Замечательного новеллиста Михаила Михайловича Зощенко трудно упрекнуть в конформизме и номенклатурном отношении к творчеству. Персонажи его совсем не соответствуют плакатным образам, пропагандирующим идеал советского труженика, за что писателя много раз критиковали, обвиняя в очернительстве и излишней карикатурности. Однако некоторые произведения во вполне доступной форме призывают к соблюдению вечных и всеобщих норм жизни. Например, рассказ Зощенко «Беда». Анализ сюжета приводит к выводу о его яркой антиалкогольной направленности. Тема эта была актуальна в 20-е годы, не утратила она злободневности и сегодня.
Причины опалы писателя Зощенко
Да, доставалось Михаилу Михайловичу за его своеобразную форму повествования, но если бы все истории, описанные им, излагались обычным, правильным и стилистически безупречным языком, то они утратили бы большую часть своей привлекательности. Случилось бы самое страшное, что только может произойти с писателем-сатириком и юмористом. Читатель перестал бы смеяться, а ведь без этого человечество не расстается с прошлым. Плакаты с назидательными призывами соблюдать трезвость действуют слабо, если вообще можно надеяться на их эффективность. В годы тотального господства примитивной пропаганды литератору приходилось туго, а в 1946 году над ним и вовсе нависла опасность. После выступления Жданова, постановления Оргбюро ЦК, касающегося журналов «Ленинград» и «Звезда», и исключения из Союза писателей, ему оставалось лишь подрабатывать переводами и ждать ареста. Но при чем тут упомянутый рассказ Зощенко («Беда»)? Анализ этого короткого произведения не позволяет обвинить автора в нападках на достижения социализма, напротив, главный герой, судя по всему, - крестьянин-единоличник, мечтавший о собственной лошади. А может быть, в этом тоже была усмотрена крамола? Ведь безлошадник - явно не кулак, не «мироед», а свой, классово близкий представитель сельской бедноты.
Тем не менее вряд ли можно углядеть стремление очернить будущего колхозника, прочитав рассказ Зощенко «Беда». Краткое содержание и последующий подробный наводят на мысль о том, что оно совсем о другом. Но обо всем по порядку.
Завязка сюжета
Рассказ написан в традиционной манере отстраненного изложения фабулы событий, которой часто пользовался Михаил Зощенко. «Беда» - история о неудачном завершении нехитрого крестьянского замысла. Долгие годы человек по имени Егор с простой фамилией Глотов мечтал о кормилице - лошади, крайне необходимой в хозяйстве. Ради этой цели житель Гнилых Прудков (так называлась родная деревня героя) отказывал себе в простых человеческих радостях, начиная от махорки и заканчивая самогоном (вкус которого он вообще забыл). Собрав, наконец, необходимую сумму, Егор едет в город для совершения столь важной сделки. Подробное перечисление всех жертв, на которые пошел он, красноречиво говорит о небогатом внутреннем мире персонажа, о его простоте (которая, как известно, бывает хуже воровства). Совершенно не упоминается о том, кто все эти долгие годы пахал вместо тягловой лошадиной силы, - по всей видимости, это были члены его семьи. Они же, наравне с главным героем, питались «соломой». Именно так Егор определяет свой двух- или трехлетний рацион.
Крестьянин-авантюрист Егор Глотов
Простонародная речь наполняет рассказ Зощенко «Беда». Анализ фразеологии наводит на мысль о близком знакомстве автора с крестьянским бытом. Но важно и знание психологии. Отказ от приобретения у жителя ближней деревни лошади лишь на первый взгляд кажется иррациональным решением. Действительно, узнать, насколько хороша предлагаемая особь, в этом случае не составляло труда, достаточно было навести справки среди знакомых, которых, очевидно, было немало, и купить ее без риска. Но в этом случае пропадало все удовольствие от такого важного события. На некоторой авантюрности характера Егора Глотова и выстроен рассказ Зощенко «Беда». Анализ его побуждений приводит к мысли о том, что крестьянин склонен к риску, связанному с дальней дорогой, опасности быть обокраденным или обманутым. Но приключение дороже, и оно случилось.
