То был старый рыбак, промышлявший на Гольфстримі сам-один в своей лодке. Вот уже восемьдесят четыре дня он выходил в море и не поймал ни одной рыбки. Первые сорок дней с ним был парень. И по сорока несчастливых днях мальчику родители сказали, что старый теперь решительно и бесповоротно salao1, то есть совершенно бесталанный, и велели сыну перейти к другому рыбаки, с которым он первой же недели поймал три добренні рыбины. Парню было обидно видеть, как старик в день возвращается ни с чем, и он каждый раз шел помочь ему преподнести змотану снасть, гарпун, ости или мачту с парусом. Парус был полатане мешковиной и, обернутый вокруг мачты, похоже на флаг безустанной поражения.
Старик был кощавий, истощенный, затылок его поорали глубокие морщины на лице темнели коричневые пятна безвредного накожного рака, что появляются от солнечного луча, отраженного тропическим морем. Те пятна сбегали вниз по щекам до самой шеи.
Ладони старика были иссечены глубокими поперечными рубцами от плетеной лески, которой он тянул из воды крупную рыбу. И. ни один из тех рубцов не был свежий - все старые, как борозды на пересохшей земле.
Все в нем было старое, кроме глаз, а они имели цвет моря и блестели весело и непереможно.
Деду Сантьяго, - сказал ему парень, когда они поднимались от берега, где оставили лодку, - я мог бы снова ходить в море с тобой. Теперь мы призбирали немного денег.
Старик научил парня рыбачить, и тот любил его.
Нет, - сказал старик. - Ты теперь на счастливом лодке. Оставайся там.
Но вспомни, как ты когда-восемьдесят семь дней подряд возвращался ни с чем, а потом мы три недели ловили каждый день по огромной рыбине.
Помню, - сказал старик. - Я знаю: ты ушел от меня не потому, что отчаялся.
Велел папа. А я ведь еще несовершеннолетний и должен слушаться его.
Знаю, - сказал старик. - Так и должно быть.
Они поднялись по дороге к хижине старого и зашли в открытую дверь. Старик простер мачту к стене, а парень поставил рядом ящик и остальные орудия. Мачта была длиной почти такая, как вся хижина, слепленная из цепких брунькових щитков королевской пальмы, известных под названием гуано. Там стояли кровать, стол и стул, а просто на полу был очаг, где старый разжигал древесный уголь и варил себе еду. На темных стенах с розрівняних и плотно пригнанных друг к другу шероховатых волокнистых щитков висело цветное изображение Святого сердца Господнього2 и еще одно - Медной Богоматері3. То были памятки по жене. Когда на стене висела и ее подкрашенная фотография, но старик снял то фото, потому что, глядя на него, слишком остро чувствовал свое одиночество, и теперь оно лежало на полке в углу под его чистой рубашкой.
Восемьдесят пять - счастливое число, - молвил старик. - Что ты скажешь, если я завтра притащу рибисько на тысячу фунтов чистого веса?
Ну, я беру сетку и иду по сардины. А ты посидишь здесь на пороге против солнышка?
Ага. Я имею вчерашнюю газету, то почитаю о бейсболе.
Когда он вернулся, солнце уже зашло, а старик спал на своем стуле. Парень снял с кровати старое солдатское одеяло и накинул ему на плечи поверх спинки стула.
То были удивительные плечи - и до сих пор еще мощные, хоть и старые, - и шея тоже еще крепкая, и теперь, когда старик спал, склонив голову на грудь, морщины на затылке отличались не так четко. Рубашка на нем была такая же латанная-перелатанная, как и парус, и заплаты, неровно повицвітавши на солнце, пестрели разными цветами. А вот лицо было очень старое и с закрытыми глазами казалось совсем безживним. Газета лежала у него на коленях, и рука, упав на нее, не давала вечернем ветру сдуть ее прочь. Ноги старика были босые.
Заснул он скоро, и во сне ему вспоминался Африка его юношеских лет: длинные берега, золотистые и белые - такие белые, что аж глазам больно - высокие мысы и огромные темные горы. Теперь он каждую ночь оказывался на тех берегах, и слышал во сне, как грохочут волны прибоя, и видел, как вскрывают их лодки туземцев. Он слышал дух смолы и пакли, что стоял над палубой, слышал дух Африки, что его приносил с берега утренний ветерок.
Ему уже более не снились ни штормы, ни женщины, ни выдающиеся события, ни большая рыба, ни драки, ни соревнования силачей, ни его жена. Снились только далекие пейзажи и еще львы на берегу. Они играли в предвечерних сумерках, словно котята, и он любил их так же, как любил парня. И парень не снился ему никогда.
Старик проснулся, посмотрел сквозь открытую дверь на месяц, тогда развернул штаны и натянул на себя. Выйдя из хижины, он справил малую нужду, тогда подался дорогой будить парня. От утреннего холода его пробирала дрожь. И он знал, что скоро согреет шествие, а там скоро и на весла...
Он всегда мысленно называл море la mar, как говорят по-испанскому те, кто его любит. И хоть иногда вспоминают его лихом, однако всегда говорят о нем, как о женщине. Кое-кто из младших возрасте рыбаков, те, что цепляли на свою снасть буйки вместо поплавков и имели моторные лодки, купленные во времена, когда акулья печень давала большую выгоду называли его el mar - в мужском роді4. Они говорили о нем как о сопернике, как о бездушный пространство, ба, даже как о враге. И старик всегда думал о море как о женщине, о живом существе, что может и подарить великую милость, и лишить ее, а если и делает что-то плохое или нерозважне, то лишь потому, что такова уж ее натура. «Вон и месяц розтривожує море так же, как и женщину», - думал старик.
Он греб размеренно, без особых усилий, потому что хорошо умел держать постоянную скорость, и поверхность океана была гладкая, если не считать единичных заворотов на течения. Старый рулил за водой оставив добрую треть своей работы на течение, поэтому, когда начал заниматься на свет, он увидел, что доплыл куда дальше, чем надеялся за это время.
Он не помнил уже, когда начал говорить вслух, рыбача одиночкой. Когда-то раньше, оставаясь в одиночестве, он пел; время пел и ночами, неся вахту на рыболовных парусниках и охотничьих судах, ходивших по черепах. А разговаривать сам с собой начал, видимо, тогда, когда от него ушел парень. Но наверняка он не помнил. Рыбача вместе, они с парнем конечно не отзывались друг к другу без надобности. Разговаривали в основном по ночам или же оставаясь на берегу в непогоду. Между рыбаков считалось зазорным болтать в море, и старый всегда одобрял и уважал этот обычай. Но теперь он часто высказывал свои мысли вслух - ведь это никому не вадило.
Если бы кто услышал, что я так разговариваю вслух, то подумал бы, что мне отняло ум, - сказал он. - Однако я при своем уме, так вот, мне до того безразлично.
Он не отводил глаз от жилок и именно в этот миг увидел, как одно зеленое удилище над бортом резко дернулось вниз.
Ага, - молвил старик. - Ага, - и беззвучно положил весла. Тогда потянулся к жилки и осторожно взял ее большим и указательным пальцами правой руки. Он не почувствовал ни натяжения, ни веса и государств жилку свободно, без усилия. Вдруг она снова дернулась. На этот раз - легонько, как-то неуверенно; и старик хорошо знал, что это означает. Там, в глубине, за сотню саженей от лодки, марлин объедал сардины, нанизанные на острие и изгиб виклепаного ручным способом крючка, что витикався с головы небольшого тунца, насаженного на стержень.
Жилка и дальше потихоньку сіпалась у него между пальцами и старый радовался тому, и вдруг почувствовал, как она напряглась от огромного, просто-таки невероятной тяжести. То была вес рыбины, и он отпускал леску все глубже, глубже, глубже, и первый из двух запасных мотков быстро раскручивался. Жилка легко проскальзывала у него между пальцами, и старик, хоть почти и не придержував ее, все равно чувствовал огромную тяжесть на том конце.
Вот это рыбина, - сказал он. - Крючок вонзился ей в пасть, и теперь она убегает с ним вместе.
Рыбина неуклонно тащила вперед, и они медленно шли тихим морем. Остальные крючков с наживой и до сих пор оставалась в воде, но с этим трудно было что-то помочь.
Жаль, что со мной нет мальчика, - сказал старик. - Рыба тянет меня на буксире, и я словно привязан к ней тросом. Можно, конечно, привязать леску до лодки. Но тогда рыбина может урвать ее. Поэтому надо держать, пока станет силы, и отпускать леску, когда ей заблагорассудится дернуть. Еще слава Богу, что она плывет вперед, а не уходит в бездну.
«Не знаю, что и делать, как она надумает пойти вниз. А что я сделаю, как ее потянет на дно и она там умрет! Ет, что-то и сделаю. Мало ли всяких способов?!».
Старый сдерживал жилку спиной и смотрел, как она косвенно рассекает воду, а лодка неуклонно продвигается дальше на северо-запад.
«Эта правда доконает ее, - подумал он о рыбину. - Не может же она плыть без конца». И прошло еще четыре часа, а рыба все так же неуклонно плыла ген в открытое море, таща за собой лодку, и старик все так же крепко упирался в лавку, здержуючи спиной натягнену снасть.
Когда я подцепил ее, был полдень, - сказал он. - А я и до сих пор ее не видел.
Целую ночь рыба плыла так же неуклонно, никуда не збочуючи, - старик мог видеть это по звездам. Когда зашло солнце, воздух похолодало, и пот на спине, плечах и ногах старого быстро высох. Еще днем он взял мешок, которым накрыл ящик с наживой, и простелил его на солнце сушиться. А когда солнце зашло, обвязал мешок вокруг шеи, спустил себе на спину и осторожно заправил под жилку, что ее теперь государств, перепустивши за плечами. Мешок смягчил давление, и старик сумел привязаться к носу лодки в такой способ, что ему стало почти удобно. На самом деле эта поза лишь на какую-то толику облегчила невыносимая тяжесть, однако старик считал, что теперь ему почти удобно.
«Я ничего не могу с ней поделать, и она со мной тоже, - подумал он. - По крайней мере, пока тянет так напрямик».
Тогда сказал вслух:
Жаль, что нет со мной парня. Помог бы мне все это увидел.
«Нельзя, чтобы человек доживала свои дни в одиночестве, - подумал он. - Но ничего не поделаешь.
