«Искусство пока неприкосновенно, несмотря на сложные политические отношения», - рассказала накануне юбилея мировая оперная прима, народная артистка РФ, лауреат Госпремии.
Об искусстве уважения
— Анна Нетребко - русская певица, выступающая на лучших сценах мира. Но сейчас отношения между Россией и Западом переживают далеко не лучшие времена… Вы чувствуете на себе какое-то политическое давление?
— Ни для кого не секрет, что несколько последних лет на Западе делается одно, а говорится совершенно другое. Политические отношения между нашими странами сегодня очень напряжённые - во многом, к сожалению, из-за машины пропаганды, которая за рубежом очень серьёзно и активно работает. Новости о России западная пресса освещает однобоко. Печально наблюдать это. За последние 15 лет мир стал абсолютно интернациональным, границы открылись, люди стали перемещаться из одной страны в другую, заводить семьи, находить работу. Но сегодня у меня складывается ощущение, что кому-то хочется вернуться назад, чтобы страны снова были обособленными. Стремления политиков направлены именно на это.
- И какой выход?
Нужны взаимные шаги навстречу и со стороны Европы и Запада, и с нашей стороны. Я уверена, что со временем здравый смысл восторжествует и невероятное политическое напряжение спадёт. Уже пора отношения немножечко урегулировать. Надо учиться уважать друг друга.
Досье
Анна Нетребко. Родилась в 1971 г. в Краснодаре. Оперная певица, сопрано. Окончила Санкт-Петербургскую консерваторию. В 1993 г. победила на Конкурсе им. Глинки и была приглашена в Мариинский театр. Поёт в Венской опере, Метрополитен-опера, Ковент-Гарден и др.
- А существует ли вообще у искусства, у таланта национальность?
Оперное искусство интернациональное. Недавно в Германии - на родине великого композитора, святая святых немецкой музыки! - я исполняла Рихарда Вагнера. Главную партию пела русская! Приём был великолепный! В любом случае наше оперное искусство пока неприкосновенно, даже несмотря на усложнение политических отношений в мире, и это замечательно. Искусство всегда прокладывает дорогу миру и взаимопониманию. А ваш вопрос про национальность…
Русскость в характере, конечно, у меня есть и останется навсегда. Я всегда защищаю Россию, если слышу, что на нас нападают. Но, несмотря на пропаганду, уважение Запада к нам сегодня растёт.
О русских талантах
- Николай Цискаридзе уверен, что в балете мы по-прежнему впереди планеты всей. А если говорить о месте России в мировой опер е?
Никакие санкции никаким образом не повлияли на востребованность российских певцов. У нас огромное количество талантливых исполнителей, музыкантов, которые известны во всём мире. Две наши столицы - Москва и Санкт-Петербург - перенасыщены театрами, концертными залами, и это замечательно. У нас великая культура, и нам действительно есть чем гордиться.
Я и сама патриотка, и папа мой патриот, всегда обсуждаем с ним последние новости и радуемся нашим достижениям. Сейчас, к сожалению, в мой родной Краснодар удаётся вырваться нечасто - буквально раз в год на два дня. График расписан от и до на ближайшие несколько лет. Но я всегда очень счастлива петь перед родной публикой.
- Вы однажды сказали, что существуют оперы, которые словно специально были задуманы для того, чтобы «убить голос»…
Таких много. Особенно трудны для исполнения современные композиторы - они любят изощряться и издеваться над певцами. Я, к счастью, такую музыку не исполняю - Бог миловал. Но у меня есть коллеги, которые специализируются на современных операх. Они говорят, что вокальный век может сократиться очень сильно от исполнения таких произведений. Мне кажется, чем больше пою бельканто, написанное специально для голоса и для его развития, тем дольше будет мой вокальный век. (Бельканто - техника виртуозного пения. - Ред.)
- «Вся жизнь оперного артиста полностью подчинена его связкам», - признался знаменитый тенор Хосе Каррерас. А у Анны Нетребко есть страх лишиться голоса?
Лично я об этом совершенно не думаю. Чем меньше у оперного артиста заморочек, тем лучше. У меня нет никаких страданий на тему «есть голос, нет голоса». Я пойду и начну петь, а там посмотрим. Но не у всех так. Есть настолько закомплексованные артисты, у которых поднимается температура, начинаются какие-то болячки перед премьерой… Подготовка к спектаклю превращается в какую-то истерику. Признаюсь: выйти на сцену и спеть - требует очень больших усилий. Артист должен быть очень сильным, чтобы побороть в себе страх и волнение, собраться и исполнить свою партию. И так каждый раз. Нужна сила воли.
Как настраиваюсь на роль? В день спектакля нужно поменьше болтать и копить эмоции. Мозги должны быть сконцентрированы только на выступлении, и если они целый день пробыли в каких-то таких растрёпанных чувствах, на спектакле не собраться - это нехорошо…
Я с нетерпением и волнением жду дебюта в Большом театре, который состоится в октябре. Это сложная опера «Манон Леско», редко исполняемая. Надеюсь, всё будет замечательно, и публике понравится, и нам тоже. (Партнёром певицы будет её супруг - азербайджанский тенор Юсиф Эйвазов. - Ред.)
- Директор Большого Владимир Урин сказал, что они очень долго вас пытались заполучить…
Никаких интриг, просто никто не мог договориться. Наверное, нужен был именно такой человек, как Урин, который просто пришёл и сказал: «Так. Ну что?» И очень оперативно всё сделали, решили. Велик ли гонорар? Урин сказал: «Естественно, что здесь одни деньги, в Европе другие». Мы ему ответили: «Заплатите так, как вы считаете нужным заплатить хорошим артистам».
О любви на сцене
- Супруги Анна Нетребко и Юсиф Эйвазов - оперные звёзды. Дома у вас бывают «разборы полётов», критика, советы?
Советы? А что их давать, я про себя всё знаю, он тоже. Мы с Юсифом дома про работу не говорим. Просто живём своей жизнью.
Помогает ли любовь на сцене? В спектакле у меня есть партнёр, и мне прежде всего нужно от него качество исполнения, которое я получаю. Юсиф - прекрасный певец. Плюс, конечно, энергетика. Но пою я с мужем точно так же, как с любым другим партнёром. Конечно, Юсиф - мой любимый человек, но в спектакле всё совершенно по-другому, здесь мы именно творческие единицы.
- На сцене, в жизни Нетребко прямо пышет позитивом, энергией. Даже после интервью с вами улучшается настроение. А как вы сами заряжаете батарейки, что даёт вам силы?
