «запихнул» Древний Рим в Йемен, а Карфаген в Сомали!.. Куликовская карта стала козырной в его колоде.

Главный нонсенс от Фоменко в тех его изданиях – битва происходила не на поле Куликовом, а в пределах современных границ нашей первопрестольной. И правда: на Славянской площади Москвы сооружён храм Всех Святых, построенный на месте, где Дмитрий Донской когда-то заложил часовню в память жертв Куликовской битвы. А район, где стоит церковь, называется Кулишки (метро «Китай-Город»). Угадываете знакомое словосочетание? Тоже от слова «кулик».

Отсюда, академик, профессор МГУ им. М. В. Ломоносова А. Т. Фоменко делает сенсационный вывод: подумать только, эти историки всё время нам твердили, что Поле русской славы расположено в Тульской области, а факты и – цитирую – «некоторые летописи прямо указывают на то, что Куликово поле находилось в Москве».

И вот Фоменко уже соблазняет москвичей и гостей столицы экскурсией на метро к Куликову полю и далее, с пересадкой, – к месту «захоронения» павших в той исторической битве. А падкий до сенсаций типографский станок уже штампует новую «гипотезу» как последнее слово науки. И читатели этого станка проглатывают очередную сенсацию тысячными и более тиражами.

Как всё оказывается просто и здорово. Теперь вроде бы и нет необходимости ехать столичным жителям за 300 с лишним вёрст на Тульщину, чтобы у места впадения Непрядвы в Дон почтить память предков, добывших славу своему народу в этом историческом сражении. По Фоменко всё гораздо ближе, доступнее…

Последователи академика пошли дальше… И вот ещё одно «сенсационное откровение»: оказывается Мамай – святой великомученик. Нашли даже грузинскую икону «Святого Мамая», на которой, правда, изображён святой Маммий, но теоретиков от истории это совсем не смутило. А раз Маммий-Мамай – святой, то, додумайтесь с первого раза, кем в таком случае должен бы быть московский князь Дмитрий? Скорее всего, вот таким средневековым рэкетиром, помышлявшем только о грабежах и о том, как подмять под себя непокорных и свободолюбивых русских князей. И тогда, объединение в сильное государство это уже… некое рабство, повинность, ограничение свободы выбора. Улавливаете, куда и на что направлены ориентиры создателей такого «святого» новодела? Так и напрашивается выход этого разговора за обозначенную здесь хронологию, в наши дни. И всё же эта другая тема…

И таких «открытий» и «сенсаций» в наши дни не счесть числа. Особняком от них стоят дискуссии учёных: о месте битвы (и, конечно же, речь идёт не о Москве), о количестве участников сражения, о том была ли поездка князя Дмитрия за благословением в Троицу, состоялся ли перед битвой поединок двух богатырей – Пересвета и Челубея, сражался ли сам князь Дмитрий в составе передового полка и был ли он ранен, были ли Александр Пересвет и его брат Андрей Ослябя монахами и если да, то какого монастыря, погиб ли Ослябя на поле той брани или остался жив…

Разночтения и домыслы событий, связанных с Куликовской битвой, в значительной мере в советское время спровоцировала директива ЦК КПСС о том, что не следует ворошить и муссировать, а значит и исследовать эту тему – татары могут обидеться. И действительно, в канун 600-летия Куликовской битвы были обращения к руководству страны, её правительству ряда татарских общин о нежелательности проведения тогда широкомасштабных торжеств по этому поводу. Кто старое, мол, помянет…

Средневековое мифотворчество в этой связи во многом в те годы подменило науку. Вот только никак не могу согласиться с «Российской газетой» (2001) в том, что с тех пор «Куликова битва стала кошмаром нашей исторической науки» и что написанное об этом событии в советские годы – «просто чудовищно». В те годы и в страшном сне не могло присниться то, что сегодня будут писать о нашей истории фоменки и их последователи.