Торг
Подходящая лошадь вскоре была найдена, Егор задал приличествующий ситуации ритуальный вопрос, ожидая услышать столь же малозначащий отзыв. Зощенко, беда которого состояла в том же, в чем был секрет его успеха, а именно в знании обывательской психологии и речи, раскрылся в сцене торговли во всю ширь своего таланта. Первоначальное намерение Егора состояло в том, чтобы всячески скрыть свою заинтересованность, но оно не удалось. Уже второй фразой он полностью раскрыл себя, выложив все свои лишения, включая «питание травой», а также страстное желание приобрести лошадь. Дальше следует описание процесса торга, полный текст которого опущен в рассказе Зощенко «Беда». Краткое содержание же переговоров состоит в описании хлопанья по голенищу (там были спрятаны деньги), двукратного снимания сапога, извлечения денег, божбы, слёз и прочих весомых аргументов в пользу снижения цены, приведших, наконец, к консенсусу.
Радость
Сделка состоялась, и Егор дал волю своим эмоциям. Ему самому понравилось, с каким упорством и изворотливостью удалось добиться успеха, он был убежден в том, что продавца ему удалось «опутать». Даже масть (неясную, что-то вроде навоза, смешанного с глиной) он пытался, хоть и безуспешно, сделать поводом для скидки. Теперь же радость переполняла душу, она искала выхода, а денег осталось немного, и суммы этой вполне хватало для того, чтобы «обмыть» покупку, разговеться после длинного вынужденного поста. Возможно, если бы не был продавец столь уступчив, все окончилось бы благополучно, но судьбе угодно было покарать главного героя за невоздержанность. Так решил автор, Михаил Зощенко. Беда подстерегала Егора и вскоре приняла конкретные очертания малознакомого мужика, которого он сразу же назвал «кумом». И понеслось…
Печальный финал
О том, что произошло «в ночь с понедельника на среду», читателю достоверно неизвестно. Ему остается самому, напрягая фантазию, представить себе сцену бестолкового кутежа, пьяные беседы собутыльников, угодливые лица кабатчиков и похмельные страдания Егора. Всех этих описаний лишено произведение «Беда». Зощенко умышленно ограничивается скупой информацией об отсутствии лошади. «Кум» немногословно и косноязычно утешает Глотова, упирая на ценность воспоминаний. Помогает мало. Во-первых, Егор, по всей видимости, ничего не помнит. Во-вторых, лошади действительно нет, и получается, что двухлетние усилия оказались напрасными. И у Егора остался один вопрос: "Как же это так и зачем вином торгуют?" Ответа на него ищут многие пострадавшие при подобных обстоятельствах...
Егор Иваныч по фамилии Глотов, мужик из деревни Гнилые Прудки, два года копил деньги на лошадь. Питался худо, бросил махорку, а что до самогона, то забыл, какой и вкус в нем. То есть как ножом отрезало – не помнит Егор Иваныч, какой вкус, хоть убей.
А вспомнить, конечно, тянуло. Но крепился мужик. Очень уж ему нужна была лошадь.
«Вот куплю, – думал, – лошадь и клюкну тогда. Будьте покойны».
Два года копил мужик деньги и на третий подсчитал свои капиталы и стал собираться в путь.
А перед самым уходом явился к Егору Иванычу мужик из соседнего села и предложил купить у него лошадь. Но Егор Иваныч предложение это отклонил. И даже испугался.
– Что ты, батюшка! – сказал он. – Я два года солому жрал – ожидал покупки. А тут накося – купи у него лошадь. Это вроде как и не покупка будет… Нет, не пугай меня, браток. Я уж в город лучше поеду. По-настоящему чтобы.
И вот Егор Иваныч собрался. Завернул деньги в портянку, натянул сапоги, взял в руки палку и пошел.
А на базаре Егор Иваныч тотчас облюбовал себе лошадь.
Была эта лошадь обыкновенная, мужицкая, с шибко раздутым животом. Масти она была неопределенной – вроде сухой глины с навозом.
Продавец стоял рядом и делал вид, что он ничуть не заинтересован, купят ли у него лошадь.
Егор Иваныч повертел ногой в сапоге, ощупал деньги и, любовно поглядывая на лошадь, сказал:
– Это что ж, милый, лошадь-то, я говорю, это самое, продаешь ай нет?