- (Обращается к отцу.) Папа, где я подзаряжаюсь энергией? Скажи мне! (Хохочет.) Россия. Семья. Эрмитаж. Ресторан. Я просто люблю жизнь и считаю, что прожить её нужно максимально счастливо!
«Идемте ко мне», - предлагает «миллионерша». Мы встречаемся у служебного входа Мариинского театра: только что мимо пронесся Валерий Гергиев весь в черном - в окружении такой же мрачной свиты и окутанный восхитительным ароматом то ли парфюма, то ли денег. Он тоже входит в список миллионеров «от классической музыки». Но, в конечном счете, дело не в деньгах. Оперный мир - высший свет, куда попасть суждено далеко не каждому. «Я сегодня зачем-то снова надела туфли имени святой инквизиции, - показывает Нетребко на бархатные, украшенные причудливой вышивкой босоножки на умопомрачительно высоком каблуке. - Могу дойти только до дома. Но не беспокойтесь - здесь от театра два шага». На Нетребко укороченные голубые брюки, шелковый топ в мелкий цветочек и длинные белые бусы.
Новая, огромная, роскошно декорированная квартира. «Симоне, мой бойфренд», - представляет она черноволосого симпатичного молодого человека (с итальянским оперным басом Симоне Альбергини Анна познакомилась в Национальном оперном театре в Вашингтоне - они пели в «Риголетто»). Мне наливают чашку ароматного чаю и предлагают вазу с шоколадными конфетами. Все конфеты исключительно русские: «Белочка», «Мишка косолапый», «Красная Шапочка».
ELLE Сопрано - это чувственность, страсть. Отсюда столько мифов и легенд о примадоннах, их капризах, бесконечных увлечениях.
АННА НЕТРЕБКО (разворачивает шоколадную конфету). Не знаю... Может быть, в этом разделении по голосам доля истины есть. У меня, например, лирическое сопрано с колоратурой. Какой я должна быть?
ELLE Взрывной, темпераментной...
А. Н. С темпераментом у меня, слава богу, все в порядке. Но я не взрывная. Да, я очень живая, энергичная, но все идет в первую очередь от моих южных корней. Меня эмоции на сцене действительно переполняют и в какой-то момент захлестывают. В жизни я способна на взбалмошные поступки, но вот чтобы туфлей швырнуть в костюмершу - такого со мной произойти не может. Я ни разу в жизни не обидела того, кто мне помогает.
ELLE Может быть, поэтому ваша пресс-служба так настойчиво просит не сравнивать Вас с Каллас - скандалисткой всех времен и народов.
А. Н. А кто любит, когда его с кем-нибудь сравнивают? Зачем меня сравнивать? Я сама по себе. Я отличаюсь от других. От Каллас, например, что не мешает мне восхищаться ею как певицей и женщиной.
ELLE Сто раз написано, что ваша карьера напоминает сценарий фильма про девушку из небольшого городка, молниеносно ставшую мировой знаменитостью.
А. Н. Думаю, все понеслось с космической скоростью после моего выступления в Зальцбурге в августе 2002 года. Я пела донну Анну в опере «Дон Жуан». Признаюсь, я даже не отдавала себе отчета, что происходит, - пела себе и пела, хотя вокруг были звезды мирового класса. А потом вдруг началась страшная шумиха и ажиотаж вокруг - крупнейшие те- атры мира стали предлагать контракты на фантастических условиях. Они даже спрашивали, что я хочу спеть, и были готовы «под меня» сформировать репертуар...
Это наша третья встреча с Анной Нетребко. В 2002 году, за несколько месяцев до поездки на фестивать в Зальцбург, с которого она вернулась настоящей звездой, мы сидели в гримерной Мариинского театра и разговаривали. Она рассказывала о своей дружной семье, которая осталась на Кубани: мама - инженер телефонной связи, папа - геолог. О том, как приехала в Питер учиться на артистку оперетты, но потом, побывав в опере, поняла, что не существует ничего равного по силе воздействия на человека, и влюбилась в нее на всю жизнь. Анна вспоминала о своем первом серьезном романе, который случился у нее в 22 года, но, увы, с женатым человеком. Победа на конкурсе им. Глинки открыла ей двери в мир большой музыки, но Анна признавалась, что много денег уходит на занятия с лучшими педагогами мира, что необходимо тщательно одеваться и не совершать досадных промашек. Поведала мне главное правило: туфли должны быть непременно новыми, не дай бог, стоптанными.
Поздней осенью 2002 года она окликнула меня в Мраморном дворце на вечеринке ELLE, поблагодарила за статью. Мы подкрашивали губы у зеркала, а я и не подозревала, что «машина запущена» - брэнд под названием ANNA NETREBCO набирает мощь. За прошедшие с тех пор три года она превратилась в настоящую звезду - мир охватила « нетребкомания». Этой весной с огромным успехом прошли выступления Нетребко в Лондоне. В Ковент-Гарден она пела в «Риголетто». Говорят, администрация опасалась, что публика от восторга разнесет театр. Подогревало ажиотаж и то, что на афише висела огромная, во весь рост, фотография Анны из знаменитой серии «Оперная сцена мира» ну в очень короткой юбке. В августе в Зальцбурге Анна Нетребко исполняла «Травиату». Когда в мае я решила купить билет и зашла на сайт театра, то в продаже уже не было ни одного билета, а на листе ожидания томились 20 000 ее поклонников.
Из кухни доносится чуть горьковатый аромат свежесваренного кофе. Уже немного освоившись, я устраиваюсь поудобнее на мягком диване и спрашиваю: «Аня, а где Ваш дом?» Она делает совсем нетеатральный жест: «Вот он. Приехала на неделю. Потом снова уеду на два месяца. Мало здесь бываю. Жаль. Я так старалась сделать свой дом красивым. Мне помогала по- друга Катя. Я никого не приглашала, никаких художников, сама придумала весь дизайн, а Катя все контролировала. Хотите посмотреть?»