Чтобы не возвращаться ещё раз к теме «татары обидятся» отмечу следующее: в 1223 году лучшие русские витязи у реки Калки сложили головы в отчаянной схватке с неведомым доселе страшным врагом, пришедшим через «железные врата» Кавказа – с отрядами «покорителя мира» Чингисхана. На Руси пришельцев стали называть «татарами», что с научной точки зрения было не верно: «татарами» в конце XII века называлось одно из самобытных монголоязычных кочевых племён Центральной Азии. Татары исконно враждовали с собственно монголами и были почти полностью уничтожены Чингисханом. Однако исторически сложилось так, что имя татар пережило сам этот азиатский народ. Не один век обобщённо этим словом называли на Руси всю разноплеменную массу кочевников, пришедших из заволжских степей в 30-е годы XIII века на наши земли.

Что же касается современных татар – одной из больших и процветающих народностей нашей многонациональной страны, то они, унаследовав имя когда-то жившего древнего народа, в этническом отношении не имеют ничего общего ни с татарами, уничтоженными Чингисханом, ни с татарами, которых, подчинив себе, привёл когда-то на Русь Батый…

XIII век… К началу столетия Древняя Русь ещё была одним из процветающих государств в Европе. Всюду стучали топоры, росли новые города и сёла. Громадная страна, превосходившая по размерам любое европейское государство, полна была молодой созидательной силы. Несмотря на наметившийся к тому времени процесс административного и политического обособления княжеских владений, сохранялось ещё этническое и культурное пространственное единство Древнерусского государства. Беда как всегда нагрянула внезапно…

Княжеские междоусобицы и распри ослабляли обороноспособность Руси. В то же время в Азии и Европе шли процессы объединения разрозненных монгольских и литовских племён, формирования сильных в военном отношении и агрессивных государств: в Центральной Азии – Монгольской империи, а на западных рубежах нашей страны – могущественного Литовского княжества, владения которого в XIV веке уже простирались от Балтики до Чёрного моря.

В 1237 году Монгольская империя – сильное и агрессивное государство, объединившее вокруг себя многие кочевые племена и жившее преимущественно за счёт покорённых к тому времени им народов Сибири, Северо-Западного Китая, Средней Азии, Северного Ирана и Кавказа – двинулась походом на Русь. Для русского народа настали столетия тяжёлых испытаний и героической освободительной борьбы от чужеземного ига.

В августе 1380 года пришла в Москву недобрая весть – на Русь, заключив военный союз с Литвой, движется огромное войско золотоордынского полководца Мамая, обеспокоенного всё усиливающейся к тому времени мощью и независимостью Московского княжества. В состав войска Мамая, кроме основного его этнического состава, входили наёмные отряды из половцев, аланов (осетин), касогов (черкесов), кавказских евреев, армян и крымских генуэзцев. Над русскими землями нависла большая опасность.

Московский князь Дмитрий Иванович немедленно разослал гонцов во все княжества с грамотами о сборе русского войска. В Москву и Коломну – к местам сбора – потянулись большие и малые отряды горожан и уездных людей, многие удельные княжества – Ростовское, Белозерское, Ярославское, Костромское, Тарусское и другие, прислали свои дружины.

Пока шло формирование русского войска, князь Дмитрий Иванович съездил в подмосковный Троицкий монастырь к его основателю, игумену Сергию Радонежскому, который благословил его и предсказал победу русских войск: «Приди противу безбожных, и Богу помогающи ти, ти победиши». Вместе с князем Дмитрием, Сергий Радонежский на поле великой брани отправил двух своих лучших воинов-богатырей, монахов Александра Пересвета и брата его Андрея Ослябю, «силу имущих, и удальство велие, и смельство». До монашества в ратные времена эти славные мужи были известны на Руси как великие наездники и бойцы: Андрей «сотню гнал во время сражения, а Александр – двести».

Битва, ставшая одним из величайших событий в мировой истории, последствия которой трудно переоценить не только для русского народа, но и отразившаяся в судьбах многих европейских и азиатских народов, произошла 8 сентября 1380 года на поле Куликовом в пределах современной Тульской области. Первый её акт – яростная атака степняков на русский авангард. Князь Дмитрий Иванович, хорошо знавший тактику противника, из состава передового полка выдвинул вперёд сторожевой полк под командованием Семёна Оболенского и Ивана Тарусского. Ордынские конные лучники, ещё до главного сражения кинувшиеся вперёд, чтобы осыпать стрелами русский строй и посеять здесь панику, были встречены сторожевым полком далеко в поле и отбиты. Отбиты ценой гибели почти всего полка. Но начало битвы было выиграно.