«Интересно, чего это она так отшатнулась, - подумал он. - Пожалуй, поводок дернул ее по спинному горбу, ей, конечно, не так мозолит спину, как мне. Однако не может же она без конца тянуть лодку, какая бы ни была велика и сильна. Теперь я убрал все, что могло бы мне помешать, и имею в запасе много жилки, следовательно, лучшего и желать нечего».
Рибо, - негромко произнес он, - пока я жив, я тебя не покину.
«Да и она меня, пожалуй, не покинет, - подумал старик, ожидая, пока розвидніє. В этой предрассветной поре стало еще холоднее, и он прислонился к доскам, чтобы немного согреться. «Все, что она слаба, могу и я», - подумал он. Загорелось на свет, и он увидел, как жилка, простираясь от его плеча, косвенно заходит в воду. Лодка неуклонно двигался вперед, и когда из-за горизонта виткнувся краешек солнца, его лучи упали на правое плечо старика.
С севера к лодки подлетела небольшая птичья. То была какая-то певчая птичка, и она летела очень низко над водой. Старик заметил, что она совершенно обессилена.
Птица села на корму передохнуть. Потом пурхнула в старика над головой и уселась на леске, где ей было удобнее.
Сколько тебе лет? - спросил старик. - Это твое первое путешествие?
Когда он отозвался, птичья посмотрела на него. Она была такая усталая, что даже не примерялась, садясь на жилку, и теперь покачивалась, цепко обхватив ее своими хрупкими пазурцями.
Леска натянута крепко, - сказал ей старик. - Слишком крепко. Чего же это ты так устала по безветренной воде? И что оно творится с птицами?
«А есть же еще ястребы, - подумал он. - Те вылетают более морем вам наперерез». Но птичьи этого не сказал и все равно она его не поняла бы, а о ястребов скоро должна была узнать сама.
Хорошо отдохни, имела птице, - сказал старик. - А тогда вертай к берегу и ищи своей судьбы, как ищут ее все - и люди, и птицы, и рыбы.
Разговор немного взбодрила его, потому что за ночь спина у него совсем затекла и теперь уже болела по-настоящему.
Когда хочешь, погостюй у меня тут, птице, - сказал он. - Жаль, что я не могу поставить парус и отвезти тебя, - вон как раз и ветерок снимается. И, к сожалению, я не один, а с товарищем.
Именно в этот миг рыбина вдруг так різонула жилку, что старик повалился на нос лодки и наверняка выпал бы за борт, если бы не уперся в доски и не попустил снасть.
Когда рыбина дернула, птичья пурхнула прочь, и старик не заметил, как она исчезла. Он осторожно пощупал жилку правой рукой и увидел на ладони кровь.
Видимо, что-то проняло ей, - молвил старик и потянул к себе снасть, пробуя вернуть рыбину обратно. И, напялив жилку к відпору, он снова сел, как раньше, только здержуючи ее натяжение.
Я вижу, рибо, что оно все-таки дается тебе знать, - сказал он. Мне тоже, Бог свидетель.
Он поискал глазами птицу, потому рад был хоть ее обществу. Однако птица исчезла.
«Огромная рыбина, и я должен укротить ее, - думал старик. - Нельзя давать ей почувствовать, какая она сильная и на что способна, когда бы стала убегать. Будучи ею, я бы сейчас пошел на отчаяние души и дал тягу, пока что-то лопнуло бы. И, слава богу, рыбы не такие умные, как мы убиваем их, зато куда более благородные и более».
Старом случалось видеть много крупной рыбы. Видел он и немало рыбин, весили свыше тысячи фунтов, да и сам за свою жизнь поймал две такие, но никогда не ловил одиночкой. И вот теперь, сам-один далеко от берега, был привязан к самой большой рыбины из всех, которых он когда-либо видел или о которых слышал, а его левая рука до сих пор была в полном недоумении, словно стиснутые когти орла.
«Ничего, отойдет, - думал он. - Непременно отойдет и поможет правой. Они же все и три будто сестры - рыба и мои две руки. Должна отойти. Это же просто нечестно, что и она так себя ведет».
Тем временем рыба снова притишила ход и плыл ровно, как и раньше.
«Интересно, чего это она вынырнула, - подумал старик. - Как будто только на то, чтобы показать мне, какая она огромная. Да, теперь я это знаю. Хорошо было бы и показать ей, что я за человек. Но тогда бы она увидела мою скорченную руку. Нет, пусть себе думает, будто я сильнее, чем на самом деле, а я уж постараюсь не оплошать. Эх, если бы я был ею и имел все, что она имеет против моего единственного оружия - воли и разума».
«Хорошо, если бы она заснула, тогда и я мог бы поспать и увидеть во сне львов, - подумал он. - Почему те львы - самое важное из всего, что у меня осталось?.. Выброси из головы эти мысли, старик, - велел он себе. - Сиди тихо тут у борта, отдыхай и ни о чем не думай. Рыбина тратит силу. А ты должен расходовать ее как можно меньше».
Когда зашло солнце, старый, чтобы придать себе уверенности, стал вспоминать, как когда-то в одной таверне в Касабланке он мерился силой с дуженним негром с Сьєнфуегоса, что был самым первым силачом в тамошнем порту. Целый день и целую ночь они сидели, уперев локти в черту, проведенную мелом на столе, и крепко стиснув поставлены И стоймя руки, и каждый старался пригнуть к столу руку противника. Почти все вокруг спорили, кто победит, люди заходили и выходили из таверны, освещенной керосиновыми лампами, а он пристально смотрел на руку негра и на его лицо. После первых восьми часов судьи начали меняться через каждые четыре часа, чтобы немного поспать. Из-под ногтей и у него, и у негра выступала кровь, и они и дальше смотрели в глаза и на руку друг другу, между тем как зрители заходили и выходили, сидели на высоких стульях вдоль стены и ждали. Деревянные стены таверны были окрашены в светло-голубой цвет, и лампы отбрасывали на них тени обоих противников. И когда ветер снаружи колыхал лампы, огромная тень негра хилиталася на стене.
В течение целой ночи преимущество раз склонялась от одного к другому; негру подносили ром и розкурювали для него сигареты. Выпив рому, он вовсю напинався и однажды почти на три дюйма отклонил руку старика, что был тогда не «старый», а Сантьяго El Campeon5. Однако старый, смог снова поставить руку неподвижно. После того Он уже не сомневался, что победит противника, хоть негр был добрый человек и незаурядный силач. На рассвете, когда зрители, пошли в заведения, стали просить, чтобы судья объявил ничью, а тот лишь молча качал головой, старик сделал последнее рвучке усилия и стал пригибать негрову руку все ниже и ниже, пока она легла на деревянную столешницу. Соревнование началось в воскресенье утром, а закончилось утром в понедельник. Многие из зрителей уже требовал ничьей, потому что им надо было идти на работу - кому в порт грузить мешки с сахаром, а кому до Гаванской компании. Если бы не это, все они охотно дождались бы конца соревнования. И старик закончил его вовремя, раньше чем они должны были идти на работу.
Уже совсем стемнело, как то всегда бывает в сентябре, когда тьма приходит сразу же после захода солнца. Старик навалился грудью на потрепанные носовые доски и как мог пытался отдыхать. Он не знал, как называется звезда Рігель6, но видел ее и знал, что вскоре засветятся и все другие звезды, его далекие друзья, и снова будут с ним.
И рыба также мне друг, - произнес он вслух. - Я еще никогда не видел такой рыбины, даже и не слыхал о таких. И все равно я должен убить ее. То еще хорошо, что нам не приходится охотиться на заре.
«А что, если бы человеку ежедневно нужно было убивать месяц? - подумал старик. - И месяц бежал бы от нее. Или если бы она должна была ежедневно гнаться за солнцем, чтобы убить его? Итак, мы еще не такие бесталанные», - развлек он.
Потом ему стало жалко большую рыбину, которая не имела нечего есть; хоть он и сочувствовал рыбине, однако его ни на мгновение не оставлял твердое намерение убить ее. «Это же сколько людей она накормит, - подумал старик. - И стоят ли они того, чтобы есть ее? Нет, отнюдь. Никто не стоит кушать эту рыбину, что ведет себя так разумно, с таким огромным достоинством. Я не очень разбираюсь во всех этих вещах, - думал он дальше. - И все-таки хорошо, что нам не надо замеряться убить солнце, луна или звезды. Достаточно и того, что мы живем у моря и вбиваем своих искренних братьев.
Уже с час в глазах старого мерцали темные пятна, соленый пот затекал ему в глаза и больно обжигал их и так же больно обжигал царапины на лбу. Темных пятен старик не боялся - то была естественная вещь при таком напряжении, с которым он натягивал снасть. И вот уже дважды ему наморочилось в голове, и это обеспокоило его.
Не может быть, чтобы я зломився и скончался через эту рыбу, - произнес он. - И еще и теперь, когда она делает все, что мне надо. Боже, помоги мне выстоять. Я сто раз прокажу «Отче наш» и сто раз «Богородицу». Только сейчас не могу.
Рыбину старый увидел тогда, когда она поворачивала в третий раз. Сначала он увидел темную тень - она проплывала под лодкой так долго, что старый аж глазам своим не поверил.
Нет, - сказал он. - Не может она быть такой большой. И рыба действительно была такая большая, и когда, заканчивая это круг, она поднялась к поверхности всего за тридцать ярдов от лодки, старик увидел над водой ее хвост. Он был выше лезвие крупнейшей косы, отклонен назад, и на фоне темной воды казался чуть окрашенным в сиреневый цвет. Пока рыба плыла так у самой поверхности, старик успел увидеть ее огромное туловище и фиолетовые полосы, опоясывали его. Ее спинной плавник был спущен, а огромные плавники на груди широко розпростані в стороны.
За каждым плавным, неторопливым поворотом рыбины он выбирал все больше жилки и уже был уверен, что не дольше чем за два круга сможет вгородити в нее гарпун.
«Только надо подтянуть ее еще ближе, как можно ближе, - думал он. - И не надо бить в голову. Надо укр. влучиты) просто в сердце».
Будь спокойным и сильным, старик, - велел он себе.
И когда он, весь напрягшись еще до того, как рыбина поравнялась с лодкой, изо всех сил стал тянуть, она лишь завалилась на бок, но тут же восстановила равновесие и поплыла прочь.
Рибо, - сказал старик. - Рибо, тебе же все равно умирать. Неужели ты хочешь убить и меня?