Театральные люди делятся на тех, кто устал от излишней пышности, и тех, кто и дома стремится окружить себя дворцовым декором. Квартира Анны Нетребко - нечто очень гармоничное. Светлого дерева кухня, откуда доносятся аппетитные итальянские запахи. Роскошные люстры. Шоколадно-коричневый пол в гостиной удачно контрастирует с белоснежным дива- ном. Массивный приземистый стол, на котором навалено немыслимое количество журналов со статьями об оперной звезде. Очень красиво, в восточном стиле, выполнена гостевая комната. «Шторы я везла из-за границы, как, впрочем, и большую часть вещей, которые вы здесь видите. В магазине были потрясены, узнав, что я покупаю эту расшитую бисером ткань на шторы. А мне нравится!» Она проводит меня в бежевую, с коричневым, японского стиля ванную комнату. «Это мое самое любимое место. Здесь я думаю, расслабляюсь...» По ходу экскурсии Аня договаривается с Симоне, что после интервью они пойдут гулять по Питеру. Итальянец исчезает. «А Ваш бойфренд - тот же, что был три года назад?» - спрашиваю я шепотом.
Из соседней комнаты, как по заказу, доносятся оперные рулады.
А. Н. (хохочет). Конечно! Симоне, прекрати! Мы вместе уже пять с половиной лет. Да, долго. Сложно ли рядом двум певцам? У нас, слава богу, нет творческого соревнования. Симоне очень радуется моим успехам и поддерживает меня. Но, как мужчина, ревнив. Он же итальянец. А я стараюсь не давать повода.
ELLE Ага, стараетесь! Никогда не забуду, как смотрели на Вас мужчины, когда Вы шествовали по красной кремлевской дорожке получать Государственую премию из рук Владимира Путина. Отлично сидящий шикарный костюм и... открытые босоножки .
А. Н. Я надела самый скромный костюм от D&G, который только смогла отыскать в своем гардеробе. Но ведь было ужасно жарко! И я выбрала открытые туфли. Мне потом говорили: «Ты почему не надела колготки, как положено по этикету?» А я вообще не ношу колготок, тем более летом.
ELLE Как вам наш президент?
А. Н. Я его уже знала. Он был на премьере «Войны и мира», на концерте, посвященном 300-летию Петербурга. Очень приятный в общении человек с замечательным чувством юмора. И так здорово, что он любит и поддерживает искусство.
ELLE При первой встрече Вы уверяли меня, что женщина должна сама покупать себе бриллианты. Не изменили своего мнения?
А. Н. Сама должна, сама, все равно никто ничего не подарит! Но мне и не надо, чтобы дарили, потому что иначе будешь чувствовать себя обязанной, а я этого не люблю. Я лучше сама себе куплю. Хотя вот совсем недавно Симоне подарил мне потрясающие жемчужины от Микимото. Было очень приятно. Теперь у меня есть жемчужины. Нет, не эти (хохочет и крутит огромные бусины, обтянутые белой хлопковой тканью). Эти я в Лондоне купила. Все ужасаются: «Какой кошмар!» А мне нравятся.
ELLE От страсти к нарядам не излечились?
А. Н. О нет! Наоборот - она приобрела невиданные масштабы. Половина квартиры - огромные шкафы, в которые я пытаюсь уместить дикий по объему гардероб. А места нет совсем!
ELLE А какие-то «земные» планы у вас есть: замуж выйти, ребенка родить?
А. Н. У меня есть кольцо - год назад мне предлагали руку и сердце. Но я против замужества. Никогда не была замужем и не хочу. Мне нравится быть свободной, и не нужен этот пресловутый штамп в паспорте. А вдруг что-то другое произойдет в моей жизни, вдруг я влюблюсь?
ELLE А дети?
А. Н. (уверенным тоном деловой женщины). Дети - потом. Сейчас не получается. Жизнь расписана на четыре года вперед. У нас с Симоне была мечта купить дом где-нибудь в Италии. А потом подумали: «Зачем? Мы же никогда там не будем жить, мы все время выступаем». Я так считаю: пока молодая, надо работать. А отдыхать буду потом. И семья потом. Мне кажется, что сейчас уже не принято рано заводить семью. Сначала нужно пожить для себя, заработать капитал, а затем уже думать о детях, потому что это очень ответственно. Разве я хочу, чтобы мой ребенок сидел с няней, а я выступала по всему миру и не видела, как он пошел, как начал говорить? Ничего, у меня еще есть время.
ELLE А какие у вас сейчас самые интересные контракты?
А. Н. В том-то и дело, что они все интересные, я ни от чего не могу отказаться! В ноябре я буду петь в «Метрополитен-опере» в «Риголетто», потом в «Дон Паскуале». Затем в Венской опере «Ромео и Джульетта», чуть позже «Манон» в Лос-Анджелесе... Вот так оно идет и идет - Лондон, Нью-Йорк, Лос-Анджелес, Питер...
ELLE Вы общаетесь с огромным количеством людей. «Наши» мужчины чем-то отличаются?
А. Н. Я, признаюсь, с ними практически не общаюсь. Конечно, у меня есть дома друзья, но почему-то я «не в контакте» с русскими мужчинами. Во-первых, я не в их вкусе - они любят блондинок. А во-вторых, я очень много времени провожу за границей и мне там общаться с людьми гораздо комфортнее, нежели в России. Здесь все такие непростые, такие надменные. Все так сложно, что хочется сказать: «Ребята, будьте проще!»
ELLE Существует «оперная мафия»?
А. Н. Я слышала, что существует «голубая» оперная мафия. Действительно, в нашем мире много гомосексуалистов. Но... Любая мафия заканчивается, когда ты выходишь на сцену, потому что по-настоящему важно только одно - успех у публики. Наверное, мафия может продвинуть тебя на один спектакль, но если будет провал, то не спасут никакие деньги, никакое влияние. Важны талант и успех.
ELLE «Нетребко заполонила весь мир» - это первая фраза из уст ваших конкурентов. И вторая: «В консерватории она не выделялась особым дарованием».
А. Н. Мне часто говорили, что у меня голоса нет. И когда сразу после поступления в консерваторию мне друзья сказали: «Ты что, думаешь, у тебя голос хороший? Вот у той девочки - да, голос супер», - я расстроилась ужасно! Но у меня было очень важное качество. Я могла в классе выдать не очень хороший результат, но когда выходила на сцену, то работала гораздо лучше. Быстро «схватить» и применить на сцене перед публикой - я это всегда умела. Думаю, этим качеством обладают все люди, которые смогли чего-то добиться. Знаете, какой вывод я сделала? Никого не слушать. Надо упорно идти своим путем к поставленной цели.
ELLE Из уборщиц в примадонны - этот сюжет будет Вас сопровождать, думаю, всю жизнь.