По обычаям того времени, перед общим сражением на поединок выходили богатыри. От рядов ордынцев отделился всадник огромного роста и невероятно мощного телосложения – «видеть даже страшно». Появление такого богатыря впереди своего войска было безмолвным вызовом на поединок. Вызов этот принял закалённый в боях воин-монах Александр Пересвет. Во весь опор с копьём на перевес поскакал Пересвет на чужеземного богатыря. Не жажда славы двигала им, но желание спасти жизни десятков соотечественников, которых непременно сразил бы на поле битвы этот могучий боец. Заметив противника, Челубей, так звали ордынского конного единоборца, помчался ему навстречу, выставив копьё и прикрывшись щитом. Пересвет и Челубей врезались друг в друга, кони их взвились на дыбы и оба богатыря замертво рухнули на землю. Впоследствии этот поединок был изображён на полотнах русских художников В. Васнецова и М. Авилова, описан в памятнике древнерусской литературы «Задонщине», ряде других литературно-исторических произведениях прошлого – «Летописной повести о побоище на Дону», «Сказании о Мамаевом побоище…»

После поединка богатырей взревели русские и ордынские трубы и две огромные рати сошлись в смертельной сече. Из большого полка в передовой перешёл князь Дмитрий Иванович и «прежде всех стал на бой и впереди… много бился». Доспехи его были побиты, князь получил несколько ранений, но остался жив в этом сражении. Здесь же, в передовом полку, плечом к плечу с ним сражались старший брат Пересвета, воин-богатырь Андрей Ослябя и его сын, боярин Яков. «И была сеча ожесточённая и великая и бой упорный <...> Падал труп на труп». Ополченцы передового полка, большинство из которых ещё не бывавшие в сраженьях – Юрка Сапожник, Васюка Сухоборец, Сенька Быков, Гридя Хрулец и многие с ними другие, стояли насмерть. Но силы были неравны. И полегли они вместе с воеводами своими. Ценой своей гибели передовой полк, как и сторожевой, сбил натиск первой многотысячной ордынской атаки и во многом обеспечил в дальнейшем победу русского войска в этом сражении.

Мамай не стал ждать полного разгрома своей армии. С малой дружиной он бежал с поля битвы. Остатки разбитой рати ордынцев спешно отступали в южном направлении. Русские преследовали их ещё около 50 километров до реки Красивая Меча, умножая потери неприятеля. Спаслись только те степняки, которые имели запасных коней, как, например, сам Мамай. Весь их тыл попал в руки победителей: шатры, телеги, лошади, верблюды, навьюченные товарами, одеждой, оружием, коврами, утварью, деньгами и драгоценностями...

Примерно так известна нам картина предтечи этой битвы и её ход из официальной версии. Сведения о Куликовской битве содержатся в 4-х основных первоисточниках – произведениях древнерусской письменности. Это «Краткая летописная повесть», «Пространная летописная повесть», «Задонщина» и «Сказание о Мамаевом побоище». Кроме того, краткий, вторичного происхождения, рассказ о битве мы находим в «Слове о житии и преставлении великого князя Дмитрия Ивановича». Упоминания о Куликовском сражении сохранились также у двух прусских хронистов, современников того события: Иоганна Пошильге и Дитмара Любекского. Рассказ о встрече перед битвой Дмитрия Донского с Сергием Радонежским и о посылке им на бой Пересвета и Осляби приводится в «Житии Сергия Радонежского».

Для любителей истории и средневековой русской словесности приведу текст «Краткой летописной повести» о Куликовской битве. Это наиболее ранний, а отсюда – весьма уникальный письменный источник о том сражении, созданный, скорее всего, до 1409 года. Последующие описания битвы, так или иначе, отталкивались от этой летописной версии того события.