«Нет, так я ничего не сделаю, - подумал он. Во рту у него совсем пересохло, и он уже не мог говорить, но доставать бутылку с водой сейчас никак не выпадало. - Раз надо подтянуть ее к борту, - думал он. - На эти повороты мне больше не хватит силы... Нет, хватит, - осадил он сам себя. - Тебе хватит силы на все».
При следующем повороте он чуть не доконал. Но рыбина вновь выровнялась и неспешно поплыла прочь.
«Ты убиваешь меня, рибо, - подумал старик. - Но ты имеешь на это право. Никогда еще я не видел такой величественной, прекрасной, спокойной и благородной существа, как ты, сестра моя. Ладно, убей меня ты. Мне все равно, кто кого убьет...
Тебе мутится в голове, - остановил он себя. - А надо, чтобы голова была ясная. Так что бди своих мыслей и научись сносить лишения, как мужчина. Или как эта рыбина», - так же мысленно добавил старик.
Прояснюйся, голова, - произнес он и едва услышал собственный голос. - Ну же, прояснюйся.
Еще два круга не дали никаких последствий.
«Не знаю, что и действовать, - думал старик. За каждой новой неудачей ему казалось, что он вот-вот пустится духа. - Просто не знаю. Но попробую еще раз».
Он попытался еще раз и, повалив рыбину на сторону, почувствовал, что теряет сознание. А рыбина выпрямилась и снова медленно поплыла прочь, покачивая над водой своим огромным хвостом.
«Попробую снова», - пообещал себе старый, хоть руки ему совсем обессилели, а в глазах было темно, и только изредка на мгновение прояснювалось.
Старик уронил наземь снасть, наступил на нее ногой, занес гарпун так высоко, как мог, и сколько было силы, которая еще осталась в нем, и той, которую он призвал на помощь в эту минуту, угородив его в сторону рыбины, именно позади грудного плавника, что ставился над водой на уровне человеческих груди. Он почувствовал, как железное острие заходит в рыбину, и, упершись в гарпун, подвинул его еще глубже, а тогда всем телом наважив на древко.
И вдруг рыбина, уже поражена смертью, ожила и вынырнула высоко над водой, словно показывая всю свою величінь, могущество и красоту. Казалось, она повисла в воздухе над головой старика и его лодкой. А тогда с гримким всплеском упала в море, обдав ливнем брызг и старого, и весь лодку.
Высоко в небе шли кучевые облака, а еще выше над ними видніло немало пір"їстих, и старик знал, что ветер не утихнет целую ночь. Он то и дело поглядывал на рыбину, чтобы убедиться, действительно ли она есть. Миновал еще час, когда налетела первая акула.
Акула появилась не случайно. Она поднялась из глубины еще тогда, когда в море заклубочилась и розпливлась ген-ген от поверхности темное пятно крови. Поднялась так стремительно и безбоязненно, что рассекла поверхность голубой воды и вынырнула против солнца. Затем снова нырнула под воду, почувствовала дух крови, что тянулся вслед за лодкой и рыбой, и стремглав пустилась вдогонку.
Временами она теряла след. Но каждый раз находила его снова, - если и не самый следует, то едва слышный его дух, - и неуклонно неслась вперед.
Когда старик увидел ее, он понял, что эта акула не ведает страха и поступит так, как ей заблагорассудится. Ожидая, пока она подплывет поближе, он приготовил гарпун и крепко привязал конец каната.
Акула была уже возле самой кормы, и, когда она метнулась к рыбины, старик увидел ее роззявлену пасть, и странные глаза, и вискал зубов, вплоть хлопнули, впинаючись в рыбину впереди хвоста.
Была лишь массивная, заостренная голубя голова, и большие глаза, и хищные, хряскітливі, всежерні челюсти. Но именно там, в том месте, был мозг, и старик ударил туда. Ударил зраненими, окровавленными руками, изо всех сил метнув острый гарпун. Ударил без надежды, но полон решимости и истошного ярости.
Акула перевернулась на спину, и старик увидел, что глаза ее уже неживое; потом она перевернулась еще раз, дважды обкрутивши вокруг себя веревку. Старик знал, что она мертва, и акула не хотела с этим примириться. Уже лежа на спине, она молотила хвостом, щелкала челюстями, а потом вдруг рванулась прочь, бороздя воду, словно быстроходный катер. Море вдоль нее стало белое от пены, взбитой хвостом, а сама акула на три четверти снялась над поверхностью, и в этот миг: канат туго набычилась, задрожала и тут же лопнул. Акула какую-то волну неподвижно лежала на воде, а старик смотрел на нее. Потом она медленно пошла на дно.
Она забрала у меня сорок фунтов рыбы, - произнес старик. «А также гарпун и всю веревку, - добавил он мысленно. - И теперь с моей рыбы снова течет кровь, а это притягивает других акул».
Вот уже два часа он плыл, удобно устроившись на корме, время от времени жевал мякоть большого марлина и пытался немного отдохнуть и окрепнуть на силе, когда вдруг увидел первую из двух новых акул.
Galanos - сказал он.
Акулы подплыли ближе. Одна повернула в сторону и исчезла под лодкой, и тогда старик почувствовал, как затрясся лодку, когда акула начала кромсать рыбину. Вторая мгновение пристально смотрела на старика своими узкими желтыми глазами, а затем, широко разинув закругленные челюсти, с разгона вгрызлась зубами в уже потертый перед тем рыбий бок. На самом верху ее коричневой головы и спины, там, где головной мозг соединяется со спинным, было отчетливо видно ровную линию, и старый вогнал свой привязан к весла чем именно в то место. Тогда выдернул нож и ударил снова, на этот раз - в желтые, словно у кота, акульи глаза. Акула мгновенно оторвалась от рыбы и беззвучно ушла под воду. Уже умирая, она суетливо глотала то, что успела урвать.
Тем временем лодка и дальше трясся - то первая акула яростно кромсала рыбину, - и старик отпустил шкот, чтобы наклонить лодку на бок и добраться до акулы. А когда наконец увидел ее, то перегнулся через борт и ударил ножом. И попал в мягкое, и, наткнувшись на плотную кожу, его чем только едва проткнул ее.
Обращаться к рыбе он больше не мог: слишком уж она была изуродована. И вдруг у него мелькнула мысль.
Півриби, - сказал он. - Бывшая рибо. Мне очень жаль, что я заплыл так далеко. Я погубил нас обоих. Но сколько акул мы с тобой убили и сколько покалечили. А ты сама много их убила за свою жизнь, га, старая рибо? Не зря же ты носишь на голове свой меч.
Старый удовольствием думал о рыбину и о том, как бы она расправилась с акулой, когда бы плавала вот теперь на свободе. «Надо было мне отрубить ее меч и сражаться им с акулами», - подумал он. Но у него не было топора, а потом не стало и ножа.
«А если бы я отрубил его и как-то сумел привязать к веслу, вот была бы оружие. Тогда бы мы вместе сражались с ними. А вот что ты будешь действовать теперь, как они нападут ночью? Что ты можешь?»
Драться с ними, - сказал он. - Буду сражаться с ними, пока умру.
Наконец, одна акула подскочила до самой головы, и старик понял, что это уже конец. Он замахнувсь румпелем и ударил акулу по морде, в то место, где ее челюсти застряли в тугій, не поддающейся терапии рыбьей голове. Ударил раз, потом еще и еще. Но вдруг услышал, как румпель хлопнул в руках, и штриконув акулу в морду обломанным концом. Почувствовав, как острый обломок врезался во что-то мягкое, старый штриконув еще раз. Акула разжал челюсти и поплыла прочь, последняя из всей стаи, им есть более было нечего.
Старик с трудом сводил дух и чувствовал во рту какой-то странный привкус. Отдавало словно медью и чем-то сладким, и он на минутку был аж испугался. И скоро все прошло.
Он харкнув в океан и сказал:
Сожрите и это, galanos. И представьте себе, будто вы сожрали человека.
Старик знал, что теперь он побежден окончательно и безнадежно, и вернулся на корму. Воткнув обломок румпеля в проем стерна, он увидел, что вполне может управлять. Тогда обвил плечи мешком и снова направил лодку к берегу. Лодка шел теперь совсем легко, и старик сидел себе, ни о чем больше не думая и ничего не чувствуя. Теперь ему было безразлично, и он хлопотал только тем, чтобы счастливо и якнайвправніше довести лодку до родной бухты. Где-то ночью акулы напали на скелет рыбы, словно те обжоры, жадно хватают со стола последние крошки. Старик не обратил на них внимания, да и вообще ни на что не обращал внимания, кроме паруса и руля. Только отметил про себя, как легко идет лодка, лишившись своего огромного груза.
«Лодка у меня хороший, - думал он. - Крепкий, ничуть не поврежденный, кроме вот румпеля. И румпель легко заменить».
Старик почувствовал, что уже выплыл на течение, и теперь отчетливо видел впереди огни прибрежных поселков. Он знал, где оказался, - к дому оттуда было совсем близко.
«Как оно есть, а ветер нам все-таки друг, - подумал он, а потом поправился: - Бывает другом. И бескрайнее море - в нем у нас есть и друзья, и враги. И кровать, - вспомнил он. - Кровать тоже мой друг. Да, именно кровать, - подтвердил мысленно. - Кровать - то замечательная вещь... А как легко становится на душе, когда ты побежден, - вдруг подумал он. - Я никогда и не подозревал, как оно легко. А кто же тебя победил?» - спросил старик сам себя.
Никто, - сказал он. - Я заплыл слишком далеко в море, вот и только.
Когда лодка зашел в небольшую бухту, на «Террасе» уже не светилось, и старик понял, что все давно спят. Ветер, и перед тем все крепчал, теперь бурхав по-настоящему. Однако в бухте было уютно, и старый причалил к узкой клочка рини под скалами. Помочь было некому, и он сам вытолкнул лодку как мог дальше из воды. Тогда сошел на берег и припнув его к скале.
Он снял мачту, обвил вокруг нее парус и завязал веревкой. Затем нанес мачту на плечо и двинулся вверх. И только теперь понял, как тяжело он устал. Он на минутку пристав, оглянулся и в отсвете уличного фонаря увидел огромный хвост рыбины, что ставился высоко над его кормой лодки. Увидел и белую полосу обгризеного позвоночника, и темная громада головы с випнутим вперед мечом, и весь голый скелет.