А. Н. В Америке это любимая история! Я сто раз повторяла: я стала певицей не в тот момент, когда надраивала полы и вдруг подошел Гергиев, а я, опершись на швабру, как запою! Я просто, будучи студенткой первого и второго курса, устроилась в театр уборщицей, чтобы проводить там 24 часа в сутки. На дворе был 1991 год, и вне театра находиться совсем не хотелось - карточки на еду и серые макароны на прилавке.
ELLE О чем Вы мечтаете?
А. Н. О материальном - ни о чем. Дай бог, чтобы было здоровье осуществить все задуманное. А мечтать... Я хочу того, что невозможно. Например, чтобы была жива мама.
ELLE Как заботитесь о своей красоте?
А. Н. (хохочет). Честно? Никак. Выгляжу я ужасно! От бесконечных перелетов волосы выпадают. От грима на лице прыщи. Алкоголь красоты тоже не прибавляет. Шутка. Я пью только сухое вино, белое и красное. И шампанское. Крепкие напитки не употребляю. С красотой все просто. Я стараюсь нормально спать и хорошо питаться. Никаких диет не соблюдаю. Вот купила тренажер. Провела на нем за год минут 15.
ELLE О Вас вышла в Германии книжка.
А. Н. Две. Обе биографии. Я просила этого не делать. Какая биография? Мне всего 33 года! Но издатели не согласились. Кстати, была смешная история с журналистом, который написал одну из этих книг. Я давала ему интервью, и вдруг выходит статья с заголовком: «Я часто пою во сне обнаженной». А дело было вот как. Он меня спросил: «Какие у вас есть страхи?» Я отвечаю: « Нам, оперным певцам, часто снится сон: мы выходим на сцену и вдруг понимаем, что на нас нет одежды! Ужас!» Вдруг я вижу эти слова в заголовке. И теперь у меня «два хита» - то, что я была уборщицей, и то, что я пою обнаженной.
ELLE Вы смело говорите о своем возрасте. Кстати, по японским суевериям, 19 и 33 - самые сложные и переломные годы в жизни женщины.
А. Н. Значит, будем ждать перелома. Но я никогда не была так счастлива, как сейчас. Обожаю свой возраст! Все интересно! Столько возможностей!
ELLE Я видела ваше фото в «Нью-Йорк таймс» - ослепительная улыбка, смелое декольте и роскошная белая шуба, небрежно наброшенная на плечи.
А. Н. «Что она носит» - есть такая рубрика в «Нью-Йорк таймс». Меня сфотографировали в оперном театре, поэтому я вся такая нарядная - туфли «имени святой инквизиции», только что купленное платье от D&G и меховое пальто от Louis Vuitton из меха белой шиншиллы. Очень красивое! Сейчас покажу!
Она вернулась, держа в руках что-то волшебно-невесомое - собранную из миллиона меховых кусочков драгоценность. «Немножко она у меня запачкалась», - сказала Аня и нежно про- вела рукой по шелковистому меху. Я вдруг вспомнила, что у Каллас тоже была знаменитая шуба из шиншиллы, только из обычной, пепельно-серой.
А «под занавес» Анна Нетребко показала свою спальню. Мы прошли через холл, освещенный тремя коваными светильниками. Аня распахнула дверь и извинилась: «Не обращайте внимания, здесь все разбросано, чемоданы то распаковываю, то снова собираю». Посреди комнаты, выдержанной в лилово-сиреневых тонах, возвышалась огромная кровать с воздушным балдахином фиалкового цвета. А на мягком ковре валялось несколько пар вечерних туфель. Новых, нестоптанных. Все, как и должно быть у настоящей примадонны.
Мы должны были встретиться в кафе в самом центре Вены. Едва я успеваю заказать кофе, как появляется Анна. Большие темные очки служат ей отличной маскировкой, на улице я бы прошла мимо, не узнав всемирно известную диву. Я знаю, что Нетребко уже почти месяц сильно простужена и поэтому кажется то ли уставшей, то ли погруженной в свои мысли. Не лучшее настроение для интервью, думаю я с тревогой. Но тут (буквально откуда ни возьмись) около нашего столика возник рослый мужчина с двумя чемоданами. Анна ахнула: «Откуда ты?» «Вчера спел спектакль, а сегодня в семь утра сел в самолет... и вот я здесь!» «Сумасшедший!» – Анна просияла, а у меня отлегло от сердца.
Гость остался завтракать в кафе, а мы поднялись в квартиру певицы в старинном доме по соседству. Светлая гостиная, где мы устроились на угловом малахитово-зеленом диване, была обставлена с истинно венским шармом. С этого и начался разговор.
Вы можете просто взять и прогуляться по улице, посидеть в кафе? Наверное, вас узнают, просят автографы.
А. Н.:
Конечно, я хожу по городу, я же здесь живу… Я ведь не Рианна или Майли Сайрус. Оперные звезды все-таки не поп-звезды, не голливудские актеры, у которых из-за поклонников вообще никакой жизни нет, – несчастные люди! Замечательно, что меня знают и любят, это очень приятно, внимание меня не тяготит.
У вас случился невероятный взлет карьеры, ваша жизнь похожа на сказочную историю Золушки. Вы об этом мечтали в детстве, юности?
А. Н.:
Конечно, это гораздо больше, чем я осмеливалась мечтать. В 17 лет петь на сцене Мариинки было самой большой мечтой. Вообще с детства самое главное для меня было выступать на сцене. Сцена как наркотик, раз попробовал – трудно уйти. Если бы меня по распределению, как это было раньше, отправили в какой-то город в театр служить, я бы поехала.
Что вы чувствуете на сцене во время спектакля?
А. Н.:
Я чувствую свою силу. Сцена – это магическое место, там особая энергетика, там проходят все проблемы, там живешь совершенно другой жизнью. Поэтому я больше всего люблю именно спектакли, а не концерты. Я театральное дитя. В этом отношении я как фильтр: четко знаю, что мне нужно, а что мне не нужно. И всегда знала – у меня интуиция работала, даже когда я была маленькой.
И она вас не подводит?
А. Н.:
Нет! Я четко знаю, что ценю в человеке, и знаю, что мне не нравится. Не люблю мутных людей. Но врагов у меня нет, по крайней мере открытых. Я ценю работоспособность, активность ума, чувство юмора. А в целом у меня отношение к жизни и к людям очень позитивное.