О ВЕЛИКОМЪ ПОБОИЩИ, ИЖЕ НА ДОНУ

«Того же лета безбожныи злочестивыи Ординскыи князь Мамаи поганыи, собравъ рати многы и всю землю половечьскую и татарьскую и рати понаимовавъ, фрязы и черкасы и ясы, и со всеми сими поиде на великаго князя Дмитриа Ивановича и на всю землю русскую. И бысть месяца августа, приидоша отъ Орды вести къ князю къ великому Дмитрию Ивановичю, аже въздвизаеться рать татарьскаа на христианы, поганыи родъ измалтескыи, и Мамаи нечестивыи люте гневашеся на великаго князя Дмитриа о своихъ друзехъ и любовницехъ и о князехъ, иже побьени быша на реце на Воже, подвижася силою многою, хотя пленити землю русскую. Се же слыщавъ князь великии Дмитреи Ивановичь, собравъ воя многы, поиде противу ихъ, хотя боронити своея отчины и за святыя церкви и за правоверную веру христианьскую и за всю русьскую землю. И переехавъ Оку, прииде ему пакы другыя вести, поведаша ему Мамая за Дономъ собравшася, въ поле стояща и ждуща къ собе Ягаила на помощь, рати литовскые. Князь же великии поиде за Донъ и бысть поле чисто и велико зело, и ту сретошася погании половци, татарьстии плъци, бе бо поле чисто на усть Непрядвы. И ту изоплъчишася обои, и устремишася на бои, и соступишася обои, и бысть на длъзе часе брань крепка зело и сеча зла. Чресъ весь день сечахуся и падоша мертвыхъ множьство бесчислено отъ обоихъ. И поможе Богъ князю великому Дмитрию Ивановичю, а мамаевы плъци погании побегоша, а наши после, биющи, секуще понаныхъ безъ милости. Богъ бо невидемою силою устраши сыны Агаряны, и побегоша обратиша плещи свои на язвы, и мнози оружиемъ падоша, а друзии въ реце истопоша. И гнаша ихъ до рекы до Мечи и тамо множество ихъ избиша, а друзии погрязоша въ воде и потопоша. Иноплеменници же гоними гневомъ Божиимъ и страхомъ одръжими суще, и убежа Мамаи въ мале дружине въ свою землю татарьскую. Се бысть побоище месяца септября в 8 день, на Рожество святыя Богородица, въ субботу до обеда. И ту оубиени быша на суиме князь Феодоръ Романовичь Белозерскыи, сынъ его князь Иванъ Феодоровичь, Семенъ Михаиловичь, Микула Василиевичь, Михаило Ивановичь Окинфовичь, Андреи Серкизовъ, Тимофеи Волуи, Михаило Бренковъ, Левъ Морозовъ, Семенъ Меликъ, Александръ Пересветъ и инии мнози. Князь же великии Дмитреи Ивановичь съ прочими князи русскыми и съ воеводами и съ бояры и съ велможами и со остаточными плъки русскыми, ставъ на костехъ, благодари Бога и похвали похвалами дружину свою, иже крепко бишася съ иноплеменникы и твердо зань брашася, и мужьскы храброваша и дръзнуша по Бозе за веру христианьскую, и возвратися отътуду на Москву въ свою отчину съ победою великою, одоле ратнымъ, победивъ врагы своя. И мнози вои его возрадовашася, яко обретающе користь многу, погна бо съ собою многа стада конии, вельблюды и волы, имже несть числа, и доспехъ, и порты, и товаръ. Тогда поведаша князю великому, что князь Олегъ Рязаньскыи послалъ Мамаю на помощь свою силу, а самъ на рекахъ мосты переметалъ. Князь же великии про то въсхоте на Олга послати рать свою. И се внезапу въ то время приехаша къ нему бояре рязаньстии и поведаша ему, что князь Олегъ повергъ свою землю, да самъ побежалъ и со княгинею и з детми и съ бояры и з думцами своими. И молиша его о семъ, дабы на нихъ рати не слалъ, а сами биша ему челомъ и рядишася у него въ рядъ. Князь же великии, послушавъ ихъ и приимъ челобитие ихъ, не остави ихъ слова, рати на нихъ не посла, а самъ поиде въ свою землю, а на рязанскомъ княженье посади свои наместници. Тогда же Мамаи не во мнозе утече съ Доньского побоища и прибеже въ свою землю въ мале дружине, видя себе бита и бежавша и посрамлена и поругана, пакы гневашеся, неистовяся, яряся и съмущашеся, и собраша останочную свою силу, еще въсхоте ити изгономъ пакы на великаго князя Дмитрея Ивановича и на всю русскую землю. Сице же ему умысльшу и се прииде ему весть, что идеть на него некыи царь со востока, именемъ Токтамышь изъ Синее Орды. Мамаи же, еже уготовалъ на нь рать, съ тою ратию готовою поиде противу его, и сретошася на Калкахъ. Мамаевы же князи, сшедше съ конеи своихъ, и биша челомъ царю Токтамышу и даша ему правду по своеи вере, и пиша къ нему роту, и яшася за него, а Мамая оставиша, яко поругана, Мамаи же, то видевъ, и скоро побежа со своими думцами и съ единомысленникы. Царь же Токтамышь посла за нимъ въ погоню воя своя и оубиша Мамая, а самъ шедъ взя Орду мамаеву и царици его и казны его и улусъ весь поима, и богатьство Мамаево раздели дружине своеи. И отътуду послы своя отъпусти на русскую землю ко князю великому Дмитрию Ивановичу и ко всемъ княземъ русскымъ, поведая имъ свои приходъ и како въцарися, и како супротивника своего и ихъ врага Мамая победи, а самъ шедъ седе на царстве волжьскомъ. Князи же русстии пословъ его отъпустиша съ честию и съ дары, а сами на зиму ту и на ту весну за ними отъпустиша коиждо своихъ киличеевъ со многыми дары ко царю Токтамышю…»