Когда утром парень заглянул в дверь, старик еще спал. Ветер так завертелась, что рыбацкие лодки не смогли выйти в море, и парень встал позднее, а тогда направился к хижине старого, как делал каждое утро. Он увидел, что старик дышит, а потом посмотрел на его руки и заплакал. Потом тихонько вышел из хижины, чтобы принести старом кофе, и всю дорогу плакал.
Круг лодки стояло много рыбаков, разглядывая то, что было припнуте к борту, а один, снова закатив штанины брюк, Зашел в воду и измерял костяк длинной веревкой.
Как он там? - окликнул парня снизу кто-то из рыбаков.
Спит! - крикнул в ответ парень. Он нисколько не стыдился своих слез. - Пусть никто его не беспокоит.
Восемнадцать футов от носа до хвоста, - крикнул ему тот рыбак, что измерял костяк.
Так я и думал, - сказал парень.
Наконец старик проснулся.
Не вставай, - сказал ему парень. - Вот выпей. - налив кофе в стакан. Старик взял кофе и выпил.
Они одолели меня, Маноліне, - сказал он. - Таки одолели.
Не она же тебя одолела. Не рыба.
Нет. Твоя правда. То было потом.
Теперь мы снова будем рыбачить вместе.
Нет. Я бесталанный. Совершенно бесталанный стал.
К черту тот талант, - сказал парень. - Со мной тебе будет везти.
А что скажут у тебя дома?
То безразлично. Я же привез им вчера две рыбины. А теперь снова буду с тобой, потому что мне еще многому надо научиться.
В тот день на «Террасу» пожаловал группа туристов, и одна гостья, глядя вниз на море, увидела в воде у берега, среди пустых банок от пива и дохлых барракуд, довженний белый хребет с огромным хвостом на конце, который качался на высоких волнах прибоя, доносившимися в бухту с разбушевавшейся сильным восточным ветром океана.
Что это такое? - спросила она официанта и показала на длинный костяк крупной рыбины, что был теперь обычным себе мусором, и его скоро должен был понести прочь отток.
Tiburon7 - сказал официант. - Одна акула... - Он хотел объяснить, что произошло.
А я и не знала, что у акул такие красивые, совершенной формы хвосты.
Я тоже не знал, - сказал ее спутник.
А наверху, в своей хижине при дороге, старик снова спал. Он спал так же вниз, и у него, сторожа его сон, сидел парень. Старику снились львы.
Неудачник (исп.).
Изображение Иисуса Христа с рассеченной грудью, где видно пылающее сердце.
Так называемая Мадонна медных рудников, уважаемый на Кубе как заместитель тех, кто в море, рыбаков и Кубы вообще.
В испанском языке слово «море» может употребляться с артиклем как мужского, так и женского рода.
Чемпион (исп.).
Большая звезда в созвездии Ориона.
Tiburon - Акула
Перевод В. Митрофанова
Краткое содержание повести Э. Хемингуэя "Старик и море" для читательского дневника.
«Старик рыбачил один на своей лодке в Гольфстриме. Вот уже восемьдесят четыре дня он ходил в море и не поймал ни одной рыбы. Первые сорок дней с ним был мальчик. Но день за днем не приносил улова, и родители сказали мальчику, что старик теперь явно за1ао, то есть “самый что ни на есть невезучий”, и велели ходить в море на другой лодке, которая действительно привезла три хорошие рыбы в первую же неделю. Мальчику тяжело было смотреть, как старик каждый день возвращается ни с чем, и он выходил на берег, чтобы помочь ему отнести домой снасти или багор, гарпун и обернутый вокруг мачты парус. Парус был весь в заплатах из мешковины и, свернутый, напоминал знамя наголову разбитого полка. Старик был худ и изнеможен, затылок его прорезали глубокие морщины, а щеки были покрыты коричневыми пятнами неопасного кожного рака, который вызывают солнечные лучи, отраженные гладью тропического моря... Все у него было старое, кроме глаз, а глаза были цветом похожи на море, веселые глаза человека, который не сдается».
Мальчик, как может, поддерживает старика, помогает донести снасти до дома, приносит ему пиво. Человек, с которым мальчик теперь ходит в море, ему не нравится. Старик Сантьяго научил в свое время мальчика рыбачить, и тот ловит для него сардин, которых старик использует в качестве приманки. Мальчик дружит со стариком, навещает его каждый день. Старик живет крайне бедно, тем не менее говорит, что не нуждается ни в чем. У него уже давно не было сети - он продал ее, не было и еды. Старику сочувствовали все: и рыбаки, и хозяин ресторана, который дает ему еду в долг. Старик надеется, что поймает большую рыбу, и тогда он отдаст большую часть рыбы хозяину ресторана. Мальчик и старик разговаривают о бейсболе - оба любят эту игру. У старика есть любимый игрок - «великий Ди Маджио». Старик надеется, что именно этот игрок принесет победу своей команде. Старик чувствует некое родство с великим игроком, поскольку отец Ди Маджио был рыбаком. Старику известно, что Ди Маджио страдал от пяточной шпоры. Он не сомневается, что симптомы этой болезни крайне тяжелы. Старик считает, что великий Ди Маджио потому и велик, что борется за победу всегда, несмотря на тяжелую болезнь.
Мальчик же считает старика самым великим на свете рыбаком. Он уверен, что старик может одолеть любую рыбу. Накануне выхода в море старик засыпает, и ему снится Африка. «Ему снились только далекие страны и львята, выходящие на берег. Словно котята, они резвились в сумеречной мгле, и он любил их так же, как и мальчика. Но мальчик ему никогда не снился». Утром мальчик проводил старика до лодки и пожелал ему удачи. Старик вышел в море. Он надеется, что сегодня, на восемьдесят пятый день, ему улыбнется удача. Оставшись один в море, старик разговаривает сам с собой. «Прежде, оставшись один, он пел; он пел иногда и ночью, стоя на вахте, когда ходил на больших парусниках или охотился за черепахами. Наверное, он стал разговаривать вслух, когда от него ушел мальчик и он остался совсем один».
Спустя какое-то время старик почувствовал, что на его наживку попалась крупная рыба. Старик разговаривает с рыбой уважительно, уговаривает ее поглубже заглотнуть крючок. Он понимает, что рыба крупная, но все равно надеется, что справится с ней. Плохо то, что рядом нет мальчика. Старик думает о том, что человек в старости не должен оставаться один, но это, к сожалению, неизбежно. Старик привык надеяться только сам на себя. Он оценивает свои силы и силы рыбы, считает, что они примерно равны. Но рыба не обладает человеческим умом и сообразительностью, несмотря на благородство и великодушие. Старик вспомнил случай из своей жизни: он поймал самку марлина, она же, попавшись на крючок, стала отчаянно бороться, но очень быстро выбилась из сил. Самец не покинул ее - он плыл вместе с ней. Плыл он так близко, что старик боялся, как бы он не перерезал лесу своим острым хвостом. Когда старик зацепил самку багром и стукнул ее дубинкой, а потом при помощи мальчика затаскивал в лодку, самец оставался рядом. «Потом, когда старик стал сматывать лесу и готовить гарпун, самец высоко подпрыгнул в воздух возле лодки, чтобы поглядеть, что стало с его подругой, а затем ушел глубоко в воду... Старик не мог забыть, какой он был красивый. И он не покинул свою подругу до конца».
Старик ощущает чувство вины перед попавшейся ему на крючок рыбой. Но старик не хочет размениваться на мелкую рыбу, хочет отдать все силы на крупную, поэтому он решает пожертвовать остальными удочками. Рыба уходит все дальше от берега, увлекая за собой лодку. Днем старик ориентируется по солнцу, ночью - по звездам. Старик ждет, когда рыба наконец устанет. Но она и не думает всплывать на поверхность. Прошли уже сутки с того момента, как он поймал ее, но до сих пор так и не видел, какая она. Он говорит рыбе: «Я тебя очень люблю и уважаю. Но убью тебя прежде, чем настанет вечер». Старик ночью не спит - он удерживает спиной лесу с тяжелой рыбой. Рванувшись, рыба так дергает лесу, что старик валится на дно лодки, ранит руку. У него идет кровь. Он опускает раненую руку в соленую воду моря - за лодкой тянется кровавый след. Однако старик думает о том, что и рыбе приходится нелегко. У него затекает рука, и он не чувствует ее. Старик начинает разговаривать с рукой, как с отдельным существом, просит не подводить его в самый ответственный момент. Чтобы не потерять силы, старик заставляет себя съесть сырого тунца, которого мальчик наловил для наживки. «Старик поглядел вдаль и понял, как он теперь одинок. Но он видел разноцветные солнечные лучи, преломляющиеся в темной глубине, натянутую, уходящую вниз бечевку и странное колыхание морской глади. Облака купились, предвещая пассат, и, глядя вперед, он заметил над водою стаю диких уток, резко очерченных в небе; вот стая расплылась, потом опять обрисовалась еще четче, и старик понял, что человек в море никогда не бывает одинок».
Леса стала натягиваться, и старик понял, что рыба поднимается на поверхность. «Наконец поверхность океана вздулась, рыба вышла из воды. Она все выходила, и казалось, ей не будет конца, а вода потоками скатывалась с ее боков. Вся она горела на солнце, голова и спина у нее были темно-фиолетовые, а полосы на боках казались при ярком свете очень широкими и нежно-сиреневыми. Вместо носа у нее был меч, длинный, как бейсбольная клюшка, и острый на конце, как рапира. Она поднялась из воды во весь рост, а потом снова опустилась, бесшумно, как пловец, и едва ушел в глубину ее огромный хвост, похожий на лезвие серпа, как леса начала стремительно разматываться».
Старик понимает, что это марлин, или рыба-меч. Она на два фута длиннее его лодки. Он сознает, что единственный выход - убедить рыбу в своем превосходстве, чтобы она не бросилась уплывать и натягивать лесу, которая может от этого лопнуть. Не верующий в Бога старик дает обет отправиться на богомолье к Кобренской Богоматери, в случае, если поймает этого марлина. Он читает молитвы вслух, но устал настолько, что даже забывает слова «Отче наш». Старик не сдается, хотя у него кончается питьевая вода, а солнце палит беспощадно.
Чтобы восстановить силы, старик решает немного поспать, но он боится, что рыба неожиданно дернет лесу, а он будет не готов к этому. Ему хочется уснуть и увидеть во сне львов. Львы - это его лучшее воспоминание юности. Старик думает о Ди Маджио, который терпел страшную боль от пяточной шпоры. Эти размышления помогают легче переносить выпавшие на его долю испытания.