«Я НЕ МОГУ ПОЖЕРТВОВАТЬ НИ ЛИЧНОЙ ЖИЗНЬЮ РАДИ ПРОФЕССИИ, НИ НАОБОРОТ. ИНАЧЕ Я НЕ СМОГУ БЫТЬ СЧАСТЛИВОЙ»
Наверное, это идет из детства?
А. Н.:
О да. В детстве я получила очень много любви. У нас была шумная семья, в выходные всегда посиделки, потому что у нас дом большой и сад, было где принимать гостей. Я вообще считаю, что советское воспитание было в чем-то лучшее. Нас не перехваливали, но и не подавляли. Сейчас считается, особенно на Западе, что ребенку вообще нельзя сказать плохого. Все боятся: «Ой, у него будут комплексы!» Я не уверена, что это правильно. Когда ребенок вырастает, то понимает, что он далеко не лучший, и тут у него начинаются проблемы. У нас все было наоборот. Нам говорили: «Если чего-то хочешь добиться, надо работать! А пока у тебя и то не так, и это страдает, и ноги косолапые, и спина сутулая». И не было никаких обид и комплексов!
Вы могли открыться родителям? Говорить откровенно о своих чувствах?
А. Н.:
Нет! У меня никогда не было такой связи с мамой. Вот у моей сестры по-другому, она маме все рассказывала, мама тоже делилась с ней своими историями. А у меня для таких сокровенных разговоров всегда были подруги. Мы и теперь все время общаемся, я их вытаскиваю то в одну страну, то в другую. Я их очень люблю. А папа, пожалуй, в детстве моем не играл особенно важной роли. Он делал свою работу. Но у меня всегда была опора: мама-папа, семья. А вот когда я стала старше, мы с папой стали больше общаться. Особенно, конечно, мамина болезнь, смерть нас сблизила. Папе 80 лет, он работает до сих пор. Я его прошу: «Ну приезжай, пожалуйста!» – а он: «Пока не могу! Я занят!» Мы, к сожалению, не в состоянии удержать вокруг себя всех тех, кого любим. Они могут приходить, уходить, умирать, уезжать в другой город, нельзя это контролировать. Но мне кажется, занять себя, быть нужными мы можем и должны сами. Иначе приходится все время ждать, пока другие тебе что-то дадут, и человек теряет себя, перестает быть самодостаточным.
Вы как раз кажетесь таким самодостаточным, сильным человеком. А внутренне так себя ощущаете?
А. Н.:
Я сильная, когда мне надо быть сильной. Это так. Хотя иногда я чувствую себя очень слабой. Но понимаю, что от моей слабости легче никому не становится. Поэтому я стараюсь быть все-таки сильной. Особенно теперь, когда у меня сын, ответственность за многих людей, и я должна держать себя в форме.
Ее партнеры
Многолетний творческий союз Анны Нетребко с мексиканским тенором Роландо Виллазоном меломаны всего мира называли не иначе как «дуэтом мечты» и до сих пор жалеют о том, что он распался. Зато сложился другой выдающийся дуэт: великий Пласидо Доминго , который когда-то помог Анне с дебютом в театре Сан-Франциско, наконец встретился с ней на сцене как партнер по опере «Трубадур», которым дирижировал Даниэль Баренбойм . Маэстро собирается записать с Анной диск с четырьмя песнями Штрауса. «Анна бесподобна, – восклицает Баренбойм. – Она прекрасна не только как певица, но и как актриса, поскольку умеет соединять театр и музыку, этим даром она наделена от природы».
А.Н.: Даже не представляете себе, какое это насилие надо собой… Усилие над собой приходится делать постоянно. Я вообще считаю – в жизни надо все успеть. А времени не хватает. Поэтому я кручусь, как белка в колесе.
Борьба, соперничество вам знакомы?
А. Н.:
Нет. Я не конкурсный человек, как у нас говорят. Я ненавижу это. Если я знаю, что с кем-то должна конкурировать, во мне сразу все расслабляется. Я никогда на прослушиваниях хорошо не пела. Слава богу, я вовремя рассталась с репертуарным театром, где каждая новая премьера – уже очередь на роль. Вот этого чувства – ах, меня не взяли на роль, а ее взяли! – этой головной боли в моей жизни нет. И поэтому я легко прихожу на спектакли к другим и радуюсь их успеху.
Ваш график выступлений расписан на годы вперед. Вы осознанно выстраиваете свою жизнь в опере?
А. Н.:
Ну, все относительно. Сейчас мы планируем сезон 2018/19. Но я же не знаю, смогу ли тогда спеть то, на что подписала контракт. Вот сейчас я два месяца не работала: долго готовилась, сомневалась и все-таки решила, что Маргариту в «Фаусте» не буду петь, не подходит сейчас моему голосу эта партия. В нашей профессии трудно предугадать, что будет через четыре года. А я люблю, чтобы все было разложено по полочкам. Я же Дева, у меня должен быть идеальный порядок! Планировать, быть главой семьи – это мне интересно. Я должна точно рассчитать, когда и куда я переезжаю, кто со мной едет, как организована жизнь ребенка, все это надо продумать. Не люблю, когда планы рушатся, я злюсь, меня это выбивает из колеи. Вообще я – активный человек, человек действия. И если я прекращу петь, мне нужно будет заняться чем-то другим, я должна буду что-то делать! Хотя я ничего особо не умею (смеется). Но какое-то дело найду точно! Мне кажется, что если у человека есть дело, он счастлив.
Долгое взросление
Анна Нетребко родилась 18 сентября 1971 года в Краснодаре в семье инженеров Юрия и Ларисы Нетребко. Сестра Наталья старше на три года. Анна пела в ансамбле «Кубанская пионерия». В 1991 году поступила в Санкт-Петербургскую консерваторию. После победы в 1993 году на конкурсе вокалистов имени Глинки дебютирует на сцене Мариинского театра. Оставляет консерваторию и становится солисткой театра. Мировой взлет начался в 2002 году, когда Анна триумфально выступила в «Дон Жуане» на Зальцбургском фестивале. В 2005 году она получает Государственную премию России. В 2007-м включена журналом Time в рейтинг самых влиятельных людей года. В 2008-м становится народной артисткой России. В этом же году у Анны и уругвайского певца Эрвина Шротта родился сын Тьяго. В 2013 году пара рассталась. В феврале 2014 года Нетребко выступила на церемонии открытия Олимпиады в Сочи. До конца года она споет в трех итальянских операх: Леонору в «Трубадуре» в Зальцбурге, леди Макбет в «Макбете» (Метрополитен-опера) и «Манон Леско» в Баварской опере.