Изучая Куликовскую битву, историки и литературоведы к сегодняшнему дню выявили в источниках XV–XVI веков значительный массив информации, не соответствующий исторической реальности. На то были свои причины, как объективные, так и субъективные и об этом много уже всего написано. Но не о том сейчас речь. Давайте поразмышляем о другом. Так ли уж всегда и важны нам некоторые «точности» исторические, ради которых поломано и ещё будет немало сломано копий, а современники назовут всё это историческим кошмаром? Разумеется, имею ввиду не те, доходящие порой до курьёзов, новоделы от фоменок, с подачи которых, например, Куликовская битва произошла в Москве, а Мамай стал «святым». А вот, к примеру, такие: был ли перед сражением бой Пересвета с Челубеем?

В памяти народной не одно столетие хранится эпическое повествование об этом поединке, наполняя сердца русских людей гордостью за отвагу наших предков, вставших на защиту родного Отечества. Но ведь, как выяснили учёные, поединка такого вовсе и не было! Точнее, не было в той форме и с теми действующими лицами, как его описывают летописные источники. Как, к слову, не было и многих других событий в истории нашего отечества, созданных народным эпосом, живущих столетиями в памяти людской, устно передаваемых в сказаниях, легендах и перешедших затем в письменные источники.

Андрей Можаев – автор-публицист сайта Проза.ру, мой добрый друг, в ответе на одну из рецензий под своим материалом «Три столицы Руси», опубликованном на сайте, пишет: «…миф имеет свою структурирующую силу. В этом часто миф даёт больше, чем соединение подтверждённых фактов, гипотезы… В мифе – преемственность поколений, цельность и единства народа как личности. Сбалансировать миф и науку – вот интересно… Миф даёт нам живой ОБРАЗ истории через ОБРАЗЫ живых личностей… Я сам рос в Симоновом монастыре. Всё детство наполнено было Пересветом и Ослябей. На всю жизнь для меня и всех моих друзей, как и для наших предков, они – ГЕРОИ. Я понимаю громадное воспитывающее значение поединка богатырей на Куликовом поле... И мне, в зрелом уме, это знание не мешает (знание того, что поединка всё же не было – А. П.). Во мне нет противоречия между мифом и фактом. Это очень и очень интересный момент самосознания. А выдерни из меня этот стержень, отними живой, личностный образ ГЕРОЕВ, и я буду обкраденным, хоть и информированным. Но эту информированность мне уже не к чему будет в жизни деятельно приложить. Вот вопрос...»