«Когда солнце зашло, старик, чтобы подбодриться, стал вспоминать, как однажды в таверне Касабланки он состязался в силе с могучим негром из Сьенфуэгос, самым сильным человеком в порту. Они просидели целые сутки друг против друга, уперев локти в черту, прочерченную мелом на столе, не сгибая рук и крепко сцепив ладони. Каждый из них пытался пригнуть руку другого к столу.
Кругом держали пари, люди входили и выходили из комнаты, тускло освещенной керосиновыми лампами, а он не сводил глаз с руки и локтя негра и с его лица. После того как прошли первые восемь часов, судьи стали меняться каждые четыре часа, чтобы поспать. Из-под ногтей обоих противников сочилась кровь, а они все глядели друг другу в глаза, и на руку, и на локоть... И на рассвете, когда люди стали требовать, чтобы судья объявил ничью, а тот только пожал плечами, старик внезапно напряг свои силы и стал пригибать руку негра все ниже и ниже, покуда она не легла на стол... Он понял, что если очень захочет, то победит любого противника, и решил, что такие поединки вредны для его правой руки, которая нужна ему для рыбной ловли. Несколько раз он пробовал посостязаться левой рукой. Но его левая рука всегда подводила его, не желала ему подчиняться, и он ей не доверял». Чтобы чем-то питаться, старик ловит макрель и ест ее в сыром виде.
Ночью все небо усеяно звездами. Старик рад этому - «далекие друзья» с ним.
Он решает поспать, так как прошло более суток с тех пор, как он вышел в море. Во сне старик счастлив: ему снится огромная стая морских свиней, подпрыгивающих в воздух и ныряющих обратно в море, снятся львы.
Просыпается старик от резкого рывка. Рыба то ныряет в глубину, то выпрыгивает из воды. Старик едва справляется с ней, у него вся правая рука изрезана лесой, но он терпит. Рыба наконец успокаивается. Старик вслух советует самому себе забыть о страхе. Наступают третьи сутки с тех пор, как старик вышел в море.
Рыба начинает плавать кругами - верный признак того, что приближается финальная схватка. Старик очень устал, пот катится с него градом. «Вот уже целый час, как у старика перед глазами прыгали черные пятна, соленый пот заливал и жег глаза, жег рану над глазом и другую рану - на лбу... два раза он почувствовал слабость, и это встревожило его не на шутку».
Постепенно старик подтягивал рыбу ближе к лодке, держа гарпун наготове, чтобы убить ее ударом в сердце. Рыбу он оценивает как самое прекрасное и благородное существо, которое он видел. Старик чувствует, что ему уже почти все равно, кто кого убьет. Он пытается заставить себя привести в порядок свои мысли и постараться «переносить страдания как человек... или как рыба». В конце концов старику удается убить рыбу. Он задумывается о том, сколько она будет весить, сколько дадут за нее денег. Но в то же время ему кажется, что он убил брата. Старик привязывает рыбу к лодке, гребет к берегу, которого не видно.
Пока старик плывет до берега, на него неоднократно нападают акулы. Он сражается с ними - гарпуном, ножом, румпелем, дубиной, веслами, убивает их, но каждая из них успевает отхватить от рыбы по большому куску. В результате от нее остается один хребет. Сражаясь с акулами, старик представляет, как бы гордился им Ди Маджио, если бы видел его. Старик начинает опасаться, что на берегу за него волнуются - ведь его окружают хорошие люди.
Старик размышляет о счастье: «Хотел бы я купить себе немножко счастья, если его где-нибудь продают... А на что его купишь?.. Разве его купишь на потерянный гарпун, сломанный нож и покалеченные руки? Почем знать! Ты ведь хотел купить счастье за восемьдесят четыре дня, которые провел в море. И, между прочим, тебе его чуть было не продали... не нужно думать о всякой ерунде. Счастье приходит к человеку во всяком виде, разве его узнаешь? Я бы, положим, взял немножко счастья в каком угодно виде и заплатил за него все, что спросят».
Старик остался без весел, он «знал, что теперь уже он побежден окончательно и непоправимо, и, вернувшись на корму, обнаружил, что обломок румпеля входит в рулевое отверстие и что им, на худой конец, тоже можно править». Ему удается добраться до гавани. Лодка - единственное, что осталось у старика после схватки с акулами. Он и не думает унывать, а соображает, как можно восполнить потери. Старик добрался до берега ночью, поэтому его никто не видел.
Уторм вокруг его лодки собрались рыбаки, мальчик, хозяин ресторана. Все потрясены: «бывшая рыба» огромна. Мальчик плачет от жалости к старику. Хозяин ресторана просит его отнести старику еду и кофе. Мальчик говорит рыбакам, чтобы не тревожили старика, дали ему отдохнуть. Когда старик просыпается, мальчик поздравляет его с победой. Старик дарит мальчику меч рыбы. Тот обещает снова ходить со стариком в море, несмотря на мнение родителей. Они планируют, как приобрести новые снасти, починить лодку. Мальчик обещает заняться этим, приносит старику ранозаживляющую мазь для рук, просит его подлечиться.
«Наверху, в своей хижине, старик опять спал. Он снова спал лицом вниз, и его сторожил мальчик. Старику снились львы».
Всегда взяты из жизни и имеют скрытый смысл, разгадать который можно, лишь хорошенько обдумав прочитанное произведение. Сам писатель был простым и открытым человеком, поэтому в его творчестве главными героями выступают обычные люди, которым симпатизировал Хемингуэй. «Старик и море», краткое содержание которого позволяет понять огромный талант автора, повествует о судьбе рыбака, который является воплощением человеческой силы, упорства и непобедимости.
Старый рыбак Сантьяго уже 84 дня приходит домой без улова. Раньше с ним рыбачил мальчик, его ученик, но после постоянных неудач его родители запретили выходить в море со стариком и отправили с другими лодками. Краткое содержание «Старик и море» повествует еще и о крепкой дружбе двух таких разных людей. Мальчик любит старика, и ему его очень жаль, чтобы хоть как-то помочь своему учителю, Манолин встречает его вечером и помогает относить снасти домой.
Рыбак был очень бедным и одиноким, его непростую жизнь Хемингуэй в красках описал в новелле «Старик и море». Краткое содержание рассказа переносит читателя в тот день, когда мужчина обещает мальчику, что сегодня он точно поймает рыбу. Рыбак отправляется в море ранним утром, он привык вот так коротать дни, оставаясь наедине с волнами. Мужчина ведет непрерывный диалог с птицами, рыбами, солнцем. Очень крепкими кажутся взаимоотношения и чувства, которые испытывают друг к другу старик и море.
Краткое содержание показывает, насколько хорошо рыбак осведомлен о повадках всех морских обитателей, к каждому из них он относится по-своему. Через некоторое время после ухода в море, старик чувствует, что его леска натягивается. Он понимает, что поймал очень большую рыбу, но вытянуть ее ему не под силу. Добыча не желает сдаваться и тянет лодку на буксире все дальше от берега.
Человеческая сила, упорство, и превосходства - все это описывается в рассказе «Старик и море». Краткое содержание раскрывает перед читателем все чувства рыбака, которые он испытывал на протяжении многочасового поединка с рыбой. Он мог перерезать леску и отпустить ее, но не желал сдаваться, хотя очень уважал свою добычу за упорство и жажду к жизни. На следующий день рыба всплыла на бок, и рыбаку удалось ее добить гарпуном, затем он привязал ее к лодке и отправился домой.
Учуяв запах крови, к лодке начали приближаться акулы, старик отбивался как мог, но они все же отрывали огромные куски мяса от его бесценной добычи. Мужчина приплыл домой поздно вечером, весь рыбацкий поселок уже спал. Утром, собираясь на рыбалку, мальчик увидел на берегу плачущего Сантьяго, а к его лодке был привязан огромный белоснежный хребет с большим, словно парус, хвостом. Манолин успокаивает рыбака и говорит, что теперь будет работать только с ним.
Хемингуэй сумел раскрыть настоящую драму в новелле «Старик и море». Краткое содержание уносит читателя в то утро, когда богатые туристы собираются у берега, чтобы поглазеть на невиданное чудо - огромный скелет рыбы, но ни одному из них не понять, что же случилось на самом деле.
Старик Сантьяго живёт в маленьком рыбачьем посёлке на Кубе и рыбачит совсем один. Последний раз он провёл в море 84 дня, но не поймал ничего. Раньше с ним рыбачил мальчик Манолин, который очень помогал старику, но родители мальчика решили, что Сантьяго - невезучий, и велели сыну ходить в море на другой лодке.
Старик научил Манолина рыбачить, и мальчик любит Сантьяго, хочет ему помочь. Он покупает ему сардины для наживки, приносит еду в его хижину. Старик уже давно смирился со своей нищетой.
Он был слишком простодушен, чтобы задуматься о том, когда пришло к нему смирение. Но он знал, что смирение пришло, не принеся с собой ни позора, ни утраты человеческого достоинства.
Они беседуют с мальчиком о рыбалке и знаменитых бейсболистах. По ночам старику снится Африка его юности, и «львы, выходящие на берег».
На следующий день рано утром старик отправляется на рыбалку. Мальчик помогает ему снести парус, подготовить лодку. Старик говорит, что на этот раз он «верит в удачу».
Одна за другой рыбацкие лодки отчаливают от берега и уходят в море. Старик любит море, он думает о нём с нежностью, как о женщине. Насадив на крючки приманку, Сантьяго медленно плывёт по течению, мысленно общаясь с птицами и рыбами. Привыкший к одиночеству, старик вслух разговаривает сам с собой.
Прежде, оставшись один, он пел; он пел иногда и ночью, стоя на вахте, когда ходил на больших парусниках или охотился за черепахами.
Старик знает разных обитателей океана и очень нежно к ним относится.
Сначала Сантьяго ловит небольшого тунца. Он надеется, что рядом со стаей тунцов ходит большая рыба, которой понравятся его сардины. Вскоре старик замечает лёгкую дрожь гибкого зелёного прута, который заменяет ему удочку. Леска уходит вниз, и старик ощущает огромную тяжесть клюнувшей рыбы.