– Лошадь-то? – небрежно спросил торговец. – Да уж продаю, ладно. Конечно, продаю.
Егор Иваныч тоже хотел сделать вид, что он не нуждается в лошади, но не утерпел и сказал, сияя:
– Лошадь-то мне, милый, вот как требуется. До зарезу нужна мне лошадь. Я, милый ты мой, три года солому жрал, прежде чем купить ее. Вот как мне нужна лошадь… А какая между тем цена будет этой твоей лошади? Только делом говори.
Торговец сказал цену, а Егор Иваныч, зная, что цена эта не настоящая и сказана, по правилам торговли, так, между прочим, не стал спорить. Он принялся осматривать лошадь. Он неожиданно дул ей в глаза и в уши, подмигивая, прищелкивая языком, вилял головой перед самой лошадиной мордой и до того запугал тихую клячу, что та, невозмутимая до сего времени, начала тихонько лягаться, не стараясь, впрочем, попасть в Егор Иваныча.
Когда лошадь была осмотрена, Егор Иваныч снова ощупал деньги в сапоге и, подмигнув торговцу, сказал:
– Продается, значится… лошадь-то?
– Можно продать, – сказал торговец, несколько обижаясь.
– Так… А какая ей цена-то будет? Лошади-то?
Торговец сказал цену, и тут начался торг.
Егор Иваныч хлопал себя по голенищу, дважды снимал сапог, вытаскивая деньги, и дважды надевал снова, божился, вытирал рукой слезы, говорил, что он шесть лет лопал солому и что ему до зарезу нужна лошадь, – торговец сбавлял цену понемногу. Наконец в цене сошлись.
– Бери уж, ладно, – сказал торговец. – Хорошая лошадь. И масть крупная, и цвет, обрати внимание, какой заманчивый.
– Цвет-то… Сомневаюсь я, милый, в смысле лошадиного цвету, – сказал Егор Иваныч. – Неинтересный цвет… Сбавь немного.
– А на что тебе цвет? – сказал торговец. – Тебе что, пахать цветом-то?
Сраженный этим аргументом, мужик оторопело посмотрел на лошадь, бросил шапку наземь, задавил ее ногой и крикнул:
– Пущай уж, ладно!
Потом сел на камень, снял сапог и вынул деньги. Он долго и с сожалением пересчитывал их и подал торговцу, слегка отвернув голову. Ему было невыносимо смотреть, как скрюченные пальцы разворачивали его деньги.
Наконец торговец спрятал деньги в шапку и сказал, обращаясь уже на «вы»:
– Ваша лошадь… Ведите…
И Егор Иваныч повел. Он вел торжественно, цокал языком и называл лошадь Маруськой. И только когда прошел площадь и очутился на боковой улице, понял, какое событие произошло в его жизни. Он вдруг скинул с себя шапку и в восторге стал давить ее ногами, вспоминая, как хитро и умно он торговался. Потом пошел дальше, размахивая от восторга руками и бормоча:
– Купил!.. Лошадь-то… Мать честная… Опутал его… Торговца-то…
Когда восторг немного утих, Егор Иваныч, хитро смеясь себе в бороду, стал подмигивать прохожим, приглашая их взглянуть на покупку. Но прохожие равнодушно проходили мимо.
«Хоть бы землячка для сочувствия… Хоть бы мне землячка встретить», – подумал Егор Иваныч.
И вдруг увидел малознакомого мужика из дальней деревни.
– Кум! – закричал Егор Иваныч. – Кум, подикось поскорей сюда!
Черный мужик нехотя подошел и, не здороваясь, посмотрел на лошадь.
– Вот… Лошадь я, этово, купил! – сказал Егор Иваныч.
– В том-то и дело, милый, – сказал Егор Иваныч, – не было у меня лошади. Если б была, не стал бы я трепаться… Пойдем, я желаю тебя угостить.
– Вспрыснуть, значит? – спросил земляк, улыбаясь. – Можно. Что можно, то можно. В «Ягодку», что ли?
Егор Иваныч качнул головой, хлопнул себя по голенищу и повел за собой лошадь. Земляк шел впереди.