Вопрос этот действительно интересный, и уж, тем более, далеко не праздный. Как относиться к тем или иным историческим мифологемам, неточностям и даже ошибкам, как сопоставить историю с эпосом и официозом, нужны ли споры «до хрипоты» – было или не было. Во многих случаев, конечно же, нужны. И в тоже время…

Уже сравнительно давно замечено, что многие исторические ошибки не редко не являются случайными и лишенными всякого смысла. И это очень важно знать и себе представлять. Такой подход позволит совершенно в ином ракурсе относиться к своей истории и исторической науки как таковой. Это очень серьёзная тема для разговора, далеко выходящая за рамки нашего очерка. Здесь же только отмечу то, что в большинстве своём рассматриваемые нами историзмы (мифологемы, ошибки и пр., но, отнюдь, не то, что носит сегодня название фоменковщина, суворовщина и др.) отражают представления их авторов на те или иные исторические события, сформированные под влиянием их мировоззрения, общественных взглядов, индивидуальных психологических особенностей, образования, многих других факторов.

Историческая мифология несёт в себе ценнейший материал для изучения исторического сознания и исторической памяти народа. Историко-культурная ценность многих повествований, например, о Куликовской битве, с их ошибками и неточностями, состоит, прежде всего, в том, что они донесли до нас основные детали того события и эмоциональные впечатления его участников и очевидцев. На этой основе строили свои рассказы о битве и добавляли свои ошибки последующие поколения. Так шло формирование мифологических напластований, а заодно и исторического сознания народа – уникальнейшего материала для изучения прошлого своей страны.

К сожалению, отечественная историческая наука ещё недостаточно занимается этой проблемой, тогда как в зарубежной – историко-культурологический подход с успехом используется уже давно.

Если плыть сегодня в верховьях Оки от Серпухова до Калуги на курсирующих здесь летом скоростных речных трамвайчиках, то вскоре после Алексина, по левую сторону увидим высоко поднятое над рекой, как бы уходящее в синь неба, древнее городище, с просматривающимися и ныне здесь остатками когда-то мощных оборонительных сооружений – рвами, земляными валами и насыпями. Удивительное, исторически одухотворённое живописное место.

О таких местах на Оке, где часто мне доводится бывать, рассказывать в своих очерках, книгах, Андрей Можаев, обращусь ещё раз к его красивому и ёмкому слогу, писал: «Ах, Ока-матушка! Сколько ж рассказать может! Да, это сердце Руси. Ведь по Оке, особенно – в верхнем и среднем её течениях, нет ни одного камушка без предания, истории, ни одного дерева старого, случайного и безродного... Эти места – громадный исторический заповедник. Живой, причём, и живущий. Если б о нём позаботиться как следует, там всяких табличек мемориальных было бы по плотности на квадратные метры гораздо больше, чем в центре Питера или Москвы…»

Несколько столетий назад здесь, на окском крутогорье, стоял древний город Любутск – родина русских богатырей, героев Куликовской битвы, подвиг которых и сегодня жив в памяти народной – Александра Пересвета и Андрея Осляби.

Легенды гласят о том, что было дано свыше Ослябе предсказывать. Взял в жёны он синеглазую Марфу и знал уже, что погибнет она от рук пришлого врага, так оно и случилось. Только на второй день литовского нашествия на Любутск нашёл он свою Марфу с ножом в спине и рядом плачущего малолетнего Якова. Знал он и о судьбах младшего своего брата Александра Пересвета и сына своего Якова, об их погибели в битве со степняками на поле Куликовом. Перед сражением говорил он Пересвету: «Уже, брате, вижу раны на сердце твоём тяжки. Главе твоей пасть на сыру землю, а на белую ковыль – моему сыну Якову».

Те же легенды рассказывают нам о несчастной любви Александра Пересвета к молодой княжне, которая, повинуясь воле отца своего, вышла замуж за нелюбимого ею человека. Ушли от мирской жизни Александр и Андрей в монастырь и нашли там их души успокоение…



  • Разделы сайта