Старик пытается подтянуть толстую леску, но у него ничего не получается - большая и сильная рыба тянет лёгкую лодку за собой. Старик жалеет, что с ним нет мальчика - он мог бы снять наживки с других прутов, пока Сантьяго сражается с рыбой.
Проходит около четырёх часов. Близится вечер. Руки старика изрезаны, он закидывает леску на спину и подкладывает под неё мешок. Теперь Сантьяго может прислониться к борту лодки и немного отдохнуть.
Нельзя, чтобы в старости человек оставался один... Однако это неизбежно.
Ночь. Рыба тянет лодку всё дальше от берега. Старик устал, но мысль о рыбе ни на секунду не покидает его. Иногда ему становится её жалко - рыба, такая большая, сильная и старая, должна умереть, чтобы он смог жить дальше. Сантьяго разговаривает с рыбой: «Я с тобой не расстанусь, пока не умру».
Силы старика на исходе, а рыба и не собирается уставать. На рассвете Сантьяго съедает тунца - другой еды у него нет. Левую руку старика сводит судорогой. Старик надеется, что рыба всплывёт, и тогда он сможет убить её гарпуном. Наконец леса идёт вверх, и на поверхности показывается рыба. Она горит на солнце, голова и спина у неё тёмно-фиолетовые, а вместо носа - меч, длинный, как бейсбольная бита. Она на два фута длиннее лодки.
Один, в открытом море, он был накрепко привязан к такой большой рыбе, какой он никогда не видел, о какой даже никогда не слышал.
Появившись на поверхности, рыба вновь уходит в глубину, тянет за собой лодку, и старик собирает силы, чтобы удержать её. Не веруя в Бога, он читает «Отче наш».
Проходит ещё день. Чтобы отвлечься, старик вспоминает о бейсбольных играх. Вспоминает, как когда-то в таверне Касабланки мерился силой с могучим негром, самым сильным человеком в порту, как целые сутки просидели они за столом, не опуская рук, и как он, в конце концов, взял верх. Он ещё не раз участвовал в подобных поединках, побеждал, но потом бросил это дело, решив, что правая рука ему нужна для рыбной ловли.
Битва с рыбой продолжается. Сантьяго держит лесу правой рукой, зная, что, когда силы иссякнут, её сменит левая, судорога в которой давно прошла. На маленькую удочку попадается макрель. Старик подкрепляет ею свои силы, хотя эта рыба совсем невкусна. Ему жаль большую рыбу, которой нечего есть, но решимость её убить от этого не уменьшается.
Как хорошо, что нам не приходится убивать солнце, луну и звёзды. Достаточно того, что мы вымогаем пищу у моря и убиваем своих братьев.
Ночью рыба выходит на поверхность и начинает ходить кругами, то приближается к лодке, то отходит от неё. Это признак того, что рыба устала. Старик готовит гарпун, чтобы добить рыбу. Но она отходит в сторону. От усталости мысли путаются в голове у старика, а перед глазами пляшут чёрные пятна. Сантьяго собирает остатки сил и вонзает гарпун рыбе в бок.
И тогда рыба ожила, хоть и несла уже в себе смерть, - она высоко поднялась над водой, словно хвастая своей огромной длиной и шириной, всей своей красой и мощью.
Преодолевая тошноту и слабость, старик привязывает рыбу к борту лодки и поворачивает в сторону берега. Направление ветра указывает ему, в какую сторону плыть, чтобы добраться до дома.
Проходит час, прежде чем показывается первая акула, приплывшая на запах крови. Она приближается к корме и начинает рвать рыбу зубами. Старик бьёт её гарпуном в самое уязвимое место на черепе. Она погружается на дно, утащив с собой гарпун, часть верёвки и огромный кусок рыбы
Ещё двух акул Сантьяго убивает ножом, привязанным к веслу. Эти акулы уносят с собой не меньше четверти рыбы. На четвёртой акуле нож ломается, и старик достаёт крепкую дубинку.
Он знал, что каждый толчок акулы об лодку означал кусок оторванного мяса и что рыба теперь оставляет в море след, широкий, как шоссейная дорога, и доступный всем акулам на свете.
Следующая группа акул нападает на лодку перед закатом. Старик отгоняет их ударами дубинки по головам, но ночью они возвращаются. Сантьяго сражается с хищницами сначала дубинкой, потом - острым осколком румпеля. Наконец акулы уплывают: им нечего больше есть.
Старик входит в бухту у своей хижины глубокой ночью. Сняв мачту и связав парус, он бредёт к дому, ощущая неимоверную усталость. На мгновение старик оборачивается и видит за кормой своей лодки огромный хвост рыбы и отблеск белого хребта.
В хижину старика приходит мальчик. Сантьяго спит. Мальчик плачет, увидев его израненные ладони. Он приносит старику кофе, успокаивает его и уверяет, что отныне они будут рыбачить вместе, ибо ему надо ещё многому научиться. Он верит, что принесёт старику удачу.
Утром рыбаки с изумлением рассматривают останки гигантской рыбы. На берег приходят богатые туристы. Они удивлены, заметив длинный белый позвоночник с огромным хвостом. Официант пытается рассказать им, что произошло, но те ничего не понимают - они слишком далеки от этой жизни.
А старик в это время спит, и ему снятся львы.
11 КЛАСС
ЭРНЕСТ МИЛЛЕР ХЕМИНГУЭЙ
СТАРИК И МОРЕ
(Краткое изложение)
То был старый рыбак, промышлявший на Гольфстриме сам-один в своей лодке. Вот уже восемьдесят четыре дня он выходил в море и не поймал ни одной рыбины. Первые сорок дней с ним был мальчик. И по тех сорока несчастливых днях парню родители сказали, что старый теперь решительно и бесповоротно salao 1, то есть совершенно бесталанный, и велели сыну перейти к другому рыбаки, с которым он первой же недели поймал три большие рыбины. Парню было обидно видеть, как старый день в день возвращается ни с чем, и он каждый раз шел ему помочь - поднести змотану снасть, гарпун, ости или мачту с парусом. Парус был полатане мешковиной и, обернутый вокруг мачты, похоже на флаг безустанной поражения.
Старый Сантьяго был «худ, изможден, затылок его прорезали глубокие морщины, а щеки были покрыты коричневыми пятнами безопасного кожного рака, который вызывают солнечные лучи, отраженные гладью тропического моря. Те пятна сбегали вниз по щекам до самой шеи. Ладони старика были иссечены глубокими поперечными рубцами от плетеной лески, которой он тянул из воды крупную рыбу. И ни один из тех рубцов не был свежий - все старые, как борозды на пересохшей земле. Все в нем было старое, кроме глаз, а они имели цвет моря и блестели весело и непереможно».
Это он научил мальчика Маноліна рыбачить, а мальчик любил старика. Он готов наловить ему сардин для его завтрашнего выхода в море. Вместе они поднимаются к бедной хижины старика Сантьяго, выстроенной из прочных трилистников королевской пальмы, заходят в открытые двери. «Старый приклонил мачту к стене, а парень поставил рядом ящик и остальные орудия. Мачта была длиной почти такая, как вся хижина, слепленная из цепких брунькових щитков королевской пальмы, известных под названием гуано. Там стояли кровать, стол и стул, а просто на полу был очаг, где старик разжигал древесный уголь и варил себе кушать. На темных стенах с розрівняних и плотно подогнанных друг к другу шероховатых волокнистых щитков висело цветное изображение Святого сердца Господня и еще одно - Медной Богоматери. То были памятки по жене. Когда на стене висела и ее подкрашенная фотография, но старик снял то фото, потому что, глядя на него, слишком остро чувствовал свое одиночество, и теперь оно лежало на полке в углу под его чистой рубашкой».
Старик одинок и беден: его трапеза - миска желтого риса с рыбой. Они беседуют с мальчиком о рыбалке, о том, что старику обязательно должно повезти, а также о последних спортивных новостях, результатах бейсбольных матчей и знаменитых игроков, таких, как Ди Маджио. Когда уставший Сантьяго ложится спать, то видит во сне Африка его юности, длинные золотистые ее берега... высокие утесы и громадные белые горы. Ему не снятся более ни драки, ни женщины, ни великие события. Но часто в его снах возникают далекие страны и львы, выходящие на берег».
На следующий день рано утром старик отправляется на очередную рыбалку. Мальчик помогает ему снести парус, подготовить лодку. Сантьяго говорит ему, что раз он «верит в удачу». Один за одним рыбацкие лодки отчаливают от берега и уходят в открытое море. Гребя, старый встречает утро.
«Было еще темно, но старик чувствовал, что наступает утро; гребя, он раз за разом слышал трепетные звуки, когда летучая рыба вихоплювалася из воды и, со свистом рассекая воздух своими твердыми крыльями, валил густой в темноту. Он любил летучих рыб - это были его первые друзья в океане. А вот птиц жалел, особенно маленьких и хрупких морских ласточек, которые постоянно рыскали над водой в поисках пищи и почти никогда ее не находили. Поэтому старик думал: «Птицам живется даже тяжелее, чем нам... Почему их создано такими маленькими и хилыми, как эти морские ласточки, когда океан может быть ужасно жестоким? В целом он добрый и прекрасный, но порой становится безжалостным, да еще и так неожиданно, а все эти птицы, что летают над ним, и носятся вниз за хлебом, и кричат своими тонкими печальными голосами, - слишком уж они хрупкие как для моря».
Он всегда мысленно называл море la mar , как говорят на испанском те, кто его любит. И хоть иногда вспоминают его нехорошим словом, но всегда говорят о нем, как о женщине. Кое-кто из младших по возрасту рыбаков, те что цепляли на свою снасть буйки вместо поплавков и имели моторные лодки, купленные во времена, когда акулья печень давала большую выгоду, называли его el mar - в мужском роде. Они говорили о нем как о сопернике, как о бездушный пространство, даже как о враге. И старик всегда думал о море как о женщине, о живом существе, что может подарить великую милость, и лишить ее, а если и совершает что-то плохое или нерозважне, то лишь потому, что такова уж ее натура. «Вон и месяц розтривожує море так же, как и женщину», - думал старый».
Но вот начинается серьезный лов, и все его внимание сосредотачивается на леске, ее состоянии: он чутко улавливает, что происходит в глубине, как реагирует рыба на наколотую на крючок наживку.