Помните, когда вы почувствовали себя взрослой?
А. Н.
(задумывается): Взрослый человек – это тот, кто берет на себя ответственность. Ко мне это поздно пришло. Лет в 30, наверное, когда у меня начались серьезные контракты. И конечно, когда появился сын, тут уже все стало по-другому. Люди, которые меня знают, наверное, скажут, что я очень сильно изменилась за последние несколько лет. Стала взрослее. Даже взгляд изменился…
То есть на самом деле ваша жизнь – это не только опера?
А. Н.:
Конечно! Это я поняла довольно рано. Ну да, первые годы щенячья эйфория – «О-о-о! Пение! Музыка! Театр!» Это быстро прошло. Сейчас, если я не пою, – я про оперу не вспоминаю. У меня нет зависимости от профессии, как у некоторых певцов, музыкантов: «Cлушать музыку, заниматься обязательно!» Закончила петь – закрыла дверь, ушла – все! Занимаюсь другими вещами, организую дом, быт, это все на мне… Мне нравится быть домохозяйкой, все это держать в ежовых рукавицах.
И что для вас теперь самое главное?
А. Н.:
Я не могу этого сказать. Для меня главное все. Я не могу пожертвовать ни своей личной жизнью для профессии, ни профессией ради личной жизни. Это две вещи, которые для меня очень важны, и я не могла бы существовать, действовать и быть счастливой без одной из них. Я довольно долго про детей не думала, мне уже было 35, и тут я поняла: да, мне нужно что-то еще. Захотела семью, ребенка и теперь очень счастлива: я молодец, я хорошая девочка! Конечно, когда родился Тьяго, было трудно сначала, потому что я всю жизнь жила для себя. Мне, чтобы петь, надо высыпаться, питаться правильно, быть здоровой… А тут появляется ребенок, и ему нужно столько внимания, и сил, и всего. Сестра – огромное ей спасибо! – мне очень, очень помогала… то сестра, то подруги, то няни. Это сейчас тут тихо. Вы не представляете, что было полторы недели назад.
А.Н.: Да, Тьяго был со мной месяц. Здесь такое творилось: дети, велосипеды, шары, куча людей, прогулки, дым коромыслом! Было очень весело! Сейчас он вернулся в Нью-Йорк, в школу. Мой сын аутист и учится вместе с другими детьми, которым нужно особое внимание; учителя не разрешают его надолго увозить, пропускать занятия.
В Америке очень успешно работают с такими детьми…
А. Н.:
Поэтому я с Тьяго туда и поехала два года назад! Америка славится своими специалистами, там знаменитый институт, где практикуют метод ABA*. Терапевты говорят, что перспективы хорошие. Но это очень серьезно. Я бы ни за что сама не смогла. Это должны быть специально подготовленные преподаватели с железной нервной системой. Потому что в чем состоит терапия? Никаких лекарств, только занятия, уроки. Они его приучают делать то, что нужно им, а не то, что нужно ему. А у него же характер! Он молодец, очень, очень умный, у него интеллект превышает возрастную норму. Пишет на русском и на английском, читает, рисует, песни поет.
Помочь тем, кому трудно
Особая и важная часть жизни Анны – благотворительность. Хотя публично обсуждать эту тему она считает неправильным. Певица участвует в больших и социально значимых проектах, когда понятно, на что и куда идут деньги. В первую очередь, с ее точки зрения, в поддержке нуждаются больные люди и дети. В 2012 году Анна Нетребко вместе с гражданским мужем Эрвином Шроттом создали детский благотворительный фонд. И хотя супруги расстались, фонд продолжает действовать. Он спонсирует Институт детской ортопедии им. Г.И.Турнера в Санкт-Петербурге, международный проект «SOS-Kinderdorf», помогающий детям-сиротам в 132 странах мира. Анна также поддерживает Международный благотворительный фонд «Рериховское наследие».
«Леди Mail.Ru»: Анна, Юсиф, вы постоянно поете в разных городах по всему миру, многие россияне ездят слушать вас в Милан, Вену. Где вам самим больше всего нравится выступать? Есть ли любимая площадка? Или, может быть, несколько любимых?
Юсиф Эйвазов: Я бы назвал Большой театр.
Юсиф Эйвазов: Мой самый любимый - Большой театр. Меня в нем все устраивает, мне в нем все нравится: атмосфера, архитектура, как гримерки сделаны, как закулисье работает. Если оттуда поступают какие-то предложения - сразу соглашаюсь. И город, в котором он находится, - Москву - я очень люблю. Насчет того, чтобы жить здесь, правда, не знаю… А приезжать очень нравится.
«Леди Mail.Ru»: А бывают ли у вас моменты, когда устаете от пения? Когда петь не хочется?
Пару раз в жизни я во время постановки тосковала. Мне было так скучно... В итоге просто переставала петь роль, потому что она не приносила удовольствия. Но обычно такого не происходит
Анна Нетребко
Юсиф Эйвазов: А иногда приходишь в театр распеваться, спектакль через два - а ни сил, ни голоса нет.
Я уже понял: в такие моменты не стоит поддаваться панике. Недавно в Праге со мной подобное случилось. Ты, Аня, в тот день пела «Онегина» в Париже, да? 27 или 28 мая... Я проснулся, только прилетел из Милана, у меня не было голоса, я был выжат как ... Но это был один из лучших вечеров в моей жизни на сцене. Голос звучал так, как никогда.
«Леди Mail.Ru»: Анна, расскажите, вы бы назвали себя шопоголиком?
Анна Нетребко: Да, конечно!
Юсиф Эйвазов: Однозначно. И я себя тоже! У меня после встречи с Аней открылся такой «клапан». (Смеется.) У меня, правда, бывает все это приступами. У Ани вот - постоянно. Совершенно нормальное для нее состояние. То есть она приехала в Париж, порепетировала и пошла в магазин. Я - нет. Могу приехать в Париж или в Милан и ничего не купить вообще. А могу приехать и купить сразу целый .
Анна Нетребко: Для меня это как терапия.
Юсиф Эйвазов: А вообще, конечно, надо остановиться, потому что одежду уже класть некуда.
Анна Нетребко: Но одежда бывает нужна то тут, то там, в разных городах. Я отдаю, конечно, тем, кто хочет... Но продавать никогда не буду.
«Леди Mail.Ru»: Постоянные переезды вы воспринимаете как преимущество профессии или скорее просто как необходимую ее часть?