Это было в понедельник. А в среду утром Егор Иваныч возвращался в деревню. Лошади с ним не было. Черный мужик провожал Егор Иваныча до немецкой слободы.
– Ты не горюй, – говорил мужик. – Не было у тебя лошади, да и эта не лошадь. Ну, пропил, – эка штука. Зато, браток, вспрыснул. Есть что вспомнить.
Егор Иваныч шел молча, сплевывая длинную желтую слюну.
И только когда земляк, дойдя до слободы, стал прощаться, Егор Иваныч сказал тихо:
– А я, милый, два года солому лопал… зря…
Земляк сердито махнул рукой и пошел назад.
– Стой! – закричал вдруг Егор Иваныч страшным голосом. – Стой! Дядя… милый!
– Чего надо? – строго спросил мужик.
– Дядя… милый… братишка, – сказал Егор Иваныч, моргая ресницами. – Как же это? Два года ведь солому зря лопал… За какое самое… За какое самое это… вином торгуют?
Земляк махнул рукой и пошел в город.
О чем пел соловей
А ведь посмеются над нами лет через триста! Странно, скажут, людишки жили. Какие-то, скажут, у них были деньги, паспорта. Какие-то акты гражданского состояния и квадратные метры жилищной площади…
Ну что ж! Пущай смеются.
Одно обидно: не поймут ведь, черти, половины. Да и где же им понять, если жизнь у них такая будет, что, может, нам и во сне не снилась!
Автор не знает и не хочет загадывать, какая у них будет жизнь. Зачем же трепать свои нервы и расстраивать здоровье – все равно бесцельно, все равно не увидит, вероятно, автор полностью этой будущей прекрасной жизни.
Да будет ли она прекрасна? Для собственного успокоения автору кажется, что и там много будет ерунды и дряни.
Впрочем, может, эта ерунда будет мелкого качества. Ну, скажем, в кого-нибудь, извините за бедность мысли, плюнули с дирижабля. Или кому-нибудь пепел в крематории перепутали и выдали заместо помершего родственничка какую-нибудь чужую и недоброкачественную труху… Конечно, это не без того, – будут случаться такие ничтожные неприятности в мелком повседневном плане. А остальная-то жизнь, наверное, будет превосходна и замечательна.
Может быть, даже денег не будет. Может быть, все будет бесплатно, даром. Скажем, даром будут навязывать какие-нибудь шубы или кашне в Гостином дворе.
– Возьмите, – скажут, – у нас, гражданин, отличную шубу.
А ты мимо пойдешь. И сердце не забьется.
– Да нет, – скажешь, – уважаемые товарищи. На черта мне сдалась ваша шуба. У меня их шесть.
Ах, черт! До чего веселой и привлекательной рисуется автору будущая жизнь!
Но тут стоит призадуматься. Ведь если выкинуть из жизни какие-то денежные счеты и корыстные мотивы, то в какие же удивительные формы выльется сама жизнь! Какие же отличные качества приобретут человеческие отношения! И, например, любовь. Каким небось пышным цветом расцветет это изящнейшее чувство!
Один из грустных рассказов Зощенко. Один сельский житель Егор Глотов задался целью купить лошадь. Стал копить, урезая себя во всем. "Жрал солому", как он говорил...Совсем бросил пить самогонку, а раньше ведь пил запоем...Два года так провел, чтобы сбылась его мечта...Через два года собрался в город за лошадью. Отказался даже от предложения соседа по селу купить у него лошадь. Так ему хотелось соблюсти ритуал и поторговаться на рынке. На рынке понравилась ему лошадь. Он полдня торговался, что чуть не уморил продавца и саму лошадь и сбавил цену чуть не вполовину. Повел лошадь горделиво домой...И вдруг ему так захотелось похвастаться своей покупкой, что он решил пригласить малознакомого мужика в трактир угоститься водочкой и обо всем высказаться...Очнулся он только на третий день, без денег и лошади..пропил в угаре.. Вот и вся "беда"...
Похожие вопросы
- идея произведения крапивин звёзды под дождём
- на координатной прямой отметьте точку D(-3) и такую точку С, чтобы длина отрезка СD была равна 2,5 ед.Опредилите координату точки С.Сколько может быть таких точек?