«- Ага, - молвил старик. - Ага, - и тихо положил весла. Тогда потянулся к жилки и осторожно взял ее большим и указательным пальцами правой руки. Он не почувствовал ни натяжения, ни веса и государств жилку свободно, без усилия. Вдруг она снова дернулась. На этот раз - легонько, как-то неуверенно; и старик хорошо знал, что это означает. Там в глубине, за сотню сажен от лодки, марлин объедал сардины, нанизанные на острие и виган виклепаного ручным способом крючка, что витикався с головы небольшого тунца, насаженного на стержень.
Старик, осторожно держа леску левой рукой, тихонько отпустил петлю и снял ее с удилища. Теперь он мог свободно перепускать леску между пальцами, так чтобы рыба не чувствовала никакого натяжения.
«Осенью и так далеко от берега это должна быть громадная рыбина, - думал старик. - ешь, рыбо, ешь сардинки. Лакомься на здоровье. Они такие свеженькие, а ты там где-то далеко за шестьсот футов, среди тьмы и холода. Оплывы разочек кругом, а тогда приходи и ешь».
Он почувствовал, как жилка дернулась снова, сначала легонько, а потом сильнее - видимо, глава одной из сардин крепче сидела на крючке. Затем жилка замерла.
Ну же, - громко сказал старик. - Подплывай вновь. Принюхайся к ним как следует. Разве невкусно пахнут? А теперь ешь на здоровье, а тогда и до тунца возьмешься. Он такой тугой, холоднецький, очень вкусный. Не бойся, рыбо, ешь».
Старый Сантьяго знает, когда надо тянуть леску. «Клюнула, - сказал старик. - Пусть теперь поест как положено». Жилка и дальше протекала в него между пальцев, а он тем временем протянул левую руку и крепко привязал свободный конец двух запасных мотков к петле двух запасных мотков второй снасти. Теперь все было наготове. Кроме той жилки, на которой государств рыбину, он имел в запасе еще три мотки, по сорок саженей в каждом.
«- Поешь еще немного, - сказал он. - Наедайся сразу как следует. Кушай сколько так, чтобы острие крючка загналося просто в сердце и убило тебя, - продолжал он мысленно. - А тогда выплывай на поверхность, и я воткну в тебя гарпун. Вот и ладно. Готова? Хватит уже с тебя?»
Старый пытается подтянуть леску, но у него ничего не получается. Наоборот, рыба тянет, как на буксире, лодку за собой, медленно смещаясь к северо-северо-запада. И старик горько жалеет, что рядом с ним нет мальчика. Но хорошо, что еще рыба тянет в сторону, а не вниз, на дно. Проходит около четырех часов. Приближается полдень. Так не может продолжаться вечно, размышляет старик, скоро рыба умрет и тогда ее можно будет подтянуть. Но рыба оказывается слишком живучей. «Хотелось бы мне на нее взглянуть, - думает старик. - Хотелось бы мне на нее посмотреть хоть одним глазком, тогда я бы знал, с кем имею дело».
«Целую ночь рыбина плыла так же неуклонно, никуда не сворачивая, - старик мог видеть это по звездам. Когда зашло солнце, воздух похолодало, и пот на спине, плечах и ногах старого быстро высох. Еще днем он взял мешок, которым накрыл ящик с наживой, и простелил его на солнце сушиться. А когда солнце зашло, обвязал мешок вокруг шеи, спустил себе на спину и осторожно заправил под жилку, что ЕЕ теперь государств, перепустивши за плечами. Мешок смягчил давление, и старик сумел прислониться к носу лодки таким образом, что ему стало почти удобно. На самом деле эта поза лишь на какую-то малость облегчила невыносимая тяжесть, однако старик считал, что теперь ему почти удобно».
Ему очень жаль, что рядом нет Маноліна, который бы ему помог. «Нельзя, чтобы в старости человек оставался один, - говорит он. - Но это неизбежно». Мысль о рыбе ни на миг не покидает его. Иногда старому становится ее жаль. «Она замечательная, необычная рыбина, и кто знает, сколько уже ей возраста, - думал он. - Никогда еще не случалось мне такой сильной рыбины и чтобы так странно вела себя. Видимо, она очень умная и не выпрыгивает. Достаточно ей выпрыгнуть или сильно дернуть - и мне капец. И, видимо, она уже не раз попадался на крючок и знас, что именно так надо бороться за порятунок. ей и невдомек, что против нее только один человек, да еще и старая. А какая же она огромная, эта рыба, и какой добрый даст выручку, когда у нее вкусное мясо. Вживую она взяла, как самец, и тянет, как самец, и соревнуется не как перепуганная. Интересно, она делает это сознательно, или просто на отчаяние души, как я?»
Снова и снова он жалеет, что рядом с ним нет его юного помощника. Подкрепившись выловленным сырым тунцом, он продолжает мысленно разговаривать с рыбой. «Я с тобой не розстануся, пока не умру», - говорит ей старик.
Наступил новый день, Сантьяго немного поел, но рыба тянет дальше полная сил, а у него начинает болеть рука.
«Ненавижу коряги, - думает он. - Противно, что тебя предает собственное тело. Когда отруїшся какой-то тухлятиной и на тебя нападает понос или рвота, стыдно людей. А как нападут коряги, - он мысленно называл их calambre , - стыдно самого себя, особенно когда никого нет рядом.
Если бы здесь был парень, он растер бы мне руку, и ее одпустило бы сверху, от локтя, - подумал старик. - И зря, отпустит и от пальцев».
В этот момент, еще не замечая, как изменился наклон жилки в воде, он почувствовал правой рукой, натяжение ослабевает. Тогда, наваживши на снасть и вовсю молотячи левой рукой по бедру, увидел, как жилка потихоньку поднимается все выше над водой.
«- Сейчас она выплывет,- молвил старик. - Ну-ка, рука, оклигуй. Оклигуй, прошу тебя».
Жилка и дальше понемногу, но постоянно появлялась из воды, а тогда поверхность океана перед лодкой сдулся, и рыбина выплыла на свет. Она вытекала долго, словно ей конца-края не было, и по бокам ее струилась вода. Рыбина сверкала на солнце, голова и спина у нее были темно-фиолетовые, а широкие полосы на боках казались в лучах солнца бледно-сиреневыми, ее длинный, как бейсбольная бита, и заостренный на конце меч походил на рапиру. Рыба показалась из воды на всю свою длину, а потом снова нырнула - без всплеска, как опытный ныряльщик, - и старик увидел, как в последний раз мелькнул ее большой, похожий на лезвие косы хвост, и сразу же по тому жилка быстро побежала в воду вслед за рыбиной.
«Рыбина огромная, и я должен обуздать ее, - думал старик. - Нельзя давать ей почувствовать, какая она сильная и на что способна, когда бы стала убегать. Будучи ею, я бы сейчас пошел на отчаяние души и дал тягу, пока что-то прервалось бы. И, слава богу, рыбы не такие умные, как мы, убиваем их, зато куда более благородные и шустрые».
Старику случалось видеть много крупной рыбы. Видел он и немало рыбин, весили более тысячи фунтов, и сам за свою жизнь поймал две такие, но никогда не ловил одиночкой. И вот теперь, сам - друг далеко от берега, был привязан к самой большой рыбины из всех, которых он когда-либо видел или о которых слышал, а его левая рука до сих пор была в полном недоумении, словно стиснутые когти орла.
Тем временем рыбина снова притишила ход и плыла ровно, как и раньше».
Не веруя в Бога, старик начинает механически повторять молитвы. Порой он чувствовал себя таким змореним, что не мог вспомнить слов, и тогда начинал говорить очень быстро, чтобы они проиВНОсились сами собой. «Богородицу» проиВНОсить легче, чем «Отче наш», - отметил он мысленно.
Сказав молитвы и услышав себя куда лучше, хотя страдания его ничуть не полегчали, а может, даже еще и увеличились, старик оперся на носовую обшивку и начал машинально сгибать и разгибать пальцы левой руки».
Он понимает, что рыба огромная, что ему необходимо беречь силы. «Хоть это несправедливо, убеждает он себя, но я докажу ей, на что способен человек и что он может вынести». Сантьяго называет себя «необычным старым» и должен это подтвердить.
Проходит еще один день. Чтобы как-то отвлечься, он вспоминает о игры в бейсбольных лигах и как однажды в таверне Касабланки мерился силой с могучим негром:
«Когда зашло солнце, старый, чтобы добавить себе уверенности, стал вспоминать, как когда-то в одной таверне в Касабланке он мерился силой с дуженним негром с Сьєнфуегоса, что был первым силачом в тамошнем порту. Целый день и целую ночь они сидели, уперев локти в черту, проведенную мелом на столе, и крепко стиснув поставленные стоймя руки, и каждый старался пригнуть к столу руку противника. На рассвете, когда зрители, пошли в заведения, начали просить, чтобы судья объявил ничью, а тот только молча качал головой, старик сделал последний рвучке усилия и стал пригибать негрову руку все ниже и ниже, пока она легла на деревянную столешницу. Соревнование началось в воскресенье утром, а закончилось утром в понедельник. Многие из зрителей уже требовал ничьей, потому что им надо было идти на работу - кому в порт грузить мешки с сахаром, а кому до Гаванской угольной компании. Если бы не это, все они с удовольствием дождались бы конца соревнования. И старик закончил его вовремя, прежде чем они должны были идти на работу.
Впоследствии он провел еще несколько таких соревнований, но в дальнейшем отказался от них, потому что развлек, как очень захочет, то может победить любого, а тем временем все оно вредило его правой руке в рыболовстве».
Еще долгие часы продолжается его битва с рыбой. Как нужен ему в этот момент мальчик. Но он один в огромном океане ведет поединок с невиданных размеров рыбой. Наконец рыба, сделав несколько кругов, начинает выходить на поверхность. Она то приближается к лодке, то отходит от него. Старый готовит гарпун, чтобы добить рыбу. Но она отходит в сторону. От усталости мысли путаются в голове у старика. «Послушай, рыба, - говорит он ей. - Ведь тебе все равно умирать. Зачем же тебе надо, чтобы я тоже умер».
Наступает последний акт их поединка. «Он собрал всю свою боль, и весь остаток сил, и всю свою давно утраченную гордость и бросил все это против мук, которые терпела рыба, и тогда она перевернулась и тихонько поплыла на боку, едва не доставай мечом к борту лодки; она чуть было не проплыла мимо, длинная, широкая, серебряная, перевитая фиолетовыми полосами, и казалось, ей не будет конца». Подняв гарпун, он изо всех сил, какие только в нем были, втыкает его рыбе в сторону. Он чувствует, как железо входит ей в мякоть, и вонзает его все глубже и глубже...