Анна Нетребко: Нет, я переезды не люблю. Совсем. Не люблю ни аэропорты, ни самолеты.
Анна Нетребко : Да нет, знаешь, тоже было бы скучно. Через какое-то время бы точно заскучал...
Юсиф Эйвазов: Ну хоть «застыл» бы на пару лет! А потом куда-нибудь бы полетел.
Для людей, которые путешествуют ради удовольствия, которые два-три раза в год уезжают в отпуск, перелет - это счастье. Потому что они сидят в офисе с 9 до 6, потом летят куда-то, и каждая минута путешествия им дорога. Для нас же это рутина
Юсиф Эйвазов
Бывает, прилетел куда-то на один день или на полдня - на концерт или мероприятия… Да, иногда есть преимущества - летишь частным самолетом, например. Но это все равно путешествие, переезд. Ты должен приехать в аэропорт, улететь, спеть, вернуться.
Анна Нетребко: Да, частные самолеты приходится иногда брать. Он [Юсиф] боится летать!
Юсиф Эйвазов: Да не то что боюсь. Я телец, мне нужна земля...
«Леди Mail.Ru»: Насколько я знаю, ваш сын (Нетребко и Эйвазов воспитывают 8-летнего Тьяго, сына Анны и ее предыдущего возлюбленного, баритона Эрвина Шротта. - Прим. ред.) ходит в специальную школу в Нью-Йорке. Часто ли он отправляется в поездки вместе с вами ?
Анна Нетребко: Он проучился там три года, сейчас мы его попробуем в обычную школу отдать – посмотрим, что получится. Уже не в Нью-Йорке, а в Вене.
Школа английская, надеюсь, все будет хорошо. Но не знаю… По крайней мере, мне кажется, что он готов.
Юсиф Эйвазов: Он абсолютно готов. Мальчик такой общительный. Есть какие-то вещи, с которыми он пока не понимает, как жить, но, думаю, научится. Для того и нужны учителя, социализация. Прогресс у него за последние годы колоссальный, он меняется. А насчет путешествий - он это делает с первых дней своей жизни.
Анна Нетребко: Как раз вот он любит путешествовать. (Смеется.)
Юсиф Эйвазов: Самолет, поезд - это все его, он это любит. Никогда не переживает.
«Леди Mail.Ru»: «Когда родился Тьяго, было трудно сначала, потому что я всю жизнь жила для себя», - говорили вы в интервью. И признавались, что после рождения ребенка сильно изменились, стали серьезнее. Удалось ли при этом сохранить в себе немного «детскости», непосредственности, легкости?
Конечно, ребенок - это ответственность. Даже если он не аутист. Любая женщина, у которой есть ребенок, становится серьезнее. Потому что - всё: у тебя есть маленький человек, за которого ты в ответе. Это само собой
Анна Нетребко
Юсиф Эйвазов: Прибавляется забот.
Анна Нетребко: Да, было немножко тяжело. Сейчас получше. У нас есть люди, которые нам помогают. Это естественно. Сама бы я не справилась.
Юсиф Эйвазов: С нашей работой это нереально, невозможно.
«Леди Mail.Ru»: Что самое главное вы бы хотели вложить в Тьяго, какие качества хотели бы в нем воспитать?
Анна Нетребко: Ох, господи. Хочу, чтобы он человеком был хорошим. Это самое главное. Хотелось бы, чтобы он, конечно, работал, чтобы у него была профессия. И мне абсолютно все равно, какая: главное, чтобы была легальная. (Смеется.)
Юсиф Эйвазов: Он знает, что можно, что нельзя. Нет никакой вседозволенности. Есть режим.
Анна Нетребко: Особенно он слушает Юсифа. Очень! (Смеется.)
Юсиф Эйвазов: Я не позволяю лишнего, потому что знаю, во что это может вылиться. Надо, чтобы он изначально знал и понимал слово «нет». Если «нет», так «нет». А так у него есть абсолютно все.
Анна Нетребко: У него очень разнообразная жизнь. Мы стараемся, чтобы ему было интересно. Малейший интерес мы сразу поощряем.
Юсиф Эйвазов: Но он не избалованный.
«Леди Mail.Ru»: Анна, листая ваш Instagram, нельзя не заметить, как ярко вы одеваетесь в повседневной жизни. Вы сами придумываете образы или, может быть, есть стилист, с которым вы работаете и вкусу которого доверяете?
Анна Нетребко : У меня нет никаких стилистов, я все подбираю сама. Многие сценические платья мне шьет Ирина Витязь, некоторые покупаю где-то. В жизни и на красной дорожке классический стиль не люблю, выбираю крайне редко: могу, конечно, но мне это неинтересно.
Мне нравятся навороты, нравится одеваться интересно, современно. Мне нравятся многие дизайнеры такие очень… неадекватные. (Смеется .) И я смешиваю стили.
Я сама хожу по магазинам, смотрю, что мне нравится, учитываю, что мне идет. Ну и плюс исхожу из возраста, конечно.
«Леди Mail.Ru»: Кстати, насчет Instagram: вы оба очень активны в соцсетях. Что для вас значат соцсети?
Анна Нетребко: Это фан. Instagram у меня очень позитивный. И я никогда не буду ставить посты грустные или какие-то еще посты… Вот у нас сейчас был тяжелый период, не очень хороший. Болели… я им [подписчикам] не буду этого говорить. Зачем? Мои подписчики - это в основном женщины, почти все - русские. Они смотрят, как я улыбаюсь, и сами становятся радостными. И потом я выставляю то, что вижу. А жизнь интересная. Столько событий! И люди говорят: «Мы учимся у вас жить».
Людям нужен позитив. Они его от нас ждут. Если еще и мы начнем жаловаться… зачем? Людям и так живется непросто сегодня. Они очень часто пишут комментарии о том, что мы дарим свет им, надежду на то, что в будущем что-то будет хорошее. Это важно. В этом цель соцсети и польза
Юсиф Эйвазов
Юсиф Эйвазов: Когда там начинаются скандалы, разборки, мы никогда не участвуем.
«Характер у меня как у Наташи Ростовой»
Солистка Мариинского театра сопрано Анна Нетребко – восходящая звезда мировой оперы. После триумфального выступления в нью-йоркском спектакле «Война и мир» на нее обратили внимание самые выдающиеся дирижеры мира. Николаус Арнонкур выбрал ее для исполнения партии Донны Анны в «Дон Жуане» Моцарта в Зальцбурге. Впервые русская певица пела партию моцартовской примадонны на главном мировом фестивале. С Анной Нетребко встретился корреспондент Газеты Вадим Журавлев .