- Найти разность арифметической прогрессии с первым членом, равным 1, у которого Sm:Sn= m^2:n^2, где Sm-сумма m первых членов, Sn-сумма n членов
- Из пункта M в пункт K,расстояние между которыми 260 км,одновременно выехали автобус и автомобиль.Доехав до K, автомобиль сразу повернул обратно и встретил автобус через 4 часа после своего выезда из M. Найдите скорость автобуса,если он прибыл в K на 1ч 18мин раньше,чем автомобиль в M. (Скорость автомобиля и автобуса считать постоянными)
- В двух бидонах находится 70 литров молока.Если из первого бидона перелить во второй 12,5% молока, находящегося в первом бидоне, то молока в обоих бидонах станет поровну. Сколько литров молока в каждом бидоне?
- бригада роботников за 2 недели изготовила 356 деталей, причом за вторую неделю изготовлено в 3 раза больше деталей чем за первую. Сколько деталей было изготовлено за первую неделю?
- Горизонтальная платформа массой 80кг и радиусом 1м вращается с частотой 20об/мин.В центре платформы стоит человек и держит в расставленных руках гири.С какой частотой будет вращаться платформа, если человек, опустив руки, уменьшит свой момент инерции от 2,92 до 0,98 кг*м^2.Считать платформу однородным диском.
- Число книг на одной полке вдвое меньше, чем число на другой. Если с превой полки взять 9 книг, а на вторую полку поставить 12 книг, то число книг на первой полке будет в 7 раз меньше, чем на второй. Сколько книг было на каждой полке?
Егор Иваныч, по фамилии Глотов, мужик из деревни Гнилые Прудки, два года копил деньги на лошадь. Питался худо, бросил махорку, а что до самогона, то забыл, какой и вкус в нем. То есть, как ножом отрезало — не помнит Егор Иваныч, какой вкус, хоть убей.
А вспомнить, конечно, тянуло. Но крепился мужик. Очень уж ему нужна была лошадь.
— Вот куплю, — думал, — лошадь и клюкну тогды. Будьте покойны.
Два года копил мужик деньги, а на третий подсчитал свои капиталы и стал собираться в путь.
А перед самым уходом явился к Егор Иванычу мужик из соседнего села и предложил купить у него лошадь. Но Егор Иваныч предложение это отклонил. Испугался даже.
— Что ты, батюшка! — сказал он. — Я два года солому жрал — ожидал покупки. А тут накося — купи у него лошадь. Это вроде как и не покупка будет… Нет, не пугай меня, браток. Я уж в город лучше поеду. По-настоящему чтобы.
И вот Егор Иваныч собрался. Завернул деньги в портянку, надел сапоги, взял в руки палку и пошел.
А на базаре Егор Иваныч тотчас облюбовал себе лошадь.
Была эта лошадь обыкновенная, мужицкая, с шибко раздутым животом. Масти она была неопределенной — вроде сухой глины с навозом.
Продавец стоял рядом и делал вид, что он ничуть не заинтересован, купят ли у него лошадь.
Егор Иваныч повертел ногой в сапоге, ощупал деньги и, любовно поглядывая на лошадь, сказал:
— Это что ж, милый, лошадь-то, я говорю, это самое продаешь, ай нет?
— Лошадь-то? — небрежно спросил торговец. — Да уж продаю, ладно. Конечно, продаю.
Егор Иваныч тоже хотел сделать вид, что он не нуждается в лошади, но не утерпел и сказал, сияя:
— Лошадь-то мне, милый, вот как требуется. До зарезу нужна мне лошадь. Я, милый ты мой, три года солому жрал, прежде чем купить ее. Вот как мне нужна лошадь… А какая, между тем, цена будет этой твоей лошади? Только делом говори.
Торговец сказал цену, а Егор Иваныч, зная, что цена эта ненастоящая и сказана, по правилам торговли, так, между прочим, не стал спорить. Он принялся осматривать лошадь.
Он неожиданно дул ей в глаза и в уши, подмигивая, прищелкивая языком, вилял головой перед самой лошадиной мордой и до того запугал тихую клячу, что та, невозмутимая до сего времени, начала тихонько лягаться, не стараясь, впрочем, попасть в Егор Иваныча.