«Старый уронил наземь снасть, наступил на нее ногой, занес гарпун так высоко, как мог, и сколько было силы, которая еще осталась в нем, и той, которую он призвал на помощь в этот момент, угородив его в бок рыбины, именно позади грудного плавника, который ставился над водой на уровне человеческих груди. Он почувствовал, как железный наконечник заходит в рыбину, и, упершись в гарпун, подвинул его еще глубже, а тогда всем телом наважив на древко.
И вдруг рыбина, уже потрясена смертью, ожила и вынырнула высоко над водой, словно показывая всю свою величінь, могущество и красоту. Казалось, она повисла в воздухе над головой старика и его лодкой. А тогда с гримким всплеском упала в море, обдав градом брызг и старого, и весь лодку.
Старого философов неги и тошнота, и он почти ничего не видел. И все-таки высвободил веревку гарпуна и стал понемногу перепускать ее ободранными, окровавленными руками; а когда в глазах ему немного проясніло, увидел, что рыба лежит на спине, выставив вверх серебристое брюхо. Длинное древко гарпуна косвенно торчащие у нее из-под грудного плавника, а море вокруг стало красное от крови из его сердца. Сначала это было большое темное пятно, похожее на косяк рыбы в голубой воде, которая достигала на милю в бездну. Потом она расплылась, словно облако. А рыба, серебристая, невозмутимая, понемногу подвигалась за волнами».
Его одолевают тошнота и слабость, у него туманится в голове, но он все-таки подтягивает рыбу к борту.
Теперь старик привязывает рыбу к лодке и начинает движение к берегу. Мысленно он прикидывает: рыба весит не менее полутора тысяч фунтов, которые можно продать по тридцать центов за фунт. Имея в виду знаменитого игрока бейсбола, он говорит себе: «Думаю, что великий Ди Маджио мог бы сегодня мною гордиться». И пусть у него руки еще кровоточат, он устал, измучен, но он одолел рыбу. Направление ветра указывает ему, в какую сторону плыть, чтобы добраться до дома.
Проходит час, прежде чем показывается первая акула. Она, то появляясь, то исчезая в глубине, устремляется вслед за лодкой и привязанной к ней рыбой. Она спешит, потому что добыча близко.
«Акула появилась не случайно. Она поднялась из глубины еще тогда, когда в море заклубочилась и розпливлась ген-ген от поверхности темное пятно крови. Поднялась так стремительно и безбоязненно, что аж рассекла поверхность голубой воды и вынырнула против солнца. Затем снова нырнула под воду, почувствовала дух крови, который тянулся вслед за лодкой и рыбой, и со всех ног пустилась вдогонку».
Когда старик увидел ее, он понял, что эта акула не ведает страха и поступит так, как ей заблагорассудится. Ожидая, пока она подплывет ближе, он приготовил гарпун и крепко привязал конец каната.
Акула была уже возле самой кормы, и, когда она подбежала к рыбины, старик увидел ее роззявлену пасть, и странные глаза, и вискал зубов, вплоть хлопнули, впинаючись в рыбину впереди хвоста. Голова акулы была над водой, а за ней появлялась и спина, и, услышав, как акула рвет кожу и мякоть крупной рыбины, старый угородив гарпун ей в голову, в то место, где линия, проведенная между ее глазами, пересекалась с линией, идущей вверх от носа. Там, в том месте, был мозг, и старик ударил туда. Ударил зраненими, окровавленными руками, изо всех сил метнув острый гарпун. Ударил без надежды, но полон решимости и истошного ярости.
Акула перевернулась на спину... она молотила хвостом, щелкала челюстями, а потом вдруг рванулась прочь, бороздя воду, словно быстроходный катер... в этот миг: канат туго набычилась, задрожала и тут же лопнул. Акула на мгновение неподвижно лежала на воде, а старик смотрел на нее. Потом она медленно пошла на дно.
Она забрала у меня сорок фунтов рыбы, - произнес старик. «А также гарпун и всю бечеву, - добавил он мысленно. - И теперь из моей рыбы снова течет кровь, а это притягивает других акул».
Но человек создан не для поражения, - сказал старик вслух. - Человека можно уничтожить, но одолеть нельзя».
Эти слова старого рыбака стали девизом для многих людей.
Сантьяго подкрепился куском мяса выловленной рыбы в той ее части, где побывали зубы акулы. И в этот самый момент заметил плавники целой стаи пятнистых хищниц. Они приближались с огромной скоростью. Старик встретил их, подняв весло с привязанным к нему ножом...
Старик с удовольствием думал о рыбину и о том, как бы она расправилась с акулой, если бы плавала вот теперь на свободе. «Надо было мне отрубить ее меч и сражаться им с акулами», - подумал он. Но у него не было топора, а потом не стало и ножа.
«А если бы я отрубил его и как-то сумел привязать к веслу, вот было бы оружие. Тогда бы мы вместе сражались с ними. А вот что ты теперь будешь действовать, как они нападут ночью? Что ты можешь?»
«Драться с ними, - сказал он. - Буду сражаться с ними, пока умру».
В полночь он снова боролся с акулами и на этот раз знал, что борьба эта - не на жизнь, а на смерть. Акулы напали на него целой стаей, а он видел лишь полосы на воде, которые прочерчували их плавники, и свечение, когда они бросались рвать рыбу. «Он бил дубинкой по головам и слышал, как лязгают челюсти и как сотрясается лодка, когда они хватают рыбу снизу. Он отчаянно бил дубинкой по чему-то невидимому, что мог только слышать и осязать, и вдруг почувствовал, как что-то схватило дубинку, и дубинки не стало». Наконец акулы відстали. им уже нечего было есть.
Старик знал, что теперь он побежден окончательно и безнадежно, и вернулся на корму. Воткнув обломок румпеля в проем стерна, он увидел, что вполне может рулить. Тогда обвил плечи мешком и вновь направил лодку к берегу. Лодка шел теперь совсем легко, и старик сидел себе, ни о чем больше не думая и ничего не чувствуя. Теперь ему было безразлично, и он хлопотал только тем, чтобы счастливо и якнайвправніше довести лодку до родной бухты.
Где-то ночью акулы напали на скелет рыбы, как те обжоры, жадно хватают со стола последние крошки. Старик не обратил на них внимания, да и вообще ни на что не обращал внимания, кроме паруса и руля. Лишь отметил про себя, как легко идет лодка, лишившись своего огромного груза.
«Лодка у меня добрый, - думал он. - Прочный, ничуть не поврежденный, кроме вот румпеля. И румпель легко заменить».
Старик почувствовал, что уже выплыл по течению, и теперь отчетливо видел впереди огни прибрежных поселков. Он уже знал, где оказался, - до дома оттуда было совсем близко.
Когда лодка зашел в небольшую бухту, на « Террасе » уже не светилось, и старик понял, что все давно спят. Ветер, и перед тем все крепчал, теперь бурхав по-настоящему. Однако в бухте было уютно, и старик причалил к узкого клочка рини под скалами. Помочь было некому, и он сам вытолкнул лодку как мог дальше из воды. Тогда сошел на берег и припнув его к скале.
«Зайдя в хижину, он приклонил мачту к стене. Впотьмах нащупал бутылку с водой и напился. А тогда лег на кровать. Натянул на плечи одеяло, укутал спину и ноги и тут же заснул вниз на газетах, выпрямив руки ладонями вверх.
Когда утром парень заглянул в дверь, старик еще спал. Ветер так завертелась, что рыбацкие лодки не смогли выйти в море, и парень встал позднее, а тогда направился к хижине старика, как делал каждое утро. Он увидел, что старик дышит, а потом глянул на его руки и заплакал. Потом тихонько вышел из хижины, чтобы принести старом кофе, и всю дорогу плакал.
Круг лодки стояло много рыбаков, разглядывая то, что было припнуте к борту, а один, снова закатив штанины брюк, зашел в воду и измерял костяк длинной веревкой.
Как он там? - окликнул парня снизу кто-то из рыбаков.
Спит! - крикнул в ответ парень. Он нисколько не стеснялся своих слез. - Пусть никто его не беспокоит.
Восемнадцать футов от носа до хвоста, - крикнул ему тот рыбак, что измерял костяк.
Он отнес горячую банку с кофе до хижины старого и сидел у кровати, пока тот проснулся...
Не вставай, - сказал ему парень. - Вот на, выпей. -
И налил кофе в стакан.
Старик взял кофе и выпил.
Они одолели меня, Маноліне, - сказал он. - Таки одолели.
Не она же тебя одолела. Не рыбина.
Нет. Твоя правда. То было потом.
Теперь мы опять будем рыбачить вместе.
Нет. Я бесталанный. Совершенно бесталанный стал.
К черту тот талант, - сказал парень. - Со мной тебе будет везти.
А что скажут у тебя дома?
То безразлично. Я же привез им вчера две рыбины. А теперь вновь буду с тобой, потому что мне еще много чему надо научиться.
Принеси какую-нибудь газету за те дни, пока меня не было, - сказал старик.
Быстрее выздоравливай, я еще имею много чему научиться, а ты можешь научить меня всему, что мне нужно. Очень тяжело тебе было?
Ужасно тяжело, - молвил старик.
Ну, пойду по еду и газеты, - сказал парень. - Отдыхай, дед. Я куплю в аптеке какую-то мазь тебе для рук.
Когда парень вышел за дверь и двинулся вниз избитой червонястою дорогой, он снова заплакал.
В тот день на «Террасу» посетил группу туристов, и одна гостья, глядя вниз на море, увидела в воде у берега, среди пустых банок от пива и дохлых барракуд, довженний белый позвоночник с огромным хвостом на конце, который качался на высоких волнах прибоя, которые доносились в бухту с разбушевавшейся сильным восточным ветром океана.
Что это такое? - спросила она официанта и показала на длинный скелет крупной рыбины, что был теперь себе обычным мусором, и его скоро должен был понести прочь отток.
Tiburon , - сказал официант. - Одна акула... - Он хотел объяснить, что произошло.
А я и не знала, что у акул такие красивые, совершенной формы хвосты.
Я тоже не знал, - произнес ее спутник.
А наверху, в своей хижине при дороге, старик опять спал. Он спал гак же вниз, и у него, сторожа его сон, сидел парень. Старику снились львы».