Вы абсолютно современный человек, на нашу встречу приехали на велосипеде. Вам, наверное, легко было работать в зальцбургском «Дон Жуане», приближенном к современной жизни?
А я в первый раз пела в таком спектакле. Мне было очень интересно, но трудно. Здесь очень много построено на воображении, на актерской свободе, чего, как я считаю, в опере быть не должно. Репетиции поначалу проходили очень тяжело, потому что певцы не понимали, чего от них хочет режиссер. Но потом, когда мы посмотрели спектакль с декорациями, со светом, всем очень понравилось.
А с кем было интереснее работать: с молодым режиссером Мартином Кущеем или с патриархом моцартовского музицирования Николаусом Арнонкуром?
Ну, это разные вещи. Арнонкур – замечательный, отзывчивый. На него смотришь – он тебе дает все, даже энергию. Иногда он бывает уставшим, как все. Он помогал певцам, хотя многие спорят о его темпах. Если я его просила играть что-то быстрее, то он шел за мной. Он пять лет искал певицу на роль Донны Анны. Я приехала к нему на прослушивание больная и спела две фразы. Этого было достаточно. Надо мной все смеялись, и никто кроме Арнонкура не верил в то, что я смогу спеть Донну Анну.
Русские певцы больше любят петь в итальянском репертуаре. А вы?
Я всегда была моцартовской певицей, дебютировала в Мариинском театре в «Свадьбе Фигаро». Я уже спела в «Идоменее» с Пласидо Доминго, сейчас еду петь в Covent Garden Сервилию в «Милосердии Тита». Я пою и итальянский репертуар, но моцартовская музыка – это как будто моя правая нога, на которой я буду прочно стоять всю мою карьеру.
А что тогда левая? Итальянская или русская?
С русской музыкой я не буду почти связана. У меня есть три-четыре русские оперы, которые я пою: «Война и мир», «Руслан и Людмила», «Царская невеста», «Обручение в монастыре». Этого достаточно. Я заключила контракт с фирмой Deutsche Grammophon и буду записывать пять дисков. Они категорично настроены против русского репертуара. И первый диск будет с ариями из французских и итальянских опер – от «Сомнамбулы» Беллини до «Фауста» Гуно. Дирижировать будет Джеймс Левайн, главный дирижер Metropolitan Opera, с которым я только что впервые спела Четвертую симфонию Малера. Летала из Зальцбурга на фестиваль в Швейцарию. Но Левайн есть Левайн. Я так старательно работала над немецким языком, что все меня похвалили.
А вы для этого занимаетесь с педагогом?
Ни с кем не занимаюсь. Я прошла эту партию два раза с английским пианистом. Я слушаю диски и могу очень точно скопировать произношение. А все остальное я беру от дирижера. Я очень внимательно слежу за ними и моментально реагирую на все их установки. Почему Арнонкур был доволен моей работой? Потому что я была очень внимательна к тому, что он говорил. Он мне даже сказал вчера, когда я ошиблась в арии первый раз: «А я думал, что ты не человек, потому что ты никогда не ошибаешься».
У вас есть удовлетворение тем, что вас так здорово принимают в этой главной для Зальцбурга опере и главной для этой оперы партии?
Конечно, но я стараюсь об этом много не думать. Ведь если об этом много думать, то «голова вырастет», будешь думать о себе, о своей гениальности. Это не про меня. Надо к этому относиться как к факту. Например, я в этом спектакле пою с такой звездой, как Томас Хэмпсон, даже целуюсь с ним. Будем относиться к этому спокойно.
Да, я всегда туда возвращаюсь и буду возвращаться, пока театр будет этого хотеть. У меня прекрасные отношения с Валерием Абисаловичем. Здесь в Зальцбурге мы в очередной раз признались друг другу в большой человеческой любви. Моя карьера процентов на семьдесят – от него. Именно он не боялся рисковать и бросать меня на ответственные постановки, даже когда я ничего собой не представляла. Так я потихоньку и карабкалась.
Какая партия была самой рискованной – Наташи Ростовой?
Людмила из «Руслана и Людмилы» Глинки. Партию Наташи я выучила всего за пять дней, я ее даже не «впевала». Но мне всегда было очень удобно ее петь. Все говорят, что это партия для крепкого голоса, но на мой голос она сразу легла. А на характер – тем более. Характер у меня точно как у Наташи Ростовой.
А у вас появились уже любимые партнеры?
Я везучая, у меня все партнеры хорошие, и я их обожаю. И они меня, кажется, тоже. Прекрасен был Дима Хворостовский в «Войне и мире» в Нью-Йорке. А Майкл Шаде, который поет в Зальцбурге Дона Оттавио, пользуется тем, что я должна быть на сцене в обмороке и ничего не могу сделать. И он каждый раз меня то ущипнет, то укусит.
У вас есть премьерные планы в Мариинке?
Мы делаем «Травиату» в следующем сезоне, снимаем фильм на DVD. Режиссером будет Шарль Рубо, который поставил в Питере «Турандот». Но я боюсь после Моцарта переключаться на «Травиату», не буду ее много петь. Я буду исполнять другие партии, например, Джильду в «Риголетто». Я должна была петь ее в La Scala с Риккардо Мути. Я занималась с ним, репетировала, но заболела сильно и не пела спектакли. Я очень много взяла от Мути. Он, конечно, очень трудный: не дай бог с ним работать! Я ощутила атмосферу La Scala – и мне хватило. Но Джильда у меня теперь в кармане.
В жизни вы так просты и естественны, что невольно рождается вопрос: современная девушка, каждый вечер одевающая кринолины и парики, изображающая романтических дев, не сходит ли от этого с ума? Не хочется пойти в ночной клуб, на дискотеку?
В ночные клубы я хожу, правда, не очень часто. Если я пою спектакли, то не могу туда ходить – слишком большая ответственность. На мозги больше всего действуют дурные мужчины. Вчера мне бросил цветы на сцену один фан. Он появился в Нью-Йорке, а раз сюда приехал, то будет бросать цветы каждый спектакль. Причем он пишет письма, в которых объясняет, когда он в следующий раз будет бросать или почему он на следующем спектакле не может бросить. И как я должна ловить этот букет. Перед каждой премьерой мне доставляют от него бутылку Don Perignon, и мы ее со всеми певцами распиваем после премьеры.