Когда лошадь была осмотрена, Егор Иваныч снова ощупал деньги в сапоге и, подмигнув торговцу, сказал:
— Продается, значится… лошадь-то?
— Можно продать, — сказал торговец, несколько обижаясь.
— Так… А какая ей цена-то будет? Лошади-то?
Торговец сказал цену, и тут начался торг. Егор Иваныч хлопал себя по голенищу, дважды снимал сапог, вытаскивая деньги, и дважды надевал снова, божился, вытирал рукой слезы, говорил, что он шесть лет лопал солому, и что ему до зарезу нужна лошадь — торговец сбавлял цену понемногу. Наконец, в цене сошлись.
— Бери уж, ладно, — сказал торговец. — Хорошая лошадь. И масть крупная, и цвет, обрати внимание, какой заманчивый.
— Цвет-то… Сомневаюсь я, милый, в смысле лошадиного цвету, — сказал Егор Иваныч. — Неинтересный цвет… Сбавь немного.
— А на что тебе цвет? — сказал торговец. — Тебе что, пахать цветом-то?
Сраженный этим аргументом, мужик оторопело посмотрел на лошадь, бросил шапку наземь, задавил ее ногой и крикнул:
— Пущай уж, ладно!
Потом сел на камень, снял сапог и вынул деньги. Он долго и с сожалением пересчитывал их и подал торговцу, слегка отвернув свою голову. Ему было невыносимо смотреть, как скрюченные пальцы разворачивали его деньги.
Наконец, торговец спрятал деньги в шапку и сказал, обращаясь уже на вы:
— Ваша лошадь… Ведите…
И Егор Иваныч повел. Он вел торжественно, цокал языком и называл лошадь Маруськой. И только когда прошел площадь и очутился на боковой улице — понял, какое событие произошло в его жизни. Он вдруг скинул с себя шапку и в восторге стал давить ее ногами, вспоминая, как хитро и умно он торговался. Потом пошел дальше, размахивая от восторга руками и бормоча:
— Купил!.. Лошадь-то… Мать честная… Опутал ево… Торговца-то…
Когда восторг немного утих, Егор Иваныч, хитро смеясь себе в бороду, стал подмигивать прохожим, приглашая их взглянуть на покупку. Но прихожие равнодушно проходили мимо.
— Хоть бы землячка для сочувствия… Хоть бы мне землячка встретить, — подумал Егор Иваныч.
И вдруг увидел малознакомого мужика из дальней деревни.
— Кум! — закричал Егор Иваныч. — Кум, поди-кось поскорей сюда!
Черный мужик нехотя подошел и, не здороваясь, посмотрел на лошадь.
— Вот… Лошадь я, этово, купил! — сказал Егор Иваныч.
— В том-то и дело, милый, — сказал Егор Иваныч, — не было у меня лошади. Если б была, не стал бы я трепаться… Пойдем, я желаю тебя угостить.
— Вспрыснуть, значит? — спросил земляк, улыбаясь. — Можно. Это можно. Что можно, то можно… В «Ягодку», что ли?
Егор Иваныч кивнул головой, хлопнул себя по голенищу и повел за собой лошадь. Земляк шел впереди.
Это было в понедельник. А в среду утром Егор Иваныч возвращался в деревню. Лошади с ним не было. Черный мужик провожал Егор Иваныча до немецкой слободы.
— Ты не горюй, — говорил мужик. — Не было у тебя лошади, да и это не лошадь. Ну, пропил, — эка штука. Зато, браток, вспрыснул. Есть что вспомнить.
Егор Иваныч шел молча, сплевывая длинную, желтую слюну. И только, когда земляк, дойдя до слободы, стал прощаться, Егор Иваныч сказал тихо:
— А я, милый, два года солому лопал… зря…
Земляк сердито махнул рукой и пошел назад.
— Стой! — закричал вдруг Егор Иваныч страшным голосом. — Стой! Дядя… милый!
— Чего надо? — строго спросил мужик.
— Дядя… милый… братишка, — сказал Егор Иваныч, моргая ресницами. — Как же это? Два года ведь солому зря лопал… За какое самое… За какое самое это… вином торгуют?..
Земляк махнул рукой и пошел в город.